Авторский блог Ольга Толстикова-Преображенская 00:00 16 января 2014

«От Москвы до Вологды — семь волоков...»

Россия, как огромный колокол, пульсирующий звуком в бесконечных пространствах. Бесконечные пространства, сливающиеся с небом. И в этом единении неба всегда больше, взгляд всегда устремлен в небеса. Ощущение этой колокольней пульсации — этого биения сердца России — в ее церквях, организующих, цементирующих, одухотворяющих пространства, с несущимися стихиями ветра и снега

Россия, как огромный колокол, пульсирующий звуком в бесконечных пространствах. Бесконечные пространства, сливающиеся с небом. И в этом единении неба всегда больше, взгляд всегда устремлен в небеса. Ощущение этой колокольней пульсации — этого биения сердца России — в ее церквях, организующих, цементирующих, одухотворяющих пространства, с несущимися стихиями ветра и снега. Это биение сердца переходит к нам и из икон, и от святых, родившихся в этих пространствах. Как охарактеризовать православную веру — может быть, она как единое сердцебиение, пульсация с родными полями, снегами, морозами. Как живая сердечная молитва в этих полях, разрывающая линию горизонта. Может, и пейзаж наш такой простой, аскетичный, чтобы красоты природы не мешали идти к высоте, за линию горизонта.


Вологодская область — маленькая часть пространств России. В начале XV века монахи московского Симонова монастыря, который был основан племянником Сергия Радонежского, Кирилл и Ферапонт, последователи Сергия Радонежского, после видения Кириллу во время молитвы Богородицы и ее слов: "Кирилле, изыде от сюду и иди на Белоезеро, там бо уготовах ти место, в нем же возможеши спастися", шестидесятилетние старцы, будучи друзьями и сподвижниками, пошли из Москвы в Вологду, в край суровой красоты природы. По земле, по бесконечному пространству, по дремучим лесам. Такая хрупкая жизнь среди кромешного леса, но такая сила духа была в тех людях, которая смогла объединить своим духовным светом Москву и север России, построив там монастыри. Маленькие жемчужины среди глухомани и тьмы. На их зов пришел иконописец Дионисий с сыновьями и помощниками и вознес свою молитву из цвета — акафист Пресвятой Богородице. Среди темноты лесов — сияние небес в росписях храма Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря. Между небесами, опрокинутыми в озера, храм под небесами, небеса в самом храме — легкие, безмятежные, небесные цвета звенят, омывают, ведут в небо. Засиял свет, осветивший землю. И святые преподобные Кирилл Белозерский, Ферапонт, Мартиниан Белозерский и Дмитрий Прилуцкий — ближайший последователь Сергия Радонежского, основавшие монастыри, бессребреники, сами превратившиеся в свет — до сих пор наша опора, образец жизни, духовного подвига, пример для подражания, пример творчества и молитвы. Это от их света, от их молитв засияли многочисленные святые на Вологодчине, их светом озарено множество построенных церквей. От них засияла Вологда райским садом куполов в ярких морозах.
Они оставили нам гармонию пространств России. А что оставим мы?

Рядом со светом росписей Дионисия, идущим через века, — черная тьма обугленных остовов домов в городе Вологде, обугленная действительность. И каждый год — все новые и новые погорельцы, составлявшие когда-то неповторимый колорит городского деревянного зодчества, деревянной русской архитектуры. Сначала — возмущались, а затем — возмущаться запретили, стало тихо и молчаливо, в северном крае, никогда не бывшем под татаро-монгольским игом, крае свободных людей.

Что же осталось от деревянного русского города — крупицы — по пальцам сосчитать эти такие милые, такие прелестные домики. "В доме, где резной палисад…" Был… Однако все можно восстановить, воссоздать по сохранившимся чертежам. Перестать жечь, освобождая площадки в центре города под новые постройки, так называемой современной архитектуры.

Город — это прежде всего историческая архитектурная среда. Чем богаты европейские города — исторической архитектурной средой города, и едем мы туда, чтобы увидеть, попасть в эту среду. Если древний центр города не восстановить — окончательно потеряется связь со всей историей, город перестанет нести в себе Русскую культуру, люди не будут больше ощущать к ней свою принадлежность. Думаю, что влиявшие на принятие решений за эти годы, причисляя себя к русским, — не являлись таковыми в культурном отношении, так же не являлись и православными, отдав Воскресенский храм под областную картинную галерею, оставив многочисленные церкви в городе десятилетиями в разрушенном виде, в городе, провозгласившем себя "Культурной столицей Севера".

Множество разрушенных церквей разбросано по городу, в которых еще угадываются былое изящество, присущее именно этому месту, свой неповторимый стиль, свое индивидуальное, творческое. Угадываются гармония и пропорциональность, и через архитектуру — внутренняя культура людей, построивших эти церкви. И венчает это жилое пространство — монументальный собор Воскресения, с областной картинной галереей внутри, облупившийся за последнее время. Центр города, кремлевская площадь, увенчанная собором, закрытым в 1938 году — году репрессий. А буквально за ним — музей Варлама Шаламова, родившегося рядом. В какой интересно церкви служил его отец — священнослужитель? Такая вот репрессированная и до сих пор не реабилитированная церковь венчает Вологду. Шаламов не молчал, и, несмотря на то, что о нем мало говорят, все-таки является духовным достоянием не только Вологодчины, но и всей России.

"Искусство призвано бороться с хаосом часто путем обнаружения, разоблачения этого хаоса, демонстрации его. Всякое обнаружение хаоса есть в какой-то мере внесение в него упорядоченности". Дмитрий Сергеевич Лихачев.

Кто бы мог подумать, что на Вологодчине до сих пор существуют цензура, запрет на темы. В 1994 году, приехав в этот край из Москвы, также "возможