Александр Владимиров "Призрак Белой страны"

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Никита Никодимович открыл футляр, в котором лежало бриллиантовое ожерелье, осторожно достал его. Сидящий напротив человек усмехнулся и сказал:

- Разрешите?

- Конечно! Оно специально для вас.

Рука в перчатке взяла ожерелье, глаза внимательно осмотрели его. Наконец человек произнес:

- Цена прежняя?

- Мы же договорились.

- Да, но в вашем бизнесе возможны любые неожиданности.

- Что вы! Превыше всего – данное слово. На том и стоим. Традиции русского купечества, как Морозов и Мамонтов (Савва Морозов и Савва Мамонтов – знаменитые русские купцы, которые, среди прочего, славились своим словом. – прим. авт.).

- Плохое сравнение. Те люди созидали. А вы, уж извините, - обычный мошенник.

- Зачем же так? – надул губы Никита Никодимович. – Коль мы начали сотрудничать…

- Коль начали сотрудничать, извольте слушать о себе правду.

Степанов вздохнул, развел руками. Его собеседник продолжал:

- Тяжело стало без госпожи Федоровской?

- Еще бы! Наш бизнес сопряжен с большим риском. Поэтому и нужен известный, уважаемый в городе человек. Такой, как вы.

- Дело прибыльное, не спорю. Но ведь и опасное.

- Полиция так ни до чего и не докопалась.

- Откуда вы знаете?

- У вас наверняка информация более серьезная. Однако… пока гуляем, - несколько нервно ответил Никита Никодимович.

- Как верно заметили: пока! И не забывайте об убийце. Он начал вершить свое правосудие именно с Федоровской.

- Вы изволили сказать «правосудие»?

- Шутка.

- Дело совсем не шуточное…

- Ладно, не буду, - вроде бы согласился сидящий напротив. И тут же опять: - Но ведь Федоровскую убили!

- По моим сведениям ее убили за политику. Она была связана…

- Она была убита, потому что убийца посчитал, такая женщина вредна для морали и нравственности нашего города, - перебил собеседник.

- Все шутите.

- Нет, не шучу.

Степанов ощутил, как по спине пробежал холодок страха. Поведение явившегося на встречу человека нравилось ему все меньше и меньше.

- Ладно, - послышалось примирительное. – Есть одно главное условие нашего сотрудничества: никто и никогда не должен узнать о моей роли в вашем «бизнесе».

- Никто и никогда! – подтвердил режиссер. – Вы появились инкогнито. Я так удивился, увидев именно вас.

Глаза собеседника лукаво блеснули:

- Вам требуются мои контакты, связи?

- Желательно бы.

- Кто именно?

- Многие чиновники и их жены в Старом Осколе захотели бы иметь такую роскошь, да по соответствующим ценам… вы меня понимаете.

- А что еще у вас есть?

- Много чего. И все, минуя таможню. Выгода полнейшая. Я сам был человек маленький, лишь иногда посредничал. А вот теперь, после смерти Зинаиды Петровны, многое пришлось брать в свои руки.

- Вы, случаем, не знаете, кто убил Федоровскую?

- Откуда?! Однако человек тот ужасно опасен и… безрассудно смел. Пробраться на второй этаж дома актрисы, когда вокруг столько слуг! И собака во дворе.

- Он проник ночью. Да и слуги – одно название. Засыпают раньше хозяев.

- Откуда вам известно?.. В таких подробностях.

- Подумаешь! – хмыкнул собеседник, - весь Старый Оскол в курсе того, что Федоровскую убили ночью. А насчет слуг… у меня ведь они тоже есть. Кому, как не мне, знать их дурной характер. Вопрос в другом: кто тот безрассудно смелый убийца?

- Да, - согласился Никита Никодимович, - вопрос остался без ответа.

- Не для меня.

- Как?! Вы в курсе?!..

- Еще бы.

- Почему не сообщите в полицию?

- Зачем доносить на себя?

Степанов нервно хихикнул. Почему-то собеседник начинал его пугать всерьез. В его постоянных, настойчивых до неприличия шутках было что-то жуткое, завораживающее.

- Вернемся к нашим делам! - чуть не в истерике воскликнул режиссер.

- Вернемся, - согласился собеседник. – Вы хотите сделать наш город центром международной контрабанды. И ждете от меня посильной помощи.

- Зачем так грубо?..

- Как уж есть. Только задача у меня другая. Как говорит наш любимый начальник полиции Корхов: «Очистить город от скверны».

- Корхов имеет отношение к убийствам? – невольно вырвалось у Степанова.

Собеседник захохотал. От этого смеха у режиссера онемели внутренности. Либо прекращать глупую игру, либо…

- Я, пожалуй, пойду, - поднялся Никита Никодимович.

- Мы же не обсудили до конца наши дела.

- Ваши… шутки. Они неуместны.

- Неужели не понятно: это не шутки. И никуда вы не уйдете. Я не могу вас отпустить.

- Как это?..

Степанов не увидел, как в руках собеседника появился нож. И уж никак не ожидал такого стремительного удара в шею. Свет перед глазами мгновенно померк, разноцветный мир провалился в пустоту.

- Еще с одной скверной покончено, - задумчиво промолвил убийца.

Снова открыта коробка, вытащено драгоценное ожерелье и засунуто убитому в рот:

- Спи спокойно, дорогой друг. Пусть все видят, что я не грабитель.

Теперь оставалось незаметно выскользнуть отсюда. Соседи бывают не в меру любопытны. И случайные прохожие могут оказаться некстати.

Убийце опять повезло, он ушел незамеченным.

Через некоторое время Степанова хватятся, станут повсюду искать, обнаружат этот небольшой офис и его самого.

У Репринцевой возникло странное ощущение, будто она и другие студенты не гости здесь, а пленники. Вместо Прошкина их теперь сопровождали два дюжих молодца – сотрудники консульства. Они добросовестно водили ребят по городу, показывали достопримечательности Курска, причем настоящие – от кафедрального собора, до знаменитого дома, где до сих пор проходили дворянские собрания. О революционных местах было сказано вскользь, да и то по обязанности. Все вроде бы хорошо, но… вели себя сотрудники консульства как тюремщики, не отпускали ребят ни на минуту. Даже когда Валентине захотелось в туалет, один из парней готов был сопровождать ее, потом потребовал, чтобы с ней пошла Надежда. На удивленный возглас девушки кратко ответил:

- Во избежание провокаций.

Репринцева никогда не видела таких комфортабельных туалетов с большими зеркалами, множеством умывальников. В одном из зеркал мелькнуло напряженное лицо Надежды. Под глазами еще ярче выступали синие круги.

«Она как больная!»

Но поскольку Погребняк снова решительно отказалась говорить о своем состоянии, Валентина спросила ее о другом:

- Тебе не показалось, что они не гиды, а конвоиры?

- Перестань молоть чушь, - огрызнулась Надежда, только в голосе ее прозвучал не гнев, а отчаяние.

Валентина вздохнула, направилась к выходу и тут услышала… легкий стон. Она обернулась… Погребняк, тяжело дыша, прислонилась к стене. Репринцева кинулась к ней, но та резко оттолкнула ее.

- Отстань!

- Надя, тебе надо к врачу!

- Я здорова! Понимаешь, здорова! А виновата ты!

- Милая, в чем моя вина?

Погребняк закрыла лицо руками и зарыдала. Однако громкие голоса за дверью «тюремщиков» из консульства вернули ее к действительности. Она резко провела ладонью по лицу и сказала:

- Пошли!

- Стой! Я хотя бы осмотрю тебя, мы же не случайно прошли в университете курсы медсестер.

- Я в порядке, - простонала Надежда.

Вроде бы пульс у нее нормальный. «Она не хочет обращаться к местным врачам, - решила Валентина, - думает дотерпеть до границы».

- Мне лучше! – повторила Надежда. – Мне уже хорошо!

Представители консульства с интересом посмотрели на девушек, но ничего не сказали. Времени на осмотр города не оставалось, группа советских комсомольцев под «всевидящим оком» отправилась на вокзал.

Тут царили шум от паровозных свистков, возгласов толпы, грохотали тележки носильщиков, которые призывали всех посторониться. Публика была самая разношерстная: от изысканно одетых дам и господ до жителей деревень; многие постоянно оглядывались, пытались что-то узнать. Торгующие с лотков миловидные женщины предлагали купить пирожки, мороженое:

- Подходите, дамы и господа, дорога дальняя, следует подкрепиться.

Валентина захотела мороженого, Давид и Рустам - пирожков, у одной Надежды не было аппетита.

- …Ребята, не забудьте перевести часы, - напомнил Давид.

- Правильно! – подтвердил Рустам. – Мы на час впереди (Первый раз декретное время в СССР было принято в 1930 г. – прим. авт.). Мы всегда и во всем впереди.

- А наш поезд? – поинтересовалась Валентина. – Он уже пришел?

Гудок послышался одновременно с ее словами. Поезд Курск-Москва как раз подходил к перрону. Давид и Рустам трижды радостно рыкнули: «Ура!», Валентина обреченно опустила голову, а Надежда ощутила в сердце жар. Она еле сдерживалась, чтобы не закричать:

- Валька, сматывайся, дура!

- Кажется, у нас четвертый вагон, - сказал Давид.

- Точно, четвертый, - ответил Рустам и, несмотря на тяжелые чемоданы, заплясал. Этот мир ему, человеку гор, был бесконечно далек. Не терпелось вернуться в Москву, а еще лучше к себе, в горный аул, где иное устройство жизни, иные ценности. Хотя и в Москве в принципе неплохо… Но только не здесь! Не его это, не его. Возможно, когда-нибудь все изменится, в тот же Курск или Старый Оскол понаедет много джигитов, тогда Рустам почувствует себя как на родине. Но когда такое случится?

Поезд остановился. До их четвертого вагона осталось пройти совсем немного.

-… Вы их не видите, Анатолий Михайлович?

- Пока нет. И вы глядите в оба, глаза молодые, здоровые.

Толпа густо напирала, Горчакову показалось, будто бы весь мир ополчился против него. И тут он ее заметил! Валентина несла чемодан, как и все в их группе.

- Вон они!

Александр думал ринуться к ней, однако тяжелая рука начальника полиции опустилась на плечо.

- Остановитесь!

- Но Валя…

- Да стойте же! – рассвирепел Корхов. – Можно сгоряча испортить дело. Обратите внимание на двух молодых мужчин рядом с ней.

Только сейчас Александр увидел, как двое здоровенных парней буквально отрезали Репринцеву от окружающей среды. Кто они?

- Наверняка числятся работниками консульства, - пояснил Анатолий Михайлович. – На самом деле – сотрудники НКВД. Их цель – чтобы Репринцева добралась до границы. И уже после этого ее арестуют.

- Так действуем! Действуем! – Горчаков начал терять терпение, вместе с ним и голову.

- Сейчас мы подойдем к ним. Никаких лишних эмоций. Вы приехали попрощаться. И привезли с собой газету с ее статьей.

- Газету с ее статьей? – механически переспросил Горчаков.

- На самом деле отдадите ей тот номер, где напечатано об аресте и смерти ее отца. Ручка есть?

- Есть.

- Быстро обведите нужный материал.

- А вы?

- Я просто подвез вас. У меня задание доставить в Старый Оскол преступника, которого мне должны передать коллеги из курской полиции. Но до моей скромной персоны дело вряд ли дойдет. Все ясно?.. Тогда идем. И помните: перед вами – профессионалы.

Горчаков привык считать себя лидером, но тут почувствовал, как чужая воля подчиняет его. Он не сопротивлялся, главная задача спасти Валентину!

- …Фу! Наконец-то, - простонал Давид, поставив чемодан.

Репринцева не отвечала. Она лишь с ужасом видела, что это четвертый вагон, сейчас она войдет в него и никогда не узнает, что случилось с Александром Горчаковым из отныне недостигаемого для нее Старого Оскола.

- Доставайте билеты, - сказала Надежда.

Валентина полезла в карман и вдруг услышала:

- Вот так встреча!

Голос такой знакомый и… родной. Репринцева обернулась и чуть не упала в обморок. К ней спешил Александр, а рядом с ним – начальник старооскольской полиции. Охранники насторожились, незаметно подтолкнули Валентину вперед. Уже открылась дверь вагона, возникла стройная белозубая проводница.

- Валя! – Александр ухватил ее за рукав. И тут один из охранников процедил сквозь зубы:

- Отстаньте от девушки! Она – подданная другого государства.

- В чем дело? – на лице Горчакова отразилось искреннее удивление. – Репринцева – мой соавтор, я обязан передать ей газету со статьей. Поэтому я и опоздал. Ездил в редакцию за номером.

- Написала и будя… - прошипел тот же охранник. – Оставьте ее себе на память.

- Как - себе на память? – возмутилась Валентина, она уже простила Александру его опоздание. Он все-таки приехал! Все-таки нашел ее!

- Разрешите представиться, господа, - тем временем вступил в разговор Анатолий Михайлович. – Я начальник полиции.

- У нас нет никаких дел с полицией, - ответил второй охранник. – Мы сотрудники советского консульства.

- Разве я в чем-то обвиняю? – Корхов сделал круглые глаза. – И вообще здесь чужая для меня территория. Я - по своим делам. Мне должны передать опасного преступника. Он сбежал из нашего города и, как выяснилось, спрятался в Курске.

Первый охранник взглянул на второго, тот одобрительно кивнул. Вроде бы эти «приставучие господа» не представляют опасности.

- Я слышал, в СССР очень активно борются с уголовными элементами, - продолжал отвлекать внимание парней Анатолий Михайлович. – Интересно изучить эти методы. Кое-что нам бы наверняка пригодилось.

Представители консульства посмотрели на него с уважением, не так уж часто официальное лицо буржуазной страны хвалит что-то в советской.

А Горчаков уже вытащил газету и ткнул пальцем в подчеркнутую заметку:

- Читай!

- Но это же… Что это?!

Охранники слишком поздно поняли, что пропустили хитрость Александра. Выигранные секунды оказались роковыми. Когда один из них вырвал из рук Валентины газету, она уже прочитала…

Она вскрикнула, непонимающе посмотрела на советских представителей, прошептала:

- Мой отец?..

И тут не выдержала Надежда, ее голос сорвался на крик:

- Твоя мать умерла, когда его арестовали. И уже в тюрьме профессор Репринцев покончил с собой.

У Валентины закружилась голова, куда-то поплыли вокзал, люди, вагон. Ноги подкосились, она повалилась на перрон…

Один из сотрудников консульства подхватил ее, но державший с другой стороны девушку Горчаков грозно предупредил:

- Не смей ее касаться!

- Парень, - сказал второй охранник, - у меня в кармане пистолет. Я умею стрелять, не вынимая рук. Так что лучше отойди.

- И я стреляю, не вынимая рук из кармана, - сердито буркнул Корхов. – Старый трюк.

- Око за око? – ехидно заметил охранник.

- Так получается. Мне терять нечего, я старый и больной. А вот ты мог бы пожить.

Произошло небольшое замешательство, сотрудник консульства решил, что старик не шутит. Умирать же не хотелось даже за ленинские идеалы и товарища Сталина. Пока он раздумывал, как поступить, послышались свистки, появилась полиция.

- В чем дело?

- Вот эти товарищи хотят насильно увезти девушку, - сказал Горчаков.

- Неправда, - вцепившийся в девушку охранник. – Эта гражданка советская подданная, а мы – представители консульского отдела СССР. Гриша, покажи им документы.

Его напарник протянул документы и сердито заявил:

- Хорошо, что вы тут. Задержите этих людей, они пытаются похитить иностранную гражданку.

- Но ей плохо.

- Обычный обморок. Наши врачи приведут ее в чувство. Сейчас позвоним в консульство.

Полицейские растерялись, связываться с представителями иного государства им не хотелось. И тут Старый Лис вновь нашелся:

- Я – начальник полиции Старого Оскола Корхов Анатолий Михайлович, заявляю, что документы у этих господ могут быть поддельными. Необходимо разобраться.

- Разберемся, - сказал подошедший полицейский чин. – Девушку срочно в медпункт, а вас прошу за мной. Всех!

Первый раунд был выигран, предстоял следующий.

Валентина открыла глаза. Большая белая палата и женщина в одежде сестры милосердия. Именно таких сестер она запомнила из старых отцовских журналов, посвященных Первой мировой войне. Увидев, что девушка пришла в себя, женщина тут же осведомилась о ее состоянии, затем ушла и появилась вновь, но уже не одна. Ее спутница была в белоснежном халате и строгих очках.

«Врач!» - догадалась Репринцева.

Доктор села рядом, прощупала пульс, внимательно посмотрела Валентине в глаза.

- Расскажите, что случилось?

Память возвращалась быстро. Несколько минут – и Валентина смогла восстановить всю картину событий за последний час. И тут она не выдержала, зарыдала. Сестра милосердия кинулась к ней, дала что-то выпить. Валентина постепенно успокоилась и… рассказала. Рассказала, ничего не утаивая, хотя не знала, кто эта женщина и какую роль может сыграть в ее судьбе? Однако слова сами вырывались … Врач внимательно выслушала, затем произнесла:

- Кто они – люди или звери? Нет, они хуже зверей, те не уничтожают себе подобных. Чтобы так, да еще под бравурные марши!.. Я ведь и сама сбежала оттуда. Пока отдыхайте. Закройте глаза и попробуйте немного поспать.

Валентина послушалась, однако успокоиться не могла, ее лихорадило. Ей сделали укол, и она опять погрузилась в сон.

А совсем рядом развернулись нешуточные бои. Сотрудники советского консульства заявили, что если Валентину Репринцеву немедленно не выпишут из больницы, разразится международный скандал. Долечиваться девушка будет в больнице при самом консульстве, а потом уже дома, в Москве. С другой стороны Горчаков убедительно доказывал полицейским: отпускать девушку нельзя, есть реальная опасность, что дома ее ждет уголовное преследование как дочери врага народа. Начальник полиции Курска выслушал доводы обоих сторон и сделал заявление:

- Дело сложное, во многом следует разобраться. Но мне только что позвонила лечащий доктор этой девушки. Несколько дней ей придется провести в больнице.

- Как несколько дней? – возмутился сотрудник советского консульства. – Я уже говорил, что наши специалисты…

- Ничем не могу помочь, - перебил начальник полиции Курска. – Так сказала ее врач.

- На каком уровне возможно решить этот вопрос?

- Ни на каком. Даже президент не станет вмешиваться. В свое время и Верховный правитель Колчак вам бы не помог. Лечащий доктор – главное лицо. Дискуссия закрыта, господа.

Работники консульства вышли из кабинета начальника полиции в настоящей ярости. А он тем временем обратился к своему коллеге из Старого Оскола, с которым его связывала старая дружба:

- Анатолий Михайлович сделал все возможное. Но долго держать ее в больнице не сможем. И потом, вдруг она сама изъявит желание вернуться на родину?

- Не изъявит, - заявил Александр. – Думаю, что смогу ее в этом убедить.

Начальнику курской полиции позвонили, он выслушал сообщение, одутловатое лицо сразу помрачнело, морщины на лбу стали видны явственнее.

- Что случилось, Олег Васильевич? – спросил Корхов.

- Советский консул! Требует, чтобы я немедленно принял его.

- Почему бы вам его не принять?

- В самом деле.

Олег Васильевич снял трубку и кратко бросил:

- Пригласите господина… виноват, товарища консула.

- Нам удалиться? – поинтересовался Анатолий Михайлович.

- Чего уж там, оставайтесь.

Горчаков внутренне приготовился. Если потребуется, он скажет этому консулу все, что думает. Подумаешь, шишка! Александр в своей стране и представляет четвертую власть.

Но когда консул вошел, Горчаков онемел. Материализовались самые страшные видения: он увидел карлика из детства, уже столько времени терроризирующего его сознание. Да, карлик постарел, многое в его внешности изменилось. Однако это был он!

От волнения Александр не услышал начала разговора. Стоило невероятных усилий, чтобы собрать всю волю в кулак. Он обязан это сделать ради Валентины!

- …Она гражданка СССР, - резкий голос снова воссоздавал чудовищные воспоминания. Тогда, в поезде, карлик распоряжался судьбами других, теперь пытается все повторить. Но уже в другой стране!

(«Я повсюду приду!»)

- По нашим законам мы не можем ее передать вам, пока не будет соответствующего разрешения лечащего доктора.

- Мы доверяем только своим врачам.

- Мне уже ваши сотрудники говорили. Однако сомневаться в квалификации Воронцовой Елены Борисовны у нас нет никаких оснований.

- Так, так… Вы ведь знаете, где она получила диплом врача? В СССР. Теперь этого диплома ее лишили. Вот документ.

- Ее лишили не по профессиональным критериям, - возразил Олег Васильевич. – Вот встречный документ о том, что у нас она прошла переквалификацию.

- Странно, господин начальник полиции, - губы консула тронула едкая усмешка. – Между нашими государствами только-только нормализуются отношения, а вы (уверен, не осознанно) пытаетесь спровоцировать международный скандал.

- Что вы, Лев Семенович! – улыбнулся и Олег Васильевич, но по-доброму. – Из-за какого-то пустяка да осложнение отношений! Два, от силы три дня, и Репринцеву выпишут. И если она захочет, сможет вернуться обратно.

- Такое положение дел нас не устраивает, - заявил консул. – Вновь напоминаю о возможном ухудшении отношений. И действительно из-за пустяка.

- Уверен, этот пустяк не испортит отношений, - вторично возразил Олег Васильевич.

- И все-таки вынужден настаивать.

Горчаков хорошо понимал, что не должен влезать в разговор, да не выдержал, сорвался:

- Зачем вам нужна дочь врага народа? Собираетесь посадить ее в тюрьму? Вы ей уже придумали обвинение?

Не повернув головы в его сторону, консул ответил:

- Если по законам СССР ей будет предъявлено обвинение, мы тем более затребуем ее выдачи. Надеюсь, Российская Империя не станет покрывать беглую преступницу?

- Она не преступница!

Корхов недовольно посмотрел на своего молодого товарища, однако по-прежнему молчал. А консул поспешил воспользоваться очередным промахом молодости.

- Это определяет суд. Не виновна – уйдет с миром, дети не должны отвечать за родителей. Если виновна… уж, извините.

- И вы извините, Лев Семенович, другого решения у меня нет, - ловко ушел с «опасной дорожки» начальник курской полиции. Его тон был на редкость любезным.

- Повидать-то ее хотя бы смогу? Или она настолько больна, что любые контакты запрещены? Тогда о каких нескольких днях может идти речь?

Удар был нанесен точно в цель. Валентина не в таком состоянии, чтобы запретить ей свидания.

- Да, навестить ее вы можете, - сказал Олег Васильевич.

- Спасибо. Я хотел бы сделать это немедленно.

- Мы свяжемся с больницей и постараемся получить разрешение доктора.

- Сколько времени на это уйдет? – не унимался настырный карлик.

- Немного.

- Мне нужно увидеть ее как можно скорее, - повторил Лев Семенович.

- В течение часа я с вами свяжусь.

- Почему бы прямо сейчас, при мне не позвонить в больницу?

- Я звонил туда как раз перед вашим появлением. Елена Борисовна на обходе. Мы договорились, что свяжемся через час. Ждите. Извините, что вам пришлось потерять столько времени.

Недвусмысленный намек заставил консула подняться. Он сухо распрощался с Олегом Васильевичем, Корхову отвесил легкий кивок, а Горчакова даже не удостоил взглядом. У самой двери остановился и, как бы невзначай, произнес:

- С нетерпением буду ожидать звонка.

Когда он исчез, Александр ощутил невероятное облегчение. Похоже, подобное чувство возникло и у Олега Васильевича. И лишь Корхов как обычно оставался невозмутим.

В кабинете наступило тревожное молчание. Олег Васильевич даже не ответил на дважды трезвонивший телефон. Горчакову не терпелось немедленно выяснить мнение двух полицейских, опытных людей, каждый из которых годился ему в отцы. Но те как назло не проронили ни слова. Наконец Александр не выдержал:

- Никак нельзя помешать его посещению больницы?

- Никак, - отчеканил Олег Васильевич.

- Боюсь, он потребует конфиденциальной встречи.

- Так и случится.

- Он ей наобещает в три короба, или запугает.

- Конечно, - подтвердил Анатолий Михайлович. А начальник курской полиции добавил:

- Теперь все зависит от девушки. Поддастся ли она на обман и провокацию?

- У этого прощелыги методы отработаны, - ответил ему Корхов.

- Но не в нашей власти запретить им свидание.

- Никто и не говорит, что его следует запрещать, - Анатолий Михайлович кивнул Горчакову и тот понял его без слов.

- Я должен его опередить! – вскочил молодой человек.

Олег Васильевич внимательно взглянул в его глаза:

- Уверены, что она поверит вам?

- Уверен!

- Тогда поспешите в больницу, вот адрес. 311 палата. Лечащего врача я предупрежу.

Александр вылетел в коридор, но его остановил Корхов. Он отвел журналиста в сторону, опять положил ему на плечо свою тяжелую ручищу и жестко предупредил:

- Это нужно сделать!

- Не убеждайте, Анатолий Михайлович. Я… люблю ее.

- Не натвори глупостей, - Корхов неожиданно перешел на «ты». – Не убедишь Валентину, смотри…

Здоровенный кулак оказался у самого носа Горчакова, прозвучала нешуточная угроза:

- Не спущу!

- Анатолий Михайлович, я хотел вам сообщить… времени нет, но я быстро.

И он в нескольких словах рассказал о своей встрече в детстве с карликом, который превратился ныне в консула.

- … С тех пор он приходит ко мне в страшных снах.

- Тогда у вас есть возможность навсегда избавиться от этого кошмара, - старый полицейский снова произнес официальное «вы».

Горчаков бросился бежать. И опять… в ушах едкий смех карлика: «Решил потягаться со мной?» Александр на мгновение застыл, но только на мгновение. Сбросив оцепенение, помчался в больницу.

Все страхи отринуты! Теперь он думал лишь о спасении Валентины.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Больше всего его раздражали размеренность и спокойствие окружающей обстановки. Люди никуда не спешили, останавливались, приветствуя друг друга, и погружались в долгие задушевные беседы. Александру хотелось кричать: «Послушайте, молодая женщина в опасности! Давайте спасем ее всем миром!» Только кто бы из них понял его?

Как и в Старом Осколе, машин здесь немного, легче поймать пролетку. Горчаков так и сделал, и уже минут через двадцать оказался у дверей больницы. Взбежал по лестнице, думал броситься к окну регистратуры, но… остановился. В холе находился один из тех здоровенных парней, с которыми пришлось столкнуться на вокзале. А именно - тот злобный тип, что готов был применить оружие. Сейчас он тщательно обшаривал глазами помещение. На счастье Александра, в момент его появления, глядел в другую сторону. Вот дела! Кто бы и что не говорил Горчакову о «тонкой работе» за рубежом советских агентов, у него было на сей счет свое мнение: такой, как этот, не остановится ни перед чем, при случае и впрямь применит оружие. Собственная судьба для него может оказаться менее важной, чем приказ начальства.

Александр быстро ретировался назад. Следовало решить, как проскользнуть незамеченным? Это - самый сложный для него участок, вряд кто из советского консульства «крутится» на этаже возле палаты, просто не разрешат.

Идея родилась неожиданно. Она показалась немного глупой, но вдруг сработает?..

Горчаков подошел к дежурившему у входа молодому охраннику с простоватым выражением лица, доверительно сказал:

- Требуется ваша помощь.

- Моя? – удивился тот.

- Видите напротив вас на скамейке грустную девушку?

- Вижу. Только почему вы решили, что она грустная?

- Разве нет?

- Она даже улыбается.

- Это нервное.

- Откуда вы знаете?

- Я ее брат.

- А от меня что надо?

- Там в холе разгуливает один парень, высокий такой, в темном, немодном костюме. Он сделал сестре ребенка и теперь прячется.

- Вот гад! – на лице охранника появился настоящий гнев. – А вы… а ты, как брат, что же?

- Попробуй сладь с таким боровом! Он предупредил, если попадусь ему на глаза – убьет.

- Гад! – повторил охранник. – У нас в деревне таких…

- Правильно бы поступили в вашей деревне. Но сейчас ей бы с ним переговорить. Вызови его.

- Зря девушка унижается.

- Ее решение. Вдруг он образумится?.. Только предварительно ничего ему сообщать не надо.

- Сделаем.

- Стой! А причина? Разной ерунде он не поверит. Насторожится. Агрессивный, еще и на тебя набросится.

- Не волнуйся. Скажу: больного привезли, а санитаров не хватает. Следует подсобить.

- Хорошо! Только добавь: на все про все уйдет минут пять, а то и меньше. Вреднющий у него характер. Потерянное время оценивает деньгами.

- Тьфу! Зачем твоей сестре такой подлец? Может, на меня обратит внимание? Девка видная. Я ее и с ребеночком возьму.

- Она его любит.

- Глупые бабы!

- Согласен. Но давай и мы времени терять не станем. Я спрячусь… вон там. Чтобы он не заметил меня.

Охранник кивнул, вошел в холл и прямиком направился к «обидчику сестры». Более всего Горчаков опасался, как бы девушка не ушла. Спрятавшись в выдолбленной в стене нише, он наблюдал, как охранник и представитель консульства вышли и направились в сторону нужной скамейки. Александр не стал ждать развязки событий, вбежал в здание, и сразу сообщил дежурной медсестре:

- Мне к больной Репринцевой.

- Третий этаж, 311 палата, - последовал ответ.

- Спасибо, я в курсе.

- Но вам потребуется разрешение…

- Оно у меня есть!

Горчаков взлетел по лестнице. Последнее, что успел заметить: перекошенное злобой лицо представителя советского консульства. Тот просек хитрость и уже снова был в холле. Но теперь Александра ему не догнать.

Он на третьем этаже. Тут – новые охранники, Горчаков сообщил:

- Мне к Воронцовой Елене Борисовне. Я от начальника полиции Олега Васильевича.

Ему ответили, что в курсе и что она его ждет.

Александр оглянулся, кто-то стремительно поднимался по лестнице. Времени ни на что не оставалось, он быстро скрылся в лабиринтах коридора.

Коридор оказался слегка затемненным и очень тихим. Встретившаяся медсестра повела Александра к Воронцовой. Врач сидела в кабинете, что-то писала. Когда Горчаков представился, тут же сказала:

- Вас прислал Олег Васильевич?

- Он самый.

- Не волнуйтесь, состояние больной Репринцевой удовлетворительное.

- Слава Богу!

- Меня беспокоит другое, к ней буквально рвутся представители советского консульства.

- Берите выше! – горько промолвил Александр. – Сам консул!

- Вы в курсе, что их встрече я воспрепятствовать не могу? И если Валентина вдруг решит вернуться в СССР…

- Я здесь как раз за тем, чтобы помешать ее возвращению. Нам с ней нужно срочно увидеться. Не возражаете?

- Хорошо, - ответила доктор. – Надеюсь, она окажется разумной.

- А я в этом уверен.

- Вы не представляете, какой массовой психологической обработке подвергаются люди в советской стране.

- Представляю, читал.

- Нет, не представляете. Для этого нужно пожить там хотя бы некоторое время. Я сама сбежала оттуда, пока еще можно было.

- И я сбежал. Не сам, конечно. Мальчишкой родители вывезли меня из Питера в начале 1918 года. Отцу, как представителю княжеской фамилии, там бы не посчастливилось.

- Так вы из знаменитого рода Горчаковых? – воскликнула Елена Борисовна.

- Да.

- И я из дворян. Муж – Воронцов, а моя девичья фамилия Бестужева-Лада. (Воронцовы и Бестужевы-Лады – известные в царской России роды, представители которых много сделали для процветания своего Отечества. – прим. авт.).

- Пойдемте к ней! – взмолился Александр. – Неровен час, явится советский консул.

Снова коридор с приглушенным светом, вскоре они остановились у палаты 311. Волнение настолько охватило Горчакова, что хотелось выпрыгнуть из собственной оболочки. А тут еще Воронцова попросила чуть подождать и первой зашла в палату. «Нет, это невыносимо!»

Валентина была настолько подавлена, что на появление доктора практически не среагировала. На какой-то момент собственная судьба вдруг стала ей безразличной. Она не хотела знать, что будет завтра. За короткое время остаться круглой сиротой.

- Как вы себя чувствуете? – ласково поинтересовалась врач.

- Лучше. Только… какая разница?

- Так нельзя. Конечно, когда умирают родители, словно рвется нить, соединяющая тебя с предками. Но жить надо. Вы так молоды!.. Да, к вам посетитель.

Кто к ней может прийти? Советский чиновник; он станет неуклюже оправдываться за содеянное? Или местная полиция, которой безразлична судьба простой советской девушки.

- Я никого не хочу видеть.

- Это хороший посетитель, - улыбнулась Елена Борисовна.

Врач вышла и еще на мгновение задержала рвущегося в палату Александра:

- Проходите. Только пощадите ее нервы.

Бледность лица Валентины расстроила Горчакова, еще больше расстроили ее глаза, где застыло страдание. Глаза эти на мгновение вспыхнули при виде дорогого ей человека, и тут же потухли.

- Здравствуй! – сказал Александр.

Валентина судорожно закивала, не было сил отвечать. Он осторожно начал говорить:

- Соболезную. Самое страшное терять близких людей. Мои родители тоже умерли. Мать – в больнице, отец – дома, практически у меня на руках. Он заболел воспалением легких, и почти тут же случился инфаркт. Никогда не забуду тех кошмарных дней… В больнице отказались его держать, докторам было ясно: дни его сочтены. Правда, мне они сказали другое: он выживет. Но через трое суток после того, как привез его домой…

Александр прервался, не желая далее мучиться воспоминаниями. Однако глаза Валентины требовали, чтобы он продолжал, требовали не ради праздного любопытства, а чтобы разделить с ним его горе.

- У нас была медсестра, его двоюродная племянница. Она ухаживала за ним, однако в тот вечер ей пришлось ненадолго отлучиться. Именно в этот момент отцу стало хуже. Он хрипел, стонал, а я не знал, что делать? Бежать за врачом или оставаться с умирающим? И тут племянница вернулась, сразу же забила тревогу, приказала – срочно за доктором, который жил всего через два дома… И картина, которая навеки у меня запечатлелась: отец приподнялся, прижался к племяннице, успокоился, даже боли его как будто прошли. Я поспешил за врачом, а когда мы с ним вернулись, отец уже ушел…

Александр присел рядом с кроватью Валентины, и она спросила:

- Почему ты не пришел в гостиницу вовремя? Только скажи, как все было на самом деле? Терзали сомнения?

- Нет. Все гораздо прозаичнее. Лена не сообщила о твоем звонке. Приревновала.

- Прости ее.

- Уже простил.

- Александр… Я хочу понять, за что? Мои родители не сделали никому плохого. Почему отец вдруг стал врагом народа?

- Мир, где ты живешь, уродлив и злобен. Забудь тот мир, он обречен! Рано или поздно его не будет, он рухнет, так что и осколки невозможно будет собрать.

- Как он может рухнуть?

- Я не пророк. Скорее всего, в крысятнике появится какая-нибудь крыса, которая захочет изменить крысиную систему. Но лишь с одной целью: прибрать к рукам бесчисленные богатства. Возможно и другое: поскольку мир ненавидит крысятник, он объединится против него основательно. И если не получится уничтожить военным способом, добьет экономически.

- Ты говоришь о моей родине, - прошептала Валентина.

- Там не твоя родина. Ты сама говорила, что твои предки отсюда. И ты должна вернуться сюда из мира мрака и беззакония. Нельзя переступать его границу, мрак просто поглотит тебя. Повсюду будет звучать реквием смерти, даже если позволят жить.

- Ты считаешь?..

- Да, нам следует вернуться в Старый Оскол. Убийца пока не пойман.

- Как я могу вернуться? Я ведь не гражданка Империи.

- Есть два способа исправить ситуацию. Первый – попросить политическое убежище. Второй… стать моей женой.

- Ты опять делаешь мне предложение?

- Кажется, я люблю тебя.

- Кажется, или любишь?

- Люблю безмерно!

На мгновение Репринцевой показалось, будто в беспросветной пелене тумана показался солнечный луч. И тут же погас, закрытый набежавшей тучей. Все затмила память о погибших родителях.

Она заплакала, Александр хотел позвать врача, однако Валентина вцепилась в его руку, зашептала: «Не надо!». Сейчас Александр был для нее надеждой, спасением, самым близким на свете существом. Только ему она могла показать свою слабость.

Но дверь палаты приоткрылась, вошла Елена Борисовна, озабоченно произнесла:

- Советский консул идет.

- Где он? – встрепенулся Горчаков.

- Уже в больнице.

Проклятый карлик важно шествовал по коридору. Он был уверен, что легко сломает Валентину.

- Я не хочу его видеть! – воскликнула Репринцева.

- Я не в состоянии этому помешать, - развела руками врач.

- Их нельзя оставлять наедине, - заявил Александр. – У меня идея…

В палате находилась маленькая кабинка, очевидно, для процедур. Горчаков нырнул туда, задернул штору.

- Так нельзя, - слабо пыталась возразить Воронцова, однако Александр бодро поинтересовался:

- К кому вы обращаетесь? Тут никого нет. Пустота.

- Сомнительное убежище, - сказала Елена Борисовна.

- В самый раз!

- Тогда, дорогая, приготовьтесь к нежеланной встрече.

Валентина приподнялась на кровати. Присутствие рядом Александра придавало ей силу и уверенность. Она осенила себя крестным знамением, прошептав:

- Господи, спаси и помилуй!

Однако уверенность испарилась, едва появился он – маленький уродец с хищным клювом и острым взглядом. Обежав помещение, взгляд устремился на свою жертву. Откашлявшись по-шакальи, он почти прорычал:

- Что случилось с нашей активной комсомолкой? Заболела? Ничего! Приедем в Москву, покажем ее лучшим докторам. Твои друзья уже там. И Наденька, и Давид, и джигит Рустам. Они беспокоятся за своего комсомольского вожака, надеются скоро увидеть его.

- За что? – едва смогла произнести Валентина, - за что вы убили моих родителей?

- Никто их не убивал!

- Я видела, читала советскую газету, которая, как вы учили, никогда не врет. И Надя все рассказала.

- Слышала звон, да не знаешь, где он, - назидательно заметил карлик. – Твоя мама умерла естественной смертью. У нее больное сердце. Отца действительно арестовали. Был донос, НКВД обязано было проверить, время такое. Капиталисты всего мира объединились против страны победившего социализма. Теперь все выяснилось, он, по-видимому, не виноват. Никто не заставлял его сводить счеты с жизнью. Слаб оказался твой отец, слаб! И у меня близкого родственника арестовали, потом отпустили. Переживал, конечно. Но продолжаю трудиться на благо Отечества.

Колючие глаза консула вцепились в нее, и она не могла не то что возражать, даже двигаться. А его голос продолжал терзать.

- Нужно позабыть раздоры. Никто не имеет права обижаться на свою родину. Ты нужна ей, и она нужна тебе. Так что долечивайся и в путь, в родную Москву. Я проконсультировался у врачей. Послезавтра тебя уже выпишут. И – на поезд.

Голова девушки кружилась, точно некая магия убивала в ней любую способность к сопротивлению. Она готова была сказать «да» и отправиться в «пролетарский ад». А карлик напирал и напирал:

- Студенты соскучились по своей Валечке. Вся группа передает тебе привет, надеется на благоразумие комсорга. Так и говорят: «Надеемся на благоразумие!» Иначе кое-кому придется ответить за твой необдуманный поступок. Особенно тем, кто был вместе с тобой в поездке. Они не имели права не заметить любых действий, дискредитирующих Советский Союз. Их судьбе не позавидуешь. Даже я не в силах помочь. Социалистическая законность прежде всего… Но я бы маловерам ответил: «Валентина не из таких, кто не вернется обратно».

Угроза насчет безопасности ребят, особенно Надежды, только усилила безысходность. Карлик так быстро и удачно складывал один кирпичик за другим, что любые иллюзии насчет того, чтобы остаться здесь, таяли.

И вдруг кто-то пробил эту стену! Будто ударила молния, спалив сплошь покрытое сорняками поле – место безраздельного господства чудовища-консула. Валентина увидела удивительно светлый, идеальный в своей красоте лик. Кто это?.. Ангел?!

В душе воскресла надежда, магия черных слов превратилась в пустую болтовню. И без того маленький уродец сделался не больше горошины.

…Чудная музыка и такой же чудный хор! Все как в том оскольском храме, только голоса казались еще более звонкими и чистыми. Валентина не представляла, слышал ли кто-нибудь кроме нее эти удивительные песнопения, но каждый звук пробуждал поразительную духовную силу. Словно отойдя от гипнотического сна, она крикнула консулу:

- Пошел вон, урод!

Глаза карлика округлились от изумления. Он понял: девушка выходит из-под его власти. Рука с длинными, покрытыми шерстью пальцами потянулась к своей жертве. Возможно, он собирался ласково потрепать ее по щеке, или по-отечески похлопать по плечу, образумить. Однако наблюдавший эту сцену за шторой Горчаков истолковал все по-иному.

Нельзя отрицать, что мистические, жестокие слова карлика не подействовали и на него. Но то, что он увидел, окончательно вырвало его из болота детских страхов, заставило позабыть об обещании доктору сидеть тихо, о любых условностях, международных скандалах. Его заклятый враг тянет руку к Валентине! Стерпеть такое невозможно!

Он выскочил из укрытия, двинулся к карлику. Тот рассвирепел, завизжал:

- Кто вы? Как смеете появляться здесь? Мне была обещана конфиденциальная встреча. Я консул чужой страны.

- Ты не помнишь меня? Почти двадцать лет назад… Поезд, я совсем кроха вместе с родителями бегу на юг. Мы спасаемся от подобных тебе, что в кожаных куртках ходили по вагонам и распоряжались чужими судьбами. Высаживали людей с поезда! Что с ними было дальше? Наверное, казнили без суда и следствия, как того требовала революционная обстановка. Иным повезло – отпускали. А везло редким! И твое обещание, что придешь повсюду!..

- И приду, - тихо произнес карлик. – То, что произошло в России - лишь начало. Думали решить дело сразу, не получилось! Но постепенно, постепенно… сначала мы подняли против вас ваши собственные низы. Теперь поднимем низы мира. Еще станете оправдываться перед теми, кого считали изгоями. «Изгои» хлынут в ваши города, установят свои порядки, что тогда останется от так называемых наследников Рима?.. Вас не будет, зажравшиеся паразиты!

И еще, парень… никто не потерпит, чтобы рядом с могучим пролетарским государством существовал какой-то осколок прошлого. Один раз тебе подфартило, вторично такого счастья не предвидится. И забудь о девушке, она принадлежит советской стране, которой и решать судьбу каждого ее гражданина.

А дальше… Горчаков лишь помнил, как схватил этого зверька, и, когда тот стал упираться, сжал ему горло. У карлика глаза полезли на брови, он уже не визжал, а хрипел. Он оказался таким хиленьким, как мышонок, что еще секунда – и Александр бы его придушил.

Валентина закричала, прибежала Воронцова, что-то говорила, о чем-то умоляла. Перед взором Горчакова возник здоровенный кулак Корхова.

Он отпустил карлика.

Откашлявшись, тот начал вопить:

- Нападение на советского консула! Вы свидетели.

- Кто на кого напал? – спросила врач.

- Этот хулиган на меня. Вы же видели!

- Ничего я не видела.

- Посмотрите на мою шею…

- Если уж вам так неймется, могу засвидетельствовать акт самообороны со стороны господина Горчакова.

- А я подтвержу, - воскликнула Валентина. – Вы, товарищ консул, ни с того, ни с сего набросились на Александра Николаевича. Он защищался. Остудил ваш пыл и… отпустил.

- Ну, знаете, - зашипел карлик. – Поглядим, кому поверят. А вы, когда вернетесь в СССР…

- Я не вернусь, - ответила Валентина. – Моя родина здесь. Я ощущаю себя частью Империи и по рождению, и по духу.

- Тут у меня две медсестры, - сообщила Елена Борисовна. – Они так же готовы дать показания насчет вашего недостойного поведения, господин консул. Ни с того, ни с сего наброситься на человека. Давайте, осмотрю вас, это моя обязанность как врача. Впрочем, и так видно: ничего серьезного.

Карлик злобно рявкнул, резко развернулся и вышел вон. Теперь уже он шел, ссутулившись, точно ощущая свое поражение. Доктор посмотрела на Горчакова и укоризненно покачала головой.

- Извините, не сдержался. У меня с этим типом давние счеты, с самого детства.

- Еще минут пять, ладно, десять и покиньте палату. На сегодня больной довольно потрясений.

- Обещаю, в ближайшее время их больше не будет. Уж позабочусь.

Он нежно посмотрел на Валентину:

- Ты твердо решила остаться?

- Да! Иначе бы не отрезала пути к отступлению.

- Я не в силах выразить словами, как рад этому!.. Ты снова грустна.

- Они убили моих родителей, Саша!

Теперь они замолчали, и в этом молчании было все – любовь, надежда, боль потерь. Появилась Елена Борисовна, напомнила, что время прошло…

- Берегите Валентину, - сказал на прощание Горчаков. – Боюсь, они не ограничатся одним визитом.

- Не беспокойтесь, - ответила врач. – Здесь она под надежным присмотром.

В холле первого этажа Александр подумал о возможной неприятной встрече с тем обманутым типом из советского консульства. Но его не было. Зато последовал презрительный взгляд молодого охранника. Александр подошел к нему:

- Ты уж, брат, прости за обман. Поверь, не во зло я так поступил, а во благо.

Чуть позже Горчаков рассказал всю историю в полицейском управлении Курска. Олег Васильевич поморщился, а Корхов, усмехнувшись, поинтересовался:

- Что же вас остановило от окончательной расправы с карликом?

- Ваш кулак. Он словно опять оказался перед моим носом.

- Хорошо, что есть что-то, спасающее вас от безрассудства.

- И что нам делать дальше? – спросил Александр.

- Валентина Репринцева должна написать ходатайство о предоставлении ей политического убежища, - сказал Олег Васильевич. – Ответ она получит в течение трех дней, либо положительный, либо отрицательный.

- Возможен и отрицательный?

- Не волнуйтесь, второго не случится. И я посодействую, и наша бюрократическая машина не отдаст девушку на растерзание.

- Огромное вам спасибо! А что делать мне?

- Как что? – удивился Анатолий Михайлович, - быть в такую трудную минуту с Валентиной.

- У меня есть работа.

- Никуда ваша работа не убежит.

- Вы не знаете Черкасову.

- Очень хорошо знаю, поэтому сам с ней переговорю. Вы привезете ей материал, где подробно опишите, как вырываете московскую студентку из лап многоликого НКВД. Читая его, женщины зарыдают, мужчины сурово насупят брови, и все будут ждать продолжения. Главное – счастливый конец, как в голливудских фильмах. Да за такую находку шефиня станет вас боготворить.

- Кого она у нас боготворит! Разве что спасителя города – кровожадного убийцу-маньяка.

- Не хотел пока вас расстраивать, но… - Корхов сразу помрачнел.

- Опять?!

- Да. Мне доложили, что он совершил еще одно убийство. Срочно возвращаюсь домой.

Снова убийство! Не опасно ли Валентине ехать в Старый Оскол?

- Кто убит?

- Режиссер Степанов.

- Никита Никодимович? – удивился Александр. – Он-то в чем провинился? Вряд ли хотя бы одну разведку мира заинтересовал такой трус.

- Он занимался другими грязными делишками, в основном – спекуляцией драгоценностями, - задумчиво произнес Анатолий Михайлович. – Выходит, убийца решил расширить «сферу наказания», взялся за обычных уголовников. Любой, провинившийся перед законом, теперь его враг.

- Так он далеко зайдет, - заметил Олег Васильевич.

- Уже зашел. Он переступил все нормы морали и права. Эдакий Робин Гуд современности, о котором впоследствии должны слагать легенды. Не удивлюсь, если он так себя и почитает. На самом же деле – это новая копия Джека Потрошителя.

- И у вас нет даже малейшего подозрения, кто скрывается под маской «вершителя правосудия»? – поинтересовался Олег Васильевич.

- Есть одна мыслишка, - уклончиво произнес Корхов.

Александр сразу вспомнил о странных статьях в «Оскольских вестях», похоже, написанных одним автором. До сих пор он сохранял это в тайне, все-таки его журналистское расследование. Однако, переполненный чувством благодарности к Анатолию Михайловичу за помощь в спасении Валентины, сказал:

- Вам незнакомы имена «Ярослав Иванов» и «Иван Ярославцев»?

- Не припомню.

- Они кое-что написали для нашей газеты. Вдруг там кроется разгадка?

Корхов с интересом посмотрел на журналиста:

- Кто эти люди?

- Если бы я знал!

- О чем статьи?

- Их следует прочитать.

Больше на эту тему они не разговаривали. Корхов простился с друзьями и отправился домой, а уже через несколько часов Александру позвонила Черкасова.

- Анатолий Михайлович мне все рассказал, - сказала она. - Твоя история может действительно понравиться жителям нашего города. Садись и пиши! Но не одну статью, а несколько. Высылать материалы будешь по почте. Да, передай своей Валентине, что ждем ее в Старом Осколе. Когда приедешь? Или, правильнее, приедете?

- Наверное, дня через три-четыре.

Горчаков решил, что все-таки стоит им вернуться в Старый Оскол. Нельзя целую жизнь прятаться от одного-единственного маньяка. И Корхов обещал охранять Валентину. С некоторых пор Александр по-настоящему доверял начальнику полиции.

Днем Горчаков занимался делами Валентины (к счастью, советское консульство от нее отстало), а вечерами подробно описывал свою историю. Получились не статьи, не очерки, а целая детективная повесть.

Ее преследовало одно и то же видение: узкая дорога, вьющаяся между темных ухающих болот, от которых на многие версты разносился запах гнили. По пути попадались огромные деревья, хватающие ее сучьями за платье, колючие кустарники и жестокая крапива. Куда она шла? Похоже, и сама до конца не ведала, но шла!

Может все – как в том лесу, который ей уже однажды привиделся в доме колдуньи? Все слишком похоже! Выходит, путь без цели, к чему-то абстрактному? К новому тупику?..

Нет, впереди замелькали огоньки, Валентина поняла, что именно они – ее цель.

От сияния огней тьма таяла, показались контуры больших ворот. Вроде бы, до них рукой подать, только вскоре она открыла для себя совсем другое: до них очень далеко! Эту истину не просто следует осознать умом, необходимо постигнуть и сердцем.

Внезапно позади раздалось злобное шипение. Валентина обернулась: тысячи похожих на консула маленьких уродцев грозили ей, брызгали слюной, посылали проклятья. С каким бы удовольствием они разорвали ее, да не смея приблизиться к неведомым вратам, дрожали от неизвестного свечения.

- Я вас больше не боюсь, - сказала Валентина, - мои душа и тело отныне недоступны вашей власти.

Сквозь усиливающееся сияние (даже глаза прикрыла!) она смогла разглядеть за воротами контуры какого-то здания. В мгновение ока ей стало понятно все! Так вот куда вела эта дорога!

У самых ворот она услышала крик:

- Валентина!

На нее печально глядел знакомый красавец на вороном коне.

- Ты уходишь?

- Да.

- Я же люблю тебя.

- Мне безумно жаль, но иначе поступить не могу.

- Я люблю тебя! – повторил он.

- И я тебя. Но меня призвали.

Ворота открываются, она входит вовнутрь. Купола величественного храма зовут следовать дальше. Теперь этот храм становится целым миром.

Ее миром!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Эти стены слышали речи многих блестящих ученых; великие просветители прошлого смотрели на вас с портретов, физики и лирики взывали к дискуссии. И можно было предположить, что сегодня – именно один из таких серьезных диспутов.

В первых рядах сидели академики и профессора – с бородками и без, в очках или в пенсне, старые и молодые, которые уже поразили мир неожиданными открытиями. В центре и на последних рядах располагались студенты - эти ниспровергатели «устоявшихся истин», но сегодня они должны были услышать еще одну истину, которая обсуждению не подлежала.

Сцена утонула в торжественных кроваво-красных тонах. Длинный стол, стулья и, конечно же, основное украшение всего сущего – вздымающийся посредине сцены бюст вождя народов.

Несколько человек с суровыми лицами закаленных в боях революционеров чинно рассаживалась за столом. Один из них поднялся, откашлялся в микрофон, в зале установилась оглушительная тишина.

- Товарищи, - скорбным голосом произнес докладчик. – У нас произошло невиданное предательство, которое, к сожалению, несмываемым черным пятном ляжет на всех нас. Бывший комсорг факультета журналистики, бывшая наша студентка Валентина Репринцева стала перебежчиком. Усыпив нашу бдительность, она добилась выезда за рубеж, в так называемую Российскую Империю, которая на самом деле является неотрывной частью СССР, но, благодаря засевшему там белогвардейскому отребью и поддержке враждебной капиталистической системы, считается «независимой». Она ехала туда пропагандировать наши идеи, так она говорила! На самом деле цель у этой отщепенки была иная. Заграницей она тут же связалась с антисоветскими организациями, сделала попытку установления контактов этого подполья с резидентурой в Москве, которую возглавлял ее отец Алексей Репринцев. Да, тот самый профессор, лишенный ныне всех ученых степеней и званий. Эта так называемая научная братия ставила своей целью подрыв обороноспособности пролетарского государства. Многие враги разоблачены теперь нашими славными внутренними органами. Но работа по выявлению диверсантов предстоит нешуточная. А пока скажем: позор бывшей комсомолке Репринцевой!

Зал взорвался возгласами: «К стенке таких!». После чего выступающий предложил:

- Высказывайтесь, товарищи.

Слово взял руководитель кафедры научного коммунизма Владилен Октябристов, совсем молодой, но удивительно быстро продвигающийся по научной стезе товарищ. Недавно он защитил диссертацию, где доказал, что речи товарища Сталина плодотворно действуют не только на людей, но и на животных, и даже растений. После того, как у его свекра в деревне хрюшка Машка, заслушавшись по радио вождя народов, родила рекордное количество поросят, Октябристов лично провел опыт в зоопарке: читал бородавочнику отрывки из речи вождя на съезде победителей (имеется в виду 17 съезд ВКП(б) 1934 года, большинство депутатов которого впоследствии были расстреляны. – прим. авт.). Бородавочник, затаив дыхание, внимал чтецу, потом целый час ревел: зычно, радостно. Дома Октябристов декламировал цитаты Сталина цветам. И чтобы вы думали! Они стали расти быстрее. Подобные открытия естественно привели к тому, что диссертацию одобрили единогласно. Да и кого рука бы поднялась против? Разве что у открытого противника светлых идей будущего.

Владилен Октябристов поправил галстук и буквально оглушил зал:

- Позор предателям!

Зал вскочил, точно у каждого под сидением находилась пружина, и скандировал в один голос:

- Позор! Позор!

Сверкнули стекла очков, Октябристов продолжал пламенную речь:

- Лично я с Репринцевой не был знаком. И не жалею! Еще не хватало знаться с разными подонками. Я никогда не видел ее, однако ощущаю, как в жилах вскипает благородная ненависть. Отвергнуть самое великое на свете – идеалы Ленина-Сталина! Как земля таких носит?! Вношу предложение: написать протест в Лигу Наций (международная структура, предшествующая ООН. – прим. авт.). Мы требуем, что буржуазные государства, тем более псевдо государства, каким является Российская Империя, не предоставляли политического убежища разным отщепенцам. Требуем выдачи Репринцевой и настоящего народного суда над ней!

- Правильно! – завопил зал.

Октябристов победно вскинул голову, яростно сверкнул очками и удалился под восторженные аплодисменты. Вновь поднялся председательствующий, лицо его посуровело:

- Теперь пригласим тех, кто были с ней в той поездке и проглядели предательство, ротозеи! Выходите-ка сюда. Нет, нет, по одному.

Первым появился лопоухий Давид. Накатывающаяся из зала грозная лавина гнева привела его в замешательство. Он был выпорот еще до начала публичной порки.

- Давай, Давид, товарищи ждут объяснений.

- Мы это… того… - начал Давид. – А она вон как.

- Такое объяснение не годится, - прервал его председательствующий. – Вы что же, не заподозрили неладного в ее поведении?

- Нет…

- Так какой же ты комсомолец? Комсомолец – это чекист в молодежной среде. Он обязан улавливать настроения товарищей, даже предугадывать их, помогать им встать на верный путь. И сообщать все о них в соответствующие органы. Так, Давид?

- Конечно, конечно.

- А ты проморгал.

- Я заметил.

- Что именно?

- Она с казаками танцевала.

- Буржуазные танцы?

- Буржуазные, - повесил голову на тонкой шее Давид.

- И смолчал! Что еще она делала?

- В Старом Осколе мы все отправились на встречу с пионерами, а она не пошла.

- Почему?

- Встречалась с журналистом.

- Из буржуазной газеты?

- Из буржуазной, - пискнул Давид.

- Небось, с антисоветским уклоном?

- Думаю, да. Но я уговаривал ее этого не делать.

- Уговаривал мужик лису в сарае кур не трогать, а она все равно съела.

Зал дружно рассмеялся и опять направил на Давида гневно-вопросительные взоры.

- Продолжай, товарищ Блумберг, продолжай!

- Возвращалась она поздно ночью.

- А что лично ты предпринял, чтобы прекратить эти поздние прогулки?

- Сказал Надежде, - еле ворочая языком, пролепетал Давид.

- Причем тут Надежда, товарищ Блумберг? Она тоже поздно возвращалась?

- Она заместитель комсорга. Вот я и подумал…

- О товарище Погребняк разговор особый. Антисоветскую агитацию Репринцева не вела?

- Нет.

- Ой-ли? А ее восхищение природой?.. Буржуазной природой! А платья, купленные в буржуйских магазинах? Советский человек такие вещи носить не станет. Он думает о том, чтобы быть чистым, опрятным, а не выделяться из толпы разной мишурой. А как отнестись к тому, что при виде церкви она перекрестилась?

- Ужас! – простонал Октябристов.

- Именно перекрестилась! Разве такое не должно было тебя убедить, товарищ Блумберг, что она не наша? Или ты с ней заодно? Может, тоже крестишься?

- Нет! – заорал Давид. – Я иудей.

- Кто? – грозно нахмурил брови председательствующий.

- Атеист я, атеист, - он почувствовал, как от страха намочил штаны. Однако председательствующий был неумолим:

- Что станем делать с этаким комсомольцем?

Страх доводил Давида до умопомрачения. Он боялся всего на свете: от решения собрания до своих мокрых штанов – неужели заметят?

- Исключить его! – пробасил голос из зала.

- Поставить на вид, - послышалось с другой стороны.

Зал разделился, однако споры с двух сторон как-то быстро прекратились. Теперь волна шума выносила на поверхность только одно слово: «Исключить!»

- Понятно. Кто за исключение?

Поднялся лес рук, все комсомольцы голосовали «за». Не было даже воздержавшихся, не говоря уже о тех, кто бы выступил против. Председательствующий повернул к Давиду суровое лицо и сухо бросил:

- Наша организация действует на правах райкома. Так что вы исключены, товарищ Блумберг.

Давид охнул, теперь он не только обмочился, но и сотворил что похуже. Собравшиеся на сцене зажали носы и приказали ему поскорее убираться.

Пришла очередь Рустама. В отличие от своего товарища он вышел в национальной одежде – папахе и бурке.

- Ну-с, товарищ Калоев, что вы можете сказать по поводу Валентины Репринцевой?

- Зарезал бы ее, как собаку! – и Рустам действительно потянулся к ножнам.

Зал ахнул, но зря. Во-первых, жертва находилась вне достигаемости, во-вторых, никакого кинжала в ножнах не было, одна бутафория.

- По существу, Рустам, по существу.

- Я по существу! Была бы возможность, отправил бы ее высоко в горы пасти стадо овец. Она бы дурь из башки выбросила.

- Разве пасти овец в советской стране наказание? – ехидно спросил Октябристов. – Это честь! Дело настоящего джигита.

- Я бы отправил ее так высоко, куда ни один джигит не поднимался. Пусть поскачет по камням, поползает по крутым склонам.

- Хорошо, Рустам, хорошо, - перебил председательствующий. – А как она вела себя в Старом Осколе?

- Как собака вела. Поздно домой приходила.

- И ты смолчал?

- Был бы кинжал – зарезал.

- И чего же не зарезал? – ехидно спросил Октябристов.

- Кинжал отобрали на границе.

Благородное негодование Рустама явно расположило к нему зал. На первое время жителю гор решили «поставить на вид». Пришла очередь Надежды Погребняк.

…Надежда хорошо запомнила свой первый допрос в НКВД, следователь – невысокий рыжеватый крепыш, долго стучал костяшками пальцев по столу, от постоянной дроби делалось невыносимо тяжко и невыносимо страшно. Потом он перестал стучать и резко поинтересовался, почему в самый ответственный момент Надежда проболталась?

Что она могла ответить? Что пожалела подругу? На следователя аргумент не произвел должного смягчающего действия. Он назвал поступок комсомолки Погребняк предательством родины.

- Только не это! – закричала Надежда.

И тогда он ударил ее. Бил долго, профессионально – без синяков. Сапогом вбивал ей в голову непреложную истину: как важно любить собственную страну и быть ей за все благодарным.

Затем ее отправили в больницу. Врач сказал: ничего страшного, поправится. Один маленький пустячок: ребенка она иметь не сможет.

И опять тот же следователь вызвал ее, потребовал, чтобы она выступила с покаянной речью на собрании университета. А ночью ее посетила Красная Стерва, она хохотала: «Я ведь тебя предупреждала!»

И вот теперь она выходит перед бушующей толпой марионеток, жаждущих от нее раскаянья. Надежда знает, если этого раскаяния не последует, расправятся с ее родителями. Это ей пообещали.

«Они не посмеют! Причем мои родители?»

Она вспомнила рассказ своей родственницы, как во время коллективизации один сосед не захотел вступать в колхоз. У него было двенадцать детей и всего одна корова. Он боялся, что корову в колхоз отберут и ораву свою кормить будет нечем. На следующий день пришли его раскулачивать. Хозяина арестовали, дом разломали, а детям – мал мала меньше сказали, чтобы уходили. Куда? Страна велика, дорог много. Дело было зимой, так что почти все ребятишки перемерли.

Они посмеют!

А что будет после того, как Надежда публично покается? Тот же арест самой Нади, ее родителей и сестер? Скорее всего.

Возникло непреодолимое желание здесь, на месте публичной казни послать их всех куда подальше. «Валька, какая же ты молодец!»

Негодующий, зудящий зал. Сейчас она им все скажет! И пусть ее голос останется одиноким, осмеянным, осуждаемым.

Но когда председательствующий грозно посмотрел на Погребняк, что-то перевернулось в ее душе. Она разрыдалась, готова была рвать на себе волосы, клясть себя и свой поступок сверх всякой меры. Потом упала на колени, вымаливая прощение. Она надеялась.

Зал бушевал! На нее сыпались оскорбления, все требовали самой суровой расправы с отщепенкой. Более других усердствовали председательствующий, которого самого арестуют через месяц за правый уклон и Владилен Октябристов – за ним придут через три месяца, предъявят обвинение: дискредитация имени вождя.

Когда Надежда вышла из института, ее поджидал черный воронок. Знакомый рыжий следователь-садист услужливо распахнул дверцу:

- Прошу, сударыня!

Если майский Старый Оскол встретил Валентину невиданной жарой, то июньский – прохладой и проливным дождем. Машина подъехала к дому начальника полиции; Анатолий Михайлович сказал:

- Итак, господин Горчаков, то, что Валентина остановится у меня, - наш с вами большой секрет.

- Понимаю.

- Конечно, вам хотелось бы поскорее увидеть ее рядом с собой, однако безопасность девушки важнее.

- Согласен.

- Зачем вы рассказали Черкасовой, что приезжаете вместе с ней?

- Просто не подумал… Не считаете же вы, что Алевтина каким-то образом связана с убийцей? Даже если по дури восхитилась им…

- Дело не в этом. Вдруг она случайно брякнет об этом не тому человеку?

- Я не могу долго злоупотреблять вашим гостеприимством, - промолвила Валентина. – Надо устроиться на работу и…

- Вы будете жить у меня столько, сколько потребуется, - перебил Корхов. – Пока мы не обезвредим маньяка.

- Когда-то его еще обезвредят, – грустно произнес Александр.

- Скоро.

Во взгляде Александра читалось: «Свежо предание», однако Анатолий Михайлович повторил:

- Поверьте, гулять ему осталось очень недолго.

Горчаков сжал руку Валентины, но она высвободилась. Ей не давали покоя две вещи: судьба Надежды Погребняк и… странный сон. Александр же посчитал, что она стесняется начальника полиции.

- Отвезешь молодого человека домой, - приказал Корхов шоферу.

- Мы расстаемся, - сказал Валентине Горчаков, - но теперь, надеюсь, ненадолго. Главное, ты свободна.

Анатолий Михайлович вышел из автомобиля и помог выйти Репринцевой. Дождь усилился, лило, как из ведра. У ворот стояла Анастасия Ивановна. Она обняла девушку, провела ее в дом.

- Вот твоя комната, милая. Нравится?

Комната оказалась большой, светлой, уютной. Из окна видна улица с частными домами, вдали просматривались ворота храма… точной копии того, что она видела во сне.

- Он! - прошептала Валентина.

- Что тебя так взволновало, милая? Это Успенско-Преображенский девичий монастырь. Он существовал и ранее у нас, но то ли в 1825, то ли 1828 году был закрыт. Десять лет назад его возродили, вместо двух небольших деревянных церквей создали настоящее чудо творчества. Я тоже не в силах глядеть на него без волнения.

«Не туда ли я шла?»

- Итак, тебя зовут Валя. А я – Анастасия Ивановна.

«Боже мой, Анастасия! Так звали и мою маму!»

- Спасибо вам, - прошептала девушка.

- Тебе понравилась комната?

- Очень. Но… мне бы мне бы оформить гражданство и на работу.

- Чуть позже. Анатолий рассказал о твоих проблемах. Ничего, вот поймают проклятущего убийцу…

Валентина промолчала. Что говорить? Чувство неловкости продолжало расти. Чужие люди приютили ее, дали кров и защиту. Нет, она так не может.

Однако нельзя и ослушаться Анатолия Михайловича, он лучше, чем кто-либо, знаком с ситуацией в городе.

- Отдохни с дороги, поспи, - приветливо произнесла Анастасия Ивановна. - Самое страшное у тебя позади. Муж говорил, что вопрос о политическом убежище решен.

- Я очень благодарна за ваши хлопоты.

- А что так тяжело? Не рада?

- Рада.

- И гражданство со временем получишь. А то выходи замуж за этого журналиста, за Горчакова. Лучше не найдешь. Хороший он человек, хоть и баламут.

Валентина не решилась рассказать доброй женщине о том, сколько демонов ее терзают: смерть родителей, судьба несчастной Нади, боязнь за свою судьбу на чужбине.

Тем не менее, сон наступил мгновенно. И опять она увидела дорогу, по которой шла к сияющему храму…

Горчаков решил, не заезжая домой, сразу отправиться в редакцию. Секретарь Любочка всплеснула руками:

- Явился! А я сижу над твоим творением и обливаюсь слезами. Это все правда?

- Естественно!

- И какой счастливый конец.

- Конца пока не видно.

- Как? Агенты НКВД могут явиться сюда и похитить Репринцеву?

- До этого, конечно, не дойдет. Шефиня у себя?

- У себя. С нетерпением ожидает своего лучшего журналиста. А та девушка с тобой приехала?

- Пока нет. Ее держат в Курске, возникли непредвиденные дела, разные бюрократические формальности.

- Хорошо! - воскликнула Любочка.

- Хорошо?

- У нас есть время по крайней мере еще на одну встречу.

Глаза Александра округлились, Любочка обиженно протянула:

- Что такого я сказала? Опять все достанется ей? – секретарь кивком указала на дверь Черкасовой.

- О чем ты?!..

- Полагаешь, что никто не догадывается о ваших…

Но тут открылась дверь, появилась Ольга Филимонова. Увидев Горчакова, начала прихорашиваться, доверительно прошептала:

- Ну?!..

- Что «ну»?

- Твоя приехала?

- Пока нет.

- Сегодня я свободна. У тебя или у меня?

- Прекрати!

- Когда эта московская мымра появится?

- Не говори так, иначе поссоримся.

- Хорошо, когда приедет красавица из Москвы?

- Неизвестно. Какие-то непредвиденные формальности.

- Жаль, что сегодня занят, - подмигнула Ольга. – Но ты еще подумай.

- Обязательно.

Вновь возникла Любочка с сообщением:

- Вас ожидают, гений. – И тихо добавила. – Хотя бы с ней не ударь в грязь лицом.

Горчаков хмыкнул что-то неопределенное и вошел в кабинет Черкасовой. Шефиня смотрела на него ласково, правда, на шею не бросилась. Затушив сигарету, спросила:

- Садись. Ты один?

- Как видишь.

- А Валентина?

«И она туда же!»

- Пока не приехала. Разные дела с оформлением документов.

- Я спрашиваю не из праздного любопытства, - хитро улыбнулась Алевтина. – Стогов увольняется.

- Чего это?

- Друга Дрекслера убили. Ему здесь делать нечего. Вот я и решила пригласить на его место твою даму. Судя по статье об оскольском маньяке, стиль изложения у нее хороший, умеет давить на читательские эмоции. И она стала символом борьбы за свободу.

- Как только приедет, передам.

- Только чтобы не затягивала. Мы ведь не можем долго держать свободную вакансию.

- Спасибо за все, Алевтина.

- Тебе спасибо. Твоя история стала настоящей сенсацией в Старом Осколе. Газету рвут из рук, в киосках очереди, увеличиваем тираж.

- Вот как!

- Никогда не думал всерьез заняться литературой? Ты бы мог создать шедевр.

- Не могу тебя подвести. Ведь тогда придется уйти из «Оскольских вестей».

- Не страшно, - вновь улыбнулась Черкасова. – Тебе будет нужен продюсер. А кто продвинет на рынке лучше меня? Так что никуда от своей «мамаши» не денешься.

Вошла Любочка с чаем, обычно такое происходило, когда Алевтина настраивала сотрудников на долгий серьезный разговор. Сделав глоток-другой, она спросила:

- Каковы дальнейшие планы?

Что-то новое. Обычно она вызывала журналиста и сама давала задания, подбирала темы. Самостоятельность не слишком поощрялась. Считалось, что все гениальные идеи рождаются в голове только у одного человека – главного редактора.

- Хотелось бы продолжить материал об оскольском маньяке.

- Ты уже написал про него… Вы с Валей написали. Показали психологический портрет убийцы. Вполне достаточно.

- Однако расследование не завершено. Убийства продолжаются. Ты сама дала мне поручение расследовать дело.

- Да, - согласилась Алевтина. – Но чем дальше, тем оно все более представляется безнадежным.

- Не понимаю?

Черкасова не в силах была более выдержать «безсигаретную паузу», затянулась и задумчиво произнесла:

- Раньше убийца казался даже… симпатичным. Теперь я его боюсь. После убийства Степанова многое поменялось. Вы с Валентиной правы: он хочет очистить город от «скверны». Но понятие «скверна» у него стало слишком широким. Завтра он решит занести в черный список меня, я ведь тоже не безупречна. А я хочу жить. Понимаешь, жить хочу! Работать, пить, курить, заниматься любовью.

- Поэтому его и следует остановить. В страхе жить нельзя, можно лишь прозябать.

- Каким образом остановить? Работает полиция, даже служба безопасности подключилась. А что толку?

- Понятно, ты поддалась всеобщему убеждению, что это не человек, а дьявол.

- Все гораздо прозаичнее, - вздохнула Алевтина. – У меня возникла одна мысль. Его не случайно не могут поймать. Есть некто влиятельный и сильный, кто и не дает этому свершиться. У преступника своего рода охранная грамота. Возможно, его направляют.

- Кто? С какой целью?

Алевтина посмотрела на Горчакова с укором:

- Если бы я знала! Впрочем, хорошо, что не знаю. Возможно, те, кто направляют его, разделяют идеи «очищения города от скверны». Не исключено также, что кто-то стремится дестабилизировать обстановку. Чего гадать на кофейной гуще?

- Предположим, - размышлял Александр. – И все же: кто это может быть?

- Очень влиятельная фигура.

- Пусть так. Но не отступать же? Не отдавать на растерзание наш город какому-то кровавому шизофренику.

- Не боишься, что кровавый шизофреник прикончит тебя?

- Давай рассуждать логически: в Старом Осколе происходят убийства, а ведущая газета остается в стороне? Нас не поймут.

Черкасова нервно заходила по кабинету. Снова вошла Любочка с какими-то срочными материалами, но шефиня сделала ей резкий знак убираться. Через некоторое время она сказала:

- Ты прав. Если мы сейчас остановимся, нам будет хуже во всех отношениях. Тот же убийца заподозрит неладное… Мол, мы готовим некий сенсационный материал, который вот-вот и выплеснем.

- Логично, - поддержал ее Александр. – Поэтому нам нужна любая зацепка. Помнишь, мы говорили о неизвестном авторе?

- Ярославе Иванове?

- Или Иване Ярославцеве. Уверен, это одно лицо.

- От него больше никто не приходил, никаких материалов не приносил.

- Тебе это не кажется странным?

- Пожалуй.

- Черновика статьи не осталось?

- Обычно мы их долго не храним. Хотя стоит покопаться.

Черкасова вызвала Любочку:

- Посмотри, сохранились ли в архиве черновики статей, подписанных именами «Ярослав Иванов» и «Иван Ярославцев»? Если найдешь, тут же принеси мне.

Время, пока Любочка занималась поисками, тянулось томительно. Черкасова начала просматривать новые материалы для номера, а Горчаков глядел на пустую чашку и думал: чем им помогут сами рукописи (их еще надо найти!)? Они напечатаны на машинке? Тогда можно определить ее владельца. Сообщить Корхову и он перевернет в городе все! Но машинку могли привести из другого места. Могли ею просто воспользоваться. И потом: нет никакой гарантии, что неизвестный автор и есть тот самый убийца.

Впорхнула Любочка. В руках у нее что-то были листы.

- Вот, - быстро проговорила она, - статья Ярослава Иванова. Второй – Ивана Ярославцева не нашла. Думаю, мы ее уже…

- Хорошо, что хоть одна сохранилась, - сказал Горчаков.

- Посмотри ее внимательно, - отдала распоряжение Черкасова. – А я проработаю заметку.

Александр снова углубился в чтение статьи. Он хорошо помнил ее и ничего необычного для себя не открыл. Так это новый Раскольников или просто совпадение?

Статья в некоторых местах перечеркнута, исправлены отдельные фразы. Почерк Черкасовой, что естественно, она и редактировала.

Печатал человек, умеющий пользоваться машинкой. Какие-нибудь особенности?.. Буквы «и» и «е» немного западают.

- Что там? – Алевтина наконец-то оторвалась от своих бумаг.

Горчаков показал ей на западающие буквы, шефиня внимательно вгляделась и вдруг… изменилась в лице. В глазах появилась тревога. Слегка дрожащей рукой она схватила неизвестно какую за сегодняшний день сигарету.

- Что с тобой?

- Со мной?.. Ничего! Обычная усталость. Последние дни работала часов по шестнадцать.

«Врет! – разволновался Александр. – Дело в чем-то другом».

- Оставь меня! – с неестественным для нее порывом крикнула Алевтина. И тут же, спохватившись, добавила. – Тебе нужно отдохнуть с дороги. А мне… необходимо работать.

Прямо с порога Александр шагнул под небольшой, моросящий дождь. Ощущение свежести в легких немного успокоило и охладило. Но ненадолго. Весь путь домой Александр размышлял о странном поведении Алевтины. Какая разительная перемена произошла с ней, когда он указал на эти западающие буквы. Почему? Она догадалась, кто может быть автором статьи? Если так, то почему утаила его имя?

Лена открыла дверь, виновато посмотрела на хозяина, потухшим голосом поинтересовалась:

- Мне уходить?

- Уходить?

- Разве вы не уволите меня из-за того поступка?.. Из-за Вали?

- Раз я не сделал этого раньше… Есть хочу!

- Здорово! – на щеках девушки заиграл знакомый румянец. – Какой вы мокрый! А обед сейчас сварганим. Все лучшее, что вы любите.

Наконец-то он дома! Родные стены закружили голову, он соскучился здесь по всему: спальне, кабинету, обоям. Соскучился и по вкусно пахнущей Лене. И, хотя он влюблен в Валентину, она пока далеко, а Лена рядом. Он будет с ней, а думать о Вале.

Александр вошел на кухню, где хозяйничала Лена, подошел к девушке сзади, крепко обнял. Она удивленно воскликнула:

- Что с вами? И где московская пассия?

- Застряла в Курске.

- Отстаньте, хозяин. Я – честная девушка, на чужих мужчин не зарюсь… Да перестаньте же, а то закричу!

- Ты права. Извини.

- Еще как права. Идите в зал, через двадцать минут будет обед.

Пока еще до обеда было время, он достал свои связанные с убийством записи. Вроде бы все складно, соблюдена хронологическая последовательность, только… что-то не сходится. Что?

На столе уже дымился борщ, Горчаков ел, не распознавая его вкус. Что же не сходится? О чем он не подумал раньше?

Алевтина говорила, что маньяк не один, у него могут быть покровители. Одного из них Черкасова точно узнала, когда перечитывала статью. Узнала и… испугалась.

Кого может бояться эта богатая, влиятельная женщина?

Убийце так помогают, что даже полиция бессильна. И профессионал Корхов отделывается одними обещаниями. «Скоро!» Когда скоро?

И тут Александр поперхнулся. Он вдруг догадался, кто может стоять за преступлениями маньяка.

Этого не может быть!

Тем не менее…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Он не сразу ощутил заботливого похлопывания по спине. Лена!

- Поперхнулись? Выпейте воды.

Александр обхватил голову руками, повторяя про себя: «Это невозможно!»

Нет, он не ошибается! И теперь судьба Валентины не менее страшна, чем в СССР.

Он искал выход и не находил его! Любимая женщина вновь оказалась в заложницах… Обязательно переговорить с Черкасовой! Она обязана сообщить, кто является автором статьи.

- Принесу блинчики, - суетилась Лена.

- Не до блинчиков мне! – отмахнулся Александр, позвонил Алевтине и сразу с места в карьер. – Нужно увидеться. При встрече объясню.

- Нет сейчас. У меня куча дел.

- Только сейчас! От этого зависит жизнь человека.

- Ну, хорошо.

Александр не помнил, как выскочил из дома, как добежал до редакции.

«Валя, Валя, из огня да в полымя!»

Когда Репринцева открыла глаза, эта добрая женщина была рядом. Поинтересовалась, хорошо ли гостья отдохнула и сообщила, что Валентину приглашают на работу в редакцию «Оскольских вестей».

- Анатолий Михайлович переговорил с главным редактором Алевтиной Витальевной, и та дала добро.

«Это хорошо. Но когда?»

- …Приступишь, когда все закончится.

Валентина поблагодарила, и подумала: «Неужели я представляю для убийцы такой интерес?»

- Пока лучше не рисковать, милая.

Валентина подошла к окну, посмотрела на улицу, точнее, на видневшуюся часть монастыря. Она почувствовала, как ее тянет туда, как взывает к Богу душа!

Она сказала об этом Анастасии Ивановне. Добрая женщина была искренне рада такому ее порыву. Но опять просила чуть-чуть подождать.

- Я не могу ждать, - мягко и одновременно твердо ответила Валентина.

Анастасия Ивановна не стала спорить, принесла какую-то старушечью юбку, платок, попросила гостью переодеться. Валентина послушалась и не узнала саму себя; теперь она на вид – тридцатилетняя женщина, скорее всего, прибывшая в город из глухой деревни.

- Можно идти, - промолвила Анастасия Ивановна. – Никто тебя не узнает, а я буду рядом.

Чем ближе они подходили к воротам монастыря, тем больше Валентина понимала: сон становится явью. Это был ее храм. Раздался знакомый хор ангельских голосов.

- Вы слышите их? – спросила она Анастасию Ивановну.

- Кого, деточка?

- Ангелов. Один из них явился мне в больницу, когда пришел прислужник дьявола в лице консула. Он спас меня тогда и хочет, чтобы я осталась здесь.

- Тебе рано уходить в монастырь. Ты еще не все сделала в мирской жизни. И… твой витязь ждет тебя.

…Витязь на вороном коне печально смотрит на нее, потому что она уходит!..

Она – за воротами монастыря. И Репринцевой вдруг показалось, что ей знакомы тут каждое строение, дерево, куст. Она шла по узкой тропинке к главному храму так, словно ходила по ней всегда. Внезапно раздались голоса: «Матушка Серафима!». Несколько монахинь вели под руку почти слепую старицу. Далеко по губернии разносились слухи об ее чудодейственных молитвах: и неизлечимо больных спасает, и правильным советом всегда поможет. Любой, кто приходил, был для нее раскрытой книгой.

- Это матушка Серафима, - шепнула Анастасия Ивановна. – На исцеление к ней очереди стоят.

- Я знаю, - просто ответила Валентина.

- Знаешь? – удивилась жена начальника оскольской полиции.

Неожиданно матушка Серафима остановилась. С трудом улавливающие божий свет глаза нашли Валентину. Та сразу подошла, припала к руке старицы. Серафима спросила:

- Ты пришла?

- Да, матушка, да!

- Вот и хорошо. Быть тебе вскорости здесь.

- Разве достойна я этого, ничтожная? Из-за меня может пострадать хороший человек, девушка, которая спасла меня.

- Ее плоти уже не поможешь. Молись об ее душе.

Валентина залила руку Серафимы слезами. Та гладила ее по голове и приговаривала:

- Теперь все будет хорошо. Ты пришла.

Анастасия Ивановна готова была радоваться и плакать. Радоваться, что в сердце юного создания возникло искреннее желание служить Господу. Плакать, потому что понимала: Валентина уйдет, никакая сила ее не удержит. И у них с Анатолием так и не появится дочери.

Горчаков пулей влетел в кабинет Черкасовой, плотно закрыл дверь, подошел ближе, прошептал:

- Кажется, я догадался, кто убийца.

- Вот как? – лицо Алевтины дернулось, губы задрожали, она старалась прятать глаза.

- Фамилии его я не знаю, да и не в этом дело. Ты права: он не один. За ним целая организация.

- Решил повторить, что слышал от меня?

- Подожди. Важно, что за организация? Ты бросила ключевую фразу: «У преступника своего рода охранная грамота». Ты в курсе, какой пронырливый полицейский Корхов. И вдруг такая беспомощность? А что, если это не беспомощность?

- Так ты? – Черкасова начала понимать, куда клонит Александр.

- Фактов нет, но что-то мне подсказывает, что за убийствами в Старом Осколе стоит именно он.

- На интуиции далеко не уедешь.

- Он держит все нити расследования в своих руках, никого не подпускает…

- По должности положено.

- Правильно! Поэтому любое другое расследование, в том числе журналистское, замыкает на себе. Умело втирается в дружбу, выведывает секреты, а своих никому не выдает. Вроде бы он опять прав. Но одна деталь: маньяк остается на свободе и продолжает убивать. Мало того - он наглеет. Почему? Да потому что у него слишком надежное прикрытие. А кто это в состоянии обеспечить?

Алевтина слушала, затаив дыхание, для нее такой вывод стал поводом к неожиданным размышлениям. Наконец она сказала:

- Твоя версия не лишена смысла. Но Корхов должен действовать не один.

- Мы с тобой это обсуждали. Не представляю, кто входит в так называемую «Лигу спасения Старого Оскола» или как там ее еще? Глава администрации города, банкир Еремин, да кто угодно. Одного ты знаешь.

- Я?

- Когда ты увидела рукопись статьи Ярослава Иванова, то переменилась в лице.

- Тебе показалось.

- Ты кого-то боишься, - убежденно заявил Горчаков. – И в этом твоя ошибка. Когда преступник поймет, что у тебя есть насчет него сомнения, даже маленькие…

- Прекрати!

- Не надейся! Вспомни судьбу Зинаиды Федоровской и других. Ты не спасешься от него. Сложно спастись от мощной преступной организации. Поэтому надо сообщить центральным органам власти обо всем творящемся в нашем городе.

Он осекся. А как быть с Валентиной, которая осталась в заложниках у начальника полиции? Ведь до чего все хитро придумал Старый Лис!

Охваченный ужасом за судьбу подруги, Александр даже не сразу услышал слова Черкасовой.

- …Я догадываюсь, кто написал эту статью. Примерно догадываюсь… Нет, такое исключено.

- Говори, Алевтина, говори!

- Я узнала машинку. Дело в том, что она… моя.

- Твоя?!

- Мне ли не знать характерных особенностей собственной печатной машинки?

- Но как?..

- Она была моей. Затем муж забрал ее и унес к себе на работу. Теперь она у него в кабинете. Но чтобы Валерий?..

- Успокойся! На него бы я никогда не подумал. Не такой он человек!

- Машинка у него в кабинете! – обреченно возразила Черкасова.

- И что? Кто-то другой мог спокойно ею воспользоваться.

Клубы сигаретного дыма густо закружились вокруг Александра. Алевтина выглядела растерянной и подавленной.

- И я так считала до самого последнего времени. Но затем все изменилось. Он стал приходить поздно ночью. Иногда отсутствовал до самого утра.

- Обычное совпадение, - пробормотал Александр.

- Да, только он отсутствовал в те дни, когда совершались убийства.

Последняя информация вызвала у Горчакова интерес. Он спросил:

- Ты уверена?

- Еще бы! Сначала я не обратила внимания на эту закономерность, а потом… И еще: он работал на Востоке, изучал боевые искусства. Справиться с человеком для него раз плюнуть.

Александр внимательно поглядел на шефиню. Он догадался: есть еще что-то, о чем она хотела бы ему рассказать, но умалчивает.

- Дальше!

- Несколько дней назад Валерий намекнул, что может являться тем самым убийцей. Правда, затем перевел разговор в шутку, однако мне показалось, он не шутил.

- Ты его серьезно подозреваешь?

- Я хотела бы верить, что это не он.

Александр задумался и, наблюдая за дымящей, как паровоз шефиней, рискнул, высказал мысль, которая еще минуту назад казалось дикой:

- Предположим, ты права, Валерий имеет непосредственное отношение к тем убийствам. Он способен быть только исполнителем, нам же следует добраться до организаторов.

- Видишь ли, - ответила Алевтина, - подозрение насчет Корхова не лишено смысла. Если он и не главный, то – один из тех, кто руководит преступными действиями организации.

- Как это доказать?

- Его следует на чем-то подловить.

- Легко сказать! Одно прозвище Старый Лис чего стоит.

- Ты прав. Гораздо легче подловить самого Валерия. Я попробую. Тоже сложно, но попробую.

- Будь осторожна. Если он и правда убийца-маньяк, он не пощадит тебя, несмотря на семейные узы.

- Какие семейные узы! – иронично заметила Алевтина. – Мы с ним давно чужие люди. Ничего общего, даже детей.

- Тем более проявляй осторожность.

Глаза Черкасовой вдруг ярко заблестели, она прошептала:

- Ты прав. Его надо остановить! А потом уже выйти на его покровителей. Это - сенсация! Какой материал для газеты! Мы станем самым популярным изданием Российской Империи.

Такой крепко настоянный на непомерном тщеславии цинизм шефини поразил Горчакова. Все-таки речь идет об ее муже! Неужели они настолько чужие?

И он опять подумал о Валентине. Что случится с ней? Корхов убьет заложницу!

Он не находил себе места, сомнения грызли его как черви, страх в душе достигал своего апогея. Он не думал, что Алевтина это заметит. Но она заметила.

- Что с тобой?

Александр долго колебался. Надо кому-то довериться. Однажды уже ошибся, став «лучшим другом начальника полиции». Не промахнуться бы вновь!

И все-таки он ей рассказал, как они с Корховым спрятали Репринцеву в доме Старого Лиса. Черкасова слушала с интересом, на ее лице появилось изумление.

- Зачем вы ее спрятали? Вряд ли бы Советы начали мстить ей – не та фигура, и уж совсем маловероятно, что они решились бы выкрасть ее на нашей территории. Им пришлось бы похищать немало перебежчиков.

- Как ты не понимаешь?!

И Горчаков поведал свою и Корхова версию о возможной мести журналистке со стороны маньяка. Алевтина непонимающе хлопала глазами:

- Зачем убийце какая-то журналистка?

- Она раскрыла его сущность! Опозорила перед всем Старым Осколом.

Черкасова… от души рассмеялась. Теперь уже растерянным выглядел Александр: что за неожиданное веселье?

- Извини!

- Я, пожалуй, пойду, - резко поднялся Горчаков.

- Сядь! – крикнула шефиня и наконец объяснилась:

- Я изучала психологию, даже имею соответствующий диплом. Убийцы, одержимые идеей исправить мир, на разную мелочь, на сопливую журналистку, написавшую про них очередной пасквиль, внимания не обращают. Не обижайся, я уверена, что тот маньяк иначе твою Валентину и не рассматривает.

Тут она прервалась, и так посмотрела на Горчакова, что того пробрала дрожь. Он сразу уловил ее мысль:

- Корхов?

- Да. Он это тоже знал. Старый Лис обвел тебя вокруг пальца. Предугадал и парализовал возможные действия против него.

- Как нам быть?

- Вот что, - Черкасова швырнула в корзину пустую сигаретную пачку и нервно открыла новую. – Иди домой и жди.

- Чего?

- Моего звонка. Никаких действий пока не предпринимай.

- ?!!

- Я сказала, что подстрою Валерию ловушку. Нужно поймать его с поличным, прижать так, чтобы он не смог вывернуться, предпринять ответных действий. Только тогда у нас появится шанс против Старого Лиса.

- Дело в том…

- Доверяй мне и ничего не спрашивай! Сейчас придешь домой, Лена приготовит тебе ужин. Отдохни после тяжелого дня. И жди известий! Сам никуда не звони, ни на какие звонки не отвечай. Кроме моего, конечно.

- Я должен выяснить, как там у Валентины?

- Завтра выяснишь. Пойми: чем чаще ты ей звонишь, тем сильнее Старый Лис привязывает тебя к себе. Ему не сложно будет переубедить тебя, снова прикинувшись другом. И выведать наши планы.

- За кого ты меня принимаешь?

- Он опытнее, хитрее.

Александр прекрасно осознавал, что от выбранного сейчас решения зависит не только его судьба, но и судьба Валентины. Колебания оказались недолгими.

- Хорошо, - согласился он.

Из кабинета Черкасовой Горчаков вышел подавленный и настолько погруженный в свои мысли, что ничего не видел и не слышал вокруг. Кажется, Любочка пыталась с ним заговорить. Или ему показалось?..

Он сделал все так, как и обещал редактору. Доплелся до дому, поужинал, упал в кровать, предупредив Лену, что его нет ни для кого, кроме Алевтины. Он закрыл глаза, попробовал заснуть, заранее зная: не получится. Однако сон, на удивление, пришел быстро. Видимо, сказались накопившаяся за последние дни усталость, нервное напряжение.

…Ему снились хохочущий Анатолий Михайлович, который ехидно потирал руки: «Как я тебя?», несчастная Валентина, запертая в его жутком доме. Глаза девушки молили о помощи, но он ей помочь не мог.

Он просыпался в холодном поту и тут же засыпал снова. И опять сон был тяжелым, беспокойным. Теперь Горчакова окружала ночь, темнота плясала от радости, наверное, потому, что скрывает истинную личность убийцы. Александр бежал по переулкам и в одном из них увидел силуэт человека. Он знал – это тот самый маньяк! Неважно откуда, просто знал! Александр стал осторожно приближаться, он был готов к решающей схватке. Однако за несколько шагов от противника остановился:

- Кто ты?

Убийца молчал. Вместо лица зияло пустое черное пятно. В жутком молчании как будто послышалось:

- А ты угадай!

Горчаков начал приближаться, до смертельной схватки оставались мгновения. В руках убийцы что-то блеснуло. «Нож!» - догадался Горчаков, однако чуть опоздал с догадкой. Острая боль! Сознание угасало, он погружался в такой же глубокий вечный омут, как и остальные жертвы маньяка…

Резко проснулся! За окном действительно была ночь, только тихая и спокойная. Увы, спокойная не для него!

Холодный пот выступил на лбу. Сцена собственной смерти была настолько ощутимой, что он невольно задумался: на каком свете находится? Затем поднялся, подошел к шкафу, достал пистолет. С оружием как-то спокойнее!

Это еще не все. Он прокрался к входной двери, проверил замки. Он чувствовал, как мания преследования делает его своим рабом. Однако справиться со страхами не мог.

Остаток ночи он пролежал с пистолетом наготове, вздрагивал при каждом шорохе, легком шуме. Но вот глаза его закрылись… Нет, спать не пришлось.

В коридоре – телефонный звонок! Слышно, как Лена, шлепая по полу босыми ногами, снимает трубку. Недовольным сонным голосом произносит: «Алло!». И тут же направляется в спальню хозяина.

- Ни для кого, кроме Черкасовой, - напомнил Александр.

- Это именно она. Не спится же людям.

Горчаков подскочил к телефону, услышал возбужденный голос Черкасовой:

- Я подловила его.

- Кого? – не сразу сообразил Александр.

- Моего мужа.

- Как?! На чем?!

- Не по телефону. Приезжай ко мне. Сейчас.

- А он?..

- Только что отправился на работу. Ты не поверишь…

- Алевтина!..

В трубке – короткие гудки. Почему она так резко отключилась? Или ее заставили отключиться?

Горчаков быстро оделся, на удивленный вопрос Лены: «Куда, не позавтракав?», бросил:

- Не до завтрака!

- Вас совсем не узнать, - пожаловалась служанка.

«Я и сам перестал себя узнавать с тех пор, как влез в это проклятое дело с убийцей-маньяком».

- Многие стали не такими, - прошептала Лена, - боятся, что их того… прихлопнут.

«Обязательно прихлопнут, если не предпринять меры!»

Он уже у порога. И опять та же мысль: «Алевтина отключилась сама?». Он набрал номер ее телефона.

- Еще дома? – охрипший от волнения и бесконечного курева голос возмущенно дрожал. – Я думала, ты уже в дороге.

- Иду! – Горчаков несколько успокоился. Хотя бы у нее пока все в порядке.

Пистолет в кармане. Теперь главное – спокойствие и ясный ум.

Черкасова встретила его, повела в гостиную, усадила в кресло и сообщила:

- Можно говорить спокойно, никого нет. Служанку я отправила по делам. Теперь слушай…

Однако она так и не могла начать. Видно, как ей тяжело. Даже если они с Валерием – чужие люди, он все равно ее муж.

- Слушай, - наконец повторила она. – Вот что я узнала… Обо всем по порядку. Вчера он пришел раньше, выглядел усталым, был замкнут, однако мне удалось его разговорить.

- Ну и?! – нетерпеливо крикнул Александр.

- Про его кабинет. Машинка находится там. Он на ней иногда печатает письма.

- Он? А секретарша для чего?

- Я сказала «иногда». Он любит посидеть за машинкой.

- Пусть так. Но это еще не факт для прямого обвинения.

- Ключ от кабинета находится только у него. Дубликата нет ни у секретаря, ни у кого другого. Без Валерия туда никто не заходит. Уборщица иногда.

- И он тебе все так подробно выложил?

- Надо знать приемы, - усмехнулась Алевтина. – Я, как бы невзначай, заговорила о сохранности документов, о том, что Любочка в мое отсутствие хозяйничает на моем столе. Он и раскрылся. А насчет печатной машинки просто спросила: «Цела ли?». И он ответил: «Целехонька. У меня в кабинете. Кроме меня никто к ней не прикасается».

«Хитра шефиня, ох, хитра!»

- …Я очень осторожно спросила его и насчет Корхова. Насколько близко они знакомы?

- Скажет он тебе!

- Опять же: как спросить. Стыдно учить тебя, журналиста. Я начала ругать начальника полиции за непрофессионализм, а он бросился его защищать. И поведал такие факты его биографии, о которых я слыхом не слыхивала. То есть, - торжественно подвела итог Черкасова. – Они хорошо знакомы, хотя раньше мне он об этом не говорил.

- Важная улика, - согласился Александр.

- Но главная новость впереди. Валерий уехал сегодня очень рано, у меня была возможность проверить кое-что. Я проникла в его мастерскую, обшарила все, и вот, погляди…

Алевтина достала какой-то сверток, развернула, Александр увидел блестящий изогнутый нож. Черкасова прокомментировала:

- Валерий почему-то утверждал, что потерял его. А привез он это оружие с Востока. Удивительная вещь! Любой, самый крепкий материал разрезает точно масло. И вот здесь – внимательно посмотри только руками не касайся – засохшая кровь.

Александр вздрогнул. Новая улика оказалась убийственной. Однако опять же, все могло оказаться обычным совпадением.

- Надо проверить оружие на предмет отпечатков пальцев, - сказал он. – А также выяснить, чья здесь кровь?

- Насчет первого скажу сразу: отпечатки будут мои. Валерий же наверняка свои стер. По неосторожности я взяла оружие и лишь потом догадалась об оплошности.

- В любом случае его надо на экспертизу.

- Кому собираешься отнести? Корхову?

Александр молчал, подавленный вопросом.

- И последнее. Я проверила его гардероб. Иди за мной.

Она открыла большой полотняный шкаф, где висело несколько костюмов. Один достала с вешалки.

- Помнишь, я говорила, что в те дни, когда происходили преступления, Валерий отсутствовал или появлялся поздно? В этом костюме он был во время убийства… по-моему, Дрекслера. Смотри, кто-то усиленно стирал пятна. Я специально поинтересовалась у служанки: она этим не занималась. Тогда кто? Сам Валерий!

- Уверена, что это пятна крови?

- Я ни в чем не уверена. Однако ситуация складывается странная: он не отдал костюм в распоряжение служанки, и сам что-то стирал!

После таких улик и аргументаций Горчаков был склонен согласиться, что муж его шефини имеет какое-то отношение к страшным смертям в городе.

- Я боюсь жить с ним под одной крышей, - призналась Черкасова. – Если он хоть что-то заподозрит…

- А не поехать ли нам в Воронеж или в Белгород? Расскажем о твоих предположениях, уликах?

- Им нужны факты. А какие факты ты им предоставишь? Убийцу следует поймать с поличным.

- У тебя есть план?

- Есть, - ответила Алевтина. – И ты мне поможешь.

Горчаков напрягся, ловя каждое слово Черкасовой.

- Надо написать ему письмо: короткое, но емкое. Мол, мы знаем, кто совершает в Старом Осколе кровавые преступления. Выдавать его не собираемся, если он заплатит. Назначим встречу. Обычное письмо шантажиста.

- Он поверит?

- Коль не поверит, посмеется или расскажет мне, то мои подозрения беспочвенны. А если пойдет на встречу, то…

- Вдруг он покажет письмо Старому Лису? Мы готовим ловушку им, а они приготовят ее нам.

- Учла такой вариант. Мы укажем в письме, что нам известны его связи. Какие именно – не уточним. И если вздумает сыграть в нехорошую игру, имя убийцы станет достоянием общественности. Он потянет за собой остальных. А подобного ему они не простят. У него не останется выбора.

- Неплохой вариант, - согласился Горчаков. – А как передать ему это письмо?

- Нет ничего проще. Вечером оно будет лежать в нашем почтовом ящике.

- Он не заподозрит, что и ты могла его прочитать?

- Нет. Мы не интересуемся корреспонденцией друг друга.

- Остается написать письмо.

- Ты и напишешь.

- Я?

- Мой почерк он знает.

- И мой может узнать, если в дело вмешается Корхов.

- Писать будешь левой рукой. Боюсь, что у меня Валерий узнает и левую.

Горчаков подумал и согласился. Теперь оставалось продумать текст. После некоторых споров они написали следующее:

«Господин Черкасов!

Мы прекрасно осведомлены, кто скрывается под маской неуловимого оскольского убийцы. Знаем и об его связях с крупными чиновниками города. Пока мы не собирается об этом никому сообщать, однако в любой момент информация попадет в такие руки, которые не под силу обрубить даже вашим покровителям. Выход один: заплатить и мы отстанем от вас раз и навсегда. Слово чести! Сумма, которую мы просим, - 200 тысяч рублей (в тот период это были гигантские деньги. – прим. авт.). Да, это много. Но ваши преступления стоят того. Согласны получить ее частями – половину сразу, половину – потом, но не позже чем через неделю.

Деньги следует передать в слободе Ямской, около старой мельницы. Завтра в полночь приходите туда один. Если заметим «хвост», сделка не состоится. На повторную встречу мы не пойдем. Мы останемся без денег, вы лишитесь головы.

Сумку с деньгами оставьте рядом с мельницей и быстро уходите».

- По-моему, мы продумали все, - сказала Алевтина.

- Кроме одного: вдруг он решит напасть?

- Оружие есть?

- Пистолет. А у тебя?

- И у меня он есть. Но пользоваться им не научилась.

- Плохо.

- Да уж…

- В случае чего я тебя прикрою.

- Спасибо, мой защитник.

- Ты еще отшучиваешься!

- Не обращай внимания. Вся на нервах.

Они выработали стратегию поведения на завтрашний день. Вплоть до самого вечера их не должны видеть вместе. За час до полуночи они встретятся в условленном месте недалеко от мельницы. Черкасова хорошо знала этот район, знала, где есть отличный наблюдательный пункт.

- Мы все увидим, а сами останемся незамеченными, - сказала она.

- Почти двое суток. Я не выдержу.

- Выдержишь. Постарайся никому не разболтать о наших планах.

- Невысокого же ты обо мне мнения.

- Прекрати. На такое дело берут только того, кому доверяют. Итак, до завтра.

- Но что делать сегодня?

- Набраться терпения и ждать! Считай, что ты в местной командировке, - подвела итог их встречи Алевтина.

Завтра, завтра… А что будет завтра? Не исключено, убийца перевернет все их планы. Страшно даже думать об этом!

Вот и улица, что ведет к дому начальника полиции. После неожиданных подозрений Горчаков не слишком жаждал увидеть Анатолия Михайловича. Но в его доме живет Валентина! Он обещал не заходить, не привлекать внимания. Однако Корхов вырвал это обещание обманом, а Черкасова… она поймет и простит.

«Если предупредить Валентину о грозящей ей здесь опасности? Как предупредить? Поверит ли она? А я… лишь раскрою себя. И тогда полный крах для всех нас! До завтрашней ночи я бессилен. И сам Корхов не решится пока причинить ей вред, она – его козырная карта».

Он решил, что не пойдет сюда, однако ноги сами понесли к этому дому. Заглянул в окна – зашторены. На мгновение задержался у ворот… «Валя, ты видишь меня? Если нет, услышь хотя бы стук моего сердца!»

Надо уходить, а ноги точно в землю вросли. Внезапно он услышал шаги на тротуаре, кто-то из домочадцев шел к воротам.

Александр увидел Анастасию Ивановну, ее добрые глаза были на удивление печальными.

- Зачем вы здесь? Это небезопасно для Вали.

- Мне так хотелось ее увидеть.

- Всего несколько дней. Анатолий Михайлович обещал поймать преступника.

«Как же! Будет он его ловить!»

- Уходите. Придете потом. Только бы не было поздно.

От ее последней фразы Александр растерялся. А ворота уже захлопнулись. Ужасной глупостью было бы стучать, просить Анастасию Ивановну вернуться, объясниться.

Он пошел дальше, но слова жены начальника оскольской полиции грозным вихрем кружились в голове.

«Что она имела в виду? Неужели муж посвятил ее в свои грязные дела? Тогда бы она не предупреждала…

Чертовщина какая-то!»

Завтра ночью все решится! А вдруг… Валерий не придет? А если Алевтина ошиблась, он никакой не убийца. Он лишь посмеется и порвет письмо.

Тогда придется начинать все заново!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Александр вышел из дома, когда не было еще и десяти. До встречи с Черкасовой оставалось более часа, и еще целый час до прихода возможного убийцы. Прошел дождь, ветер порывисто налетал, заставляя прохожих спешить. Совсем не летняя погода.

Непогода внешняя – полбеды, гораздо тяжелее непогода внутренняя. А она бушевала и бушевала в душе Александра: что-то произойдет в ближайшее время? Что может случится?

Он специально кружил по городу, заглядывая в витрины магазинов, останавливался у сияющего огнями ресторана. Он часто оглядывался: не идет ли кто следом?

Народ сновал взад-вперед, хотя и не в так густо, как раньше. (Не только виновата непогода, убийца также сделал черное свое дело). И попробуй угадать в этой толпе того, кто может тебя преследовать…

Александр прибегал к маленьким хитростям: прятался за угол дома и наблюдал за улицей. Со стороны это могло показаться смешным, но… вдруг он появится, этот неведомый носитель зла? Да нет, никто не бежал за ним. Горчакову оставалось лишь нервно усмехаться.

Он пришел в слободу Ямскую, посмотрел на старую мельницу, стоявшую одиноко, точно реликвия, которую оставляют лишь из жалости. Напротив – два полуразрушенных дома, их скоро снесут, на этом месте намечается какое-то бурное строительство. В одном из домов и намечена их встреча с Алевтиной.

Александр еще раз огляделся, подошел к дому, через выбитое окно проник вовнутрь. Тут все было разбито, ступать приходилось осторожно, чтобы ненароком не споткнуться, не разбить лицо. Что-то тяжело хрустнуло, Горчаков насторожился, думал вытащить оружие. Но понял, что наступил на битый кирпич.

Он специально пришел чуть раньше, пришел первым, здесь и встретит Алевтину. И вместе они подберут укромное место наблюдения за мельницей. Пожалуй, оно вон у того окна…

Александр сделал шаг к окну и тут… кто-то прыгнул на него сзади и цепко сдавил горло. Послышался шепот:

- У меня оружие. Секунда – и ты труп.

«Во влип! Кого я хотел перехитрить? Профессионалов?»

Что-то знакомое в этом шепоте. Знаком и исходящий от незнакомца запах сигарет. Горчаков с трудом произнес:

- Але… ина.. это я.

- Александр? – рука отпустила его. – Прости меня, пожалуйста, прости. Здесь так темно. Я решила, что убийца выследил меня и…

- Это я пришел! – сердито бормотал Горчаков. – Ну и хватка у тебя, подруга!

- Когда борешься за жизнь… Ладно, откуда будем следить?

- Из того окна?

- И я так думаю.

Они пробрались к окну, доски под ними трещали и шатались.

- Я встану с этой стороны окна, а ты с другой, – предложил Александр.

Алевтина согласилась и спросила:

- Оружие при тебе?

- Да, - мрачно произнес Горчаков. Как бы он не хотел, чтобы дошло до стрельбы. Однако Черкасова лишь подлила масла в огонь:

- Держи его наготове.

- Зачем?

- Вдруг и он придет заранее? Как и мы, решит выбрать наблюдательный пункт и заглянет сюда?

- Такое возможно?

- Не считай его валенком. И еще: он может появиться не один.

Александр вытащил пистолет, взвел курок. Теперь им оставалось только ждать.

Темнота постепенно сгущалась, и контуры углов, входа просматривались с трудом. Александр напряг зрение, слух, пытаясь не упустить ничего. Нервы – как струны. То же было и у Алевтины. Больше всего она хотела сейчас закурить, да боялась привлечь внимание. Когда эта пытка закончится?

- Ничего, ничего, - пыталась успокоить Черкасова. – Уже половина двенадцатого.

Но наступил момент, когда остановившееся время понеслось как сумасшедшее. Александр жаждал оттянуть роковую минуту встречи. Сколько там? Полночь! Однако у мельницы пока никто не появился.

- Похоже, убийца проигнорировал наше предупреждение, - грустно произнес Александр. – Если он вообще убийца.

- Я не могла ошибиться! - относительно спокойный голос Алевтины сорвался. Ее затрясло, она готова была впасть в истерику. – Неужели?!!..

Она не договорила: «Неужели ошиблась?» или «Неужели не придет?»

- Как мы написали в письме? – спросил Александр. – В полночь?

- Да.

- А может быть ровно в полночь?

- Какая разница?

- Разница есть. Во всяком случае – более четкое временное указание.

- Перестань болтать! – раздражение Алевтины перехлестывало через край.

«Странно, - подумал Горчаков, - она хочет, чтобы он пришел. Но Валерий ее муж. Неважно: плохо ли, хорошо ли они живут. Это для меня имеет значение, чтобы хоть как-то ситуация разрешилась».

Какой смысл о чем-либо размышлять, что-то анализировать. Его нет!

- …Смотри! – вдруг прошептала Алевтина.

К мельнице приближался мужчина! Он воровато оглянулся, оставил сумку и исчез.

Все произошло так быстро, что ни он, ни она не успели нормально оценить ситуацию. Но он пришел! Он выполнил условия, которые ему поставили шантажисты.

- Надо взять сумку, - сказал Александр.

- Не сейчас. Он может быть где-то рядом.

- Сумка полна денег.

- И что?

- Хочешь, чтобы случайный прохожий забрал их?

- Тебе важнее жизнь или деньги?

- Плевать мне на деньги. Если там деньги…

- Вот именно.

- То есть?..

- Я не копалась в его мозгу и не представляю, что за сюрприз приготовил мой муженек.

- Так что нам делать? – Горчаков терял терпение.

- Чуть выждем.

«Удивительная женщина! В ней сочетаются расчетливый ум и мужская выдержка!»

Сумка продолжала одиноко у мельницы. Дальше тянуть было нельзя.

- Я посмотрю, - сказал Александр.

- Нет, посмотрю я. Не возражай начальнице.

- Сейчас нет ни начальников, ни подчиненных. Есть красивая женщина, которая идет на смертельный риск. Я такого допустить не могу.

- Слушай, дамский угодник, и не перебивай! – Алевтина готова была броситься и расцарапать ему лицо. – Ты станешь прикрывать меня. Если он набросится, стреляй! Только не промахнись.

Они выбрались из укрытия, сделали несколько шагов в сторону мельницы. У разбитого, потому бесполезного фонарного столба Черкасова сделала знак остановиться.

- Дальше я сама. Твои глаза уже привыкли к темноте?

- Более-менее.

- Не праздный вопрос. Стреляй точно! Иначе никогда больше не увидишь красивую женщину живой.

Александр наблюдал, как Алевтина крадется к мельнице, берет сумку и подает знак: «Все в порядке!»

Она уже направилась обратно, как вдруг точно из преисподней выскочил человек и бросился на нее. Горчаков поспешил на помощь, в ушах звучало: «Стреляй!». И он выстрелил! Но, кажется, промахнулся…

Еще один выстрел!

Затем крики, какие-то бегущие люди. Все происходило, как во сне.

Люди окружили их. Александр узнал мужчину и женщину из службы безопасности, с ними еще кто-то… Мужчина крикнул Александру:

- Бросьте оружие!.. Да бросьте же, все закончено.

- Она жива?

- Жива. А вот насчет убийцы не уверен.

Алевтина широкими от страха и потрясения глазами глядела на распростертое рядом тело мужа. Ее трясло, как при сильной лихорадке.

- Он живой?! Он должен быть живой!

Женщина из службы безопасности склонилась над Валерием и отрицательно покачала головой. Мужчина обнял Черкасову, попытался как-то успокоить:

- У вас не было другого выхода. Иначе бы он убил вас.

- Я… испугалась. Когда Александр промахнулся… пришлось самой. Валерий, почему?!

- Мы во всем разберемся. А вам спасибо за своевременный сигнал, за помощь в поимке опасного преступника. Жаль, не удалось его допросить. Интересно бы узнать из первых рук - насколько были справедливы ваши предположения о его связи с полицией Старого Оскола.

- Сумка! – простонала Алевтина.

- Да, да, сумка с деньгами, - сказал мужчина. – Сколько там должно быть?

- 100 тысяч. Или все 200.

- Ух, ты!

Но когда раскрыли сумку, там оказалась лишь кипа старых газет. Убийца решил провести собственную игру.

Черкасову больше не держали ноги. Несмотря на пережитое, Горчаков вызвался проводить ее и не оставлять сегодня одну. Их подвезли до самого дома, Александр усадил ее в кресло, принес вина. И услышал, как стучат о стекло ее зубы. Выпив, она с жадностью набросилась на курево.

Одна сигарета, вторая. Кажется, Черкасова немного успокоилась. В глазах заиграл знакомый ироничный блеск. Александр наконец решился задать вопрос, который его давно волновал:

- Почему ты мне не сказала, что будем не одни?

- Справились бы мы вдвоем!

- Ты так мне до конца и не доверяешь.

- Доверяю, но… Приготовлю ужин.

- Может, я?

- Я хозяйка! Мне уже лучше. Одна просьба: забудь о моем недавнем состоянии. Я была не в себе.

- О чем ты?! Не каждый день убиваешь собственного мужа. Извини, конечно же, защищаясь…

Алевтина ушла на кухню, Александр откинулся в кресле и думал уже не об убитом Валерии, а том, как спасти Валентину. Все-таки не случайно жена Корхова бросила эту свою странную фразу.

Как было бы здорово, если бы Корхов оказался не причем.

«Стоп! А кто сказал о виновности Анатолия Михайловича? Это было лишь мое предположение, которое Алевтина превратила в теорию.

Я могу ошибаться и она тоже.

Вдруг она не ошиблась, а… специально подставила его под подозрение?

Зачем? Она помогла обезвредить убийцу… А с чего это я решил, что Валерий прикончил всех этих людей? Меня убедила в том сама Алевтина.

Но он же пришел к мельнице!»

Из кухни послышался звон посуды, разнесся запах ароматного кофе. Она всегда изумительно его варила.

«С какой стати ей подставлять собственного мужа? Он ей так надоел? Гораздо проще развестись, ничего не усложнять, не придумывать нелепые схемы устранения человека. Она – состоятельная женщина, его деньги ей особенно не нужны. Нет, она искренне верила в его виновность. И он наверняка виновен!»

Александру бы успокоиться, но возбужденный мозг продолжал работать.

«А что, собственно говоря, произошло? На все события я смотрел не своими глазами, а глазами Черкасовой. Она сообщила мне о своих подозрениях, показала какие-то улики – они могли быть, но могли и не быть. Затем убедила меня отправиться на поиски убийцы.

Было письмо с шантажом. И опять: какое в действительности письмо она показала Валерию? Какие аргументы использовала, чтобы заманить его на мельницу?

Зачем ей подставлять собственного мужа?!

А ты подумай…

Раз в деньгах она не нуждается, то значит…»

От такого предположения Горчаков даже подпрыгнул. Несколько раз повторил: «Быть не может!», однако все складывалось слишком странным образом. Александру дается задание расследовать убийство сначала Федоровской, затем – остальных жертв. Черкасова в той или иной мере - в курсе событий. Правда, она совершает серьезный прокол: начинает восхищаться убийцей, пытается подвести Александра к мысли, что на самом деле преступник очищает город от скверны. Откуда она знает мысли убийцы? Простая догадка? А если не просто догадка?!

Предположение о связях убийцы с влиятельными людьми Старого Оскола и начальником полиции Корховым делает сам Александр. Но она блестяще доводит «теорию» до совершенства. Для чего? Чтобы внушить ему, что преступник вовсе не одиночка?

Но не могла же хрупкая женщина… Хрупкая женщина? А как она ловко ухватила его в том заброшенном доме! Она совершила и второй промах.

«Господи, неужели?!!..»

Алевтина вошла в комнату, неся на подносе кофе и булочки. Она выглядела уже по-иному: руки больше не дрожали, лицо порозовело. Как быстро она успокоилась!

И тут Горчаков решил нанести свой удар – прямой и точный. Он смотрел, как она разливает кофе в небольшие фарфоровые чашечки и неожиданно спросил:

- За что, Алевтина?

Ее взгляд стал вопросительным, непонимающим.

- За что ты их всех убила?

Мгновения невыносимо тяжелого молчания. Она не оправдывалась, только, отхлебнув кофе, спросила:

- Когда ты это понял?

- Только что.

Черкасова как обычно затянулась сигаретой, в ее взгляде, движениях не было ничего угрожающего. Как, впрочем, - и ни капли раскаянья.

- Разве они не заслуживали смерти? Я знала, чем каждый из них занимается, поскольку имела контакты с нужными людьми.

- Кто тебе дал право выступать судьей?

- Права, дорогой, не дают. Их завоевывают.

Горчаков внутренне напрягся, ожидая возможной агрессии с ее стороны, вряд ли она оставит в живых свидетеля. Однако Черкасова по-прежнему выглядела на удивление спокойной, курила, пила кофе.

- Может, принести коньяк? Такой в городе только у меня. Отличное средство снять стресс.

- Алевтина, скажи, что это не ты!!!

Глаза – в глаза. И сразу отпали последние сомнения.

- Не желаешь расставаться с иллюзиями? Так легче?

- У тебя есть все! Любая женщина с удовольствием поменялась бы с тобой местами.

- Деньги, положение в обществе – такая чепуха. Пока этого нет, стремишься получить. Когда же получишь, становится ясно: насколько все наскучило и обрыдло. Ты отчасти понял психологию убийцы. Мы должны сохранить наш Старый Оскол центром относительного благополучия.

- Не таким же образом.

- Ответь мне на вопрос: почему рушились общественные системы, империи, казавшиеся незыблемыми? С одной стороны - наступала стагнация власти, она жирела, пыталась удержаться любым путем. На каком-то этапе ее никто не тревожил, она успокаивалась, начинала пропагандировать принципы «ожирения» среди других, среди всей людской массы. И потомки бывших героев превращались в стадо боровов. И есть другая сторона: в любом обществе неизбежно появление паразитов, которые вгрызаются зубищами в его основы. Чем больше боровов, тем паразиты сильнее. Я решала обе задачи: паразиты подыхали, а боровы, вынужденные вертеться, чтобы поймать меня, худели.

- Так вот почему ты засмеялась, когда я сказал, что Корхов спрятал Валентину от возможной мести убийцы.

- Промахнулся Старый Лис! Впрочем, мужчины мыслят логическими схемами, потому мы их побеждаем. Разве у меня поднялась бы рука на беззащитную девочку? Она высказала предположения, причем, довольно точные. Но вы с ней так до конца и не осознали моих истинных глобальных идей.

- А Валерий?

- Тут все до банальности просто: он стал меня подозревать. Да! Необходимо было избавиться от него и его же выставить в качестве убийцы.

- Как ты заманила мужа на мельницу?

- Сказала ему, что газета участвует в поимке опасного преступника, возможно, того самого маньяка. Человек, который готов дать о нем информацию, потребовал крупную сумму. Мы договорились, что заплатим, принесем деньги в условленное место. «Сумку с деньгами» должен был доставить как раз Валерий. Я умоляла его нам помочь, поскольку довериться чужим мы не можем, а в редакции, после ухода Стогова, остался единственный мужчина – ты, но у тебя другое, не менее опасное задание. Когда, мол, информатор появится, следует схватить его, припереть к стенке, потребовать, чтобы он безо всяких условий назвал имя преступника, иначе его арестуют за вымогательство, за утаивание от полиции важных фактов. Валерий согласился. Либо хотел убедить себя, что никакая я не убийца, наоборот, стараюсь поймать маньяка, либо для него это было развлечением, средством от скуки. А дальше… ты все видел.

- Он не узнал тебя в темноте, попытался задержать. Ты его и…

- Да.

- Но как ты справлялась с сильными мужчинами, профессионалами?

- Не только Валерий жил на Востоке, обучался боевым искусствам и разным непривычным для европейца вещам. Я тоже. К тому же сыграл фактор внезапности… Знаешь, я ведь многое умею: воздействовать на людей, животных. Собака у Федоровской сначала залаяла, потом смолкла… А еще… Какая разница, что я еще могу делать!

Она резко поднялась, направилась к шкафу. Александр сжал в руках пистолет, он решил, что при малейшей опасности обязательно выстрелит. Однако Черкасова вернулась с обещанной бутылкой коньяка.

- Отступлю от своего правила, напьюсь! Выпьем, дорогой любовник, за успешное завершение дела.

- Оно не завершилось, - угрюмо произнес Горчаков.

- Тогда за окончание первого акта Великой Драмы, - она опрокинула рюмку. Александр пить отказался. С замиранием сердца он ожидал развязки.

- Что собираешься делать? Донести на меня? А дальше?.. Новый Либер продолжит шпионить в пользу Британии, Дрекслер – в пользу Рейха, Федоровская – Советов. Очередной Степанов разовьет преступную торговлю драгоценностями, со временем перейдет на наркотики. Ты этого хочешь? Чтобы наш остров спокойствия не устоял под натиском бешеных волн? Затонул? Стал бы придатком настоящих монстров-убийц?

«Она сумасшедшая!»

- Мне нужно время, чтобы собраться и уйти. Всего несколько минут. В отличие от других женщин, я долго не копаюсь. Возьму самое необходимое…

Она удалилась в свою комнату, оставив Александра мучиться и гадать: как ему поступить? Бежать в полицию? Обо всем рассказать Корхову? Надо это сделать, надо!

Однако он не в силах был не только куда-то бежать, но даже пальцем пошевелить. Он находился в полной прострации, его вдруг охватили безразличие и апатия ко всему.

Ночь жутких сюрпризов… Будь она неладна!

Черкасова вышла в дорожном костюме, с небольшим саквояжем в руках. Посмотрев на Горчакова, произнесла:

- Прощай, дорогой любовник. Искать меня не надо. Российская Империя слишком большая.

«Задержать ее! Навести пистолет, приказать остановиться!»

- Расскажу на прощание притчу. Взбунтовались у одного хозяина работники, подожгли его поместье, порубили скот. Было послано ему на подмогу войско, и один из солдат застрелил какого-то бунтаря. Солдата того судили, приговорили к длительному тюремному заключению.

И стали отныне солдаты бояться подавлять волнения. А бунтовщики вскоре вновь подняли мятеж. Но теперь уже прирезали хозяина и всю его семью.

Алевтина засмеялась, помахала на прощание рукой:

- Если все-таки решишь выстрелить, постарайся убить сразу. Не желаю мучиться.

Наваждение продолжалось. Женщина-призрак, кровавая вершительница судеб спокойно удалялась, а он… был даже рад этому. Мысленно просил: «Уходи скорее, уходи далеко-далеко!» Шаги становились тише и тише. Щелкнул замок, она открывала дверь.

А затем он услышал знакомый голос… Голос начальника полиции Корхова:

- Госпожа Черкасова, вы арестованы.

Александр хотел встретиться с Валентиной уже утром, спустя несколько часов после пережитого кошмара. Он буквально ворвался в дом Корхова, крепко обнял ее и, держа в объятиях, счастливо изрек:

- Теперь мы наконец будем счастливы!

Валентина глядела на него ласково, но не так, как обычно смотрит влюбленная, как женщина, съедаемая страстью. Скорее это был взгляд сестры.

Она попросила Александра прийти завтра, еще лучше – послезавтра. Тогда он не придал должного значения ее словам. Тут еще Анатолий Михайлович вмешался:

- Идите и как следует отоспитесь.

- А дальше?

- Дадите показания в полиции и напишете обо всем, что произошло. Будет еще один забойный материал.

Александр и правда проспал почти целый день. И снова сон оказался тревожным. Участники жутких событий не стремились отпускать на волю, кто-то смотрел на него с сочувствием, несчастный Валерий - с упреком («Я пострадал, в том числе, по твоей глупости!), но самым тягостным был взгляд Алевтины:

- Теперь ты доволен?

Хорошо хоть карлик окончательно потерялся. Как же прав оказался Корхов!

На следующий день Александр всерьез задумался над словами Валентины. Сначала Анастасия Ивановна, теперь вот она… Только ли из-за сострадания к измученному, уставшему журналисту девушка дала ему такую большую временную фору?

В полиции он дал подробные показания, что произошло у мельницы и в доме Черкасовой. Вернувшись к себе, начал все записывать. Да, из этого получится захватывающая вещь.

Вошла Лена, сказала, что звонят из крупного воронежского издательства «Святогор». Взяв трубку, Горчаков услышал предложение написать роман об оскольском убийце.

- Почему я?

- Вы талантливый автор и непосредственный участник событий. Насчет гонорара…

Сумма называлась довольно заманчивая. Однако Александр ответил:

- Я подумаю.

Конечно, он согласится. Но они должны были понять, что Александр Горчаков не лыком шит. В трубке сразу же послышались просьбы не связываться ни с каким другим издательством, через день в Старый Оскол приедет специальный представитель «Святогора» и они обо всем договорятся. А гонорар… он может быть пересмотрен в еще более приятную для автора сторону.

Александр почувствовал приближение светлой полосы. Он был уверен, что и с Валентиной все сладится. В назначенное время появился перед возлюбленной, поведал ей о звонке из Воронежа.

- Очень рада за тебя, - ответила Валентина.

Странное спокойствие тона настораживало и… пугало. Горчаков понял, что ей совсем не важен его успех. Почему? Ведь он надеется связать с ней свою жизнь!

Валентина не стала ходить вокруг да около. Сказала, что собирается стать невестой Христовой.

- Хочешь уйти в монастырь? – закричал пораженный Александр. – Но почему?

- Когда ты впервые привел меня в храм, я поняла: это моя жизнь, моя истина. Там мне суждено остаться, служить Ему, а значит служить людям. Тебе же благодарна за то, что именно ты открыл мне глаза.

- …И потерял.

- Почему ты считаешь, что потерял? Может, обрел меня, только в другом качестве.

- Валя, перед тобой открыты удивительные перспективы. Отныне сможешь жить не по указке сверху, а по велению сердца. Люби, твори, путешествуй по свету, изучай любые философские течения, взгляды. Неужели ты хочешь все это потерять? Остаться в замкнутом пространстве?

- Чтобы понять меня, вспомни бессмертную «Божественную комедию» Данте. Перед каждым три ипостаси: ад, чистилище и, наконец, рай. Я жила в аду, где тьма пыталась занять место Истины. Сейчас я в чистилище, и главная задача освободиться от прошлого. Но ведь и тут жизнь не идеальна. Если в качестве главной цели преобладает нажива, то, в конце концов, умрут нравственность, традиции, принципы справедливого управления. В Старом Осколе уже властвует казино, а осуществить возмездие пороку взялась его главная представительница.

А я стремлюсь туда, где иные законы бытия, помыслы чисты, и мораль не зависит ни от каких политических катаклизмов. Ты сказал: я теряю свободу. Нет, я обретаю истинную свободу, которая, извини, пока неведома даже тебе.

- Но я люблю тебя!

- Из всего, что у меня осталось здесь, тяжелее всего потерять тебя. Но… такова моя судьба.

Никакие уговоры, доводы не действовали. Горчаков приходил снова и снова, пока не понял: она все для себя решила.

Вскоре она ушла в монастырь. А когда через некоторое время Горчаков случайно увидел ее возле ворот монастыря, его поразили счастливые глаза девушки.

Он не подошел к ней, не рискнул. Зачем мешать чужой радости и умножать свое горе?

Впоследствии Александр стал известным писателем, женился на дочери богатого человека, уехал на тропический остров, там и прозябал в прекрасном заточении.

Корхов вскоре вышел на пенсию, однако связанные с работой стрессы добили его. Спустя несколько лет после описываемых событий он умер.

Процесс по делу Черкасовой оказался долгим, были попытки приговорить ее к смертной казни. Но адвокаты сумели доказать ее невменяемость и она оказалась в психиатрической больнице. В одном кровавая преступница оказалась права: в Старый Оскол приехали новые Либеры, Дрекслеры, место Федоровской занял очередной советский резидент. Быстро нашлась замена и Никите Никодимовичу.

…А в далеком сибирском лагере томится девушка по имени Надежда Погребняк. Теперь она окончательно поняла, что за счастливое будущее подарила ей предшественница Красная Стерва. Однажды ночью она увидела склонившуюся над топчаном фигуру в монашеском одеянии. Надежда узнала гостью:

- Валя, ты?! Пришла, чтобы вызволить меня отсюда?

- Пока я бессильна. Но надейся, Свет Истины воссияет. И развеется тьма!

- Это случится?

- Обязательно.

Это был только сон Надежды. Но с тех пор она не боялась ни Красной Стервы, ни терзающих души и тела охранников. Свет Истины обязательно воссияет!

В оскольском монастыре об этом молится сестра Марфа, некогда советская журналистка Валентина Репринцева. Она верит и ждет, ведь у нее права на сомнения нет.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ (хроника исторических событий)

1937 г. Рейх и Италия вмешались в Гражданскую войну в Испании на стороне Франко. Добровольцы из СССР отправились воевать за республиканцев. Российская Империя никак не прореагировала на происходящее.

1939 г. Российская Империя официально переименована в Российскую Республику. Оккупацию Чехословакии она осудила, но никаких действий не предприняла.

1939 г. После нападения Германии на Польшу и начала Второй мировой войны, Российская Республика решительно поддержала независимость братьев славян, чем вызвала гнев Гитлера. В войну страна не вмешивалась, но началось быстрое перевооружение армии и резкое увеличение ее численности. Российская Республика готовилась к отражению любой возможной агрессии.

1940 г. После присоединения к себе Прибалтики СССР выдвинул ряд ультиматумов Российской Республике. В воздухе запахло войной между обеими частями России, но до вооруженных конфликтов дело не дошло.

1941 г. Когда Гитлер напал на СССР, Российская Республика, несмотря на сложные отношения с северным соседом, не смогла оставаться в «вечном нейтралитете». Она оказывала Москве финансовую, продовольственную, военную (поставка новейших вооружений, отправка специалистов и добровольцев) и иные виды помощи. В 1943 г. Рейх объявил войну «Южной России», однако войска последней, отбив атаки агрессора, быстро перешли в контрнаступление. Весной 1945 г. Российская Республика была среди тех, кто праздновал победу над Рейхом.

1946-1953 гг. «Холодная война» вроде бы укрепила военную мощь СССР, но привела к полному обнищанию народа. Южный сосед в это время поднимался экономически, превратившись в одну из наиболее процветающих стран мира. Теперь уже для Российской Республики возникла опасность агрессии со стороны СССР, и, чтобы избежать ее, она заключила союз с блоком НАТО, но в сам блок не вступила.

1956-1965 гг. Советский Союз решил провести у себя политику демократизации. В результате огромные массы народа повернули головы в сторону Российской Республики, которая была гораздо ближе этнически и духовно, чем Запад. Культура Юга России все больше проникала в советское общество, которое всерьез заражалось идеями свободного славянства.

1965-1975 гг. Органы госбезопасности сделали в СССР «тихий переворот», пытаясь возродить в стране тоталитарную идеологию. Но их попытка закончилась неудачей. На Западе окончательную победу одержала идеология либерализма – «прав человека», а в экономике установилось полное господство финансовых структур.

1975 г. В СССР начинается перестройка, к власти приходит новое руководство. Однако эта политика оканчивается крахом. Советское государство рушится: Прибалтика, Бессарабия (Молдавия. – прим. авт.), Средняя Азия, Закавказье и Северный Кавказ выходят из состава страны. «Русские» регионы образуют свое государство – Российскую Федерацию, заключают экономический союз с Российской Республикой. Постепенно он перерастает в политический, создается конфедерация двух государств. Российская Республика вкладывает огромные деньги в северные территории, одновременно получая неограниченный доступ к их природным богатствам.

2005 г. Между двумя государствами уже не конфедерация, а федерация, наблюдается тенденция к превращению ее в унитарное государство, возникают условия для его невиданного роста.

2016 –2020 гг. Начавшаяся деградация западной модели достигает своего апогея: производство окончательно переносится в развивающиеся страны, фиктивный капитал становится полным регулятором жизни. Погрязшие в военных авантюрах и финансовых операциях США перестают быть «поводырем», превращаясь в открытого агрессора. Европу захватывают мигранты и гомосексуалисты. В этих условиях Новая Россия постепенно превращается в экономического, политического и духовного лидера Белого Мира.

Конец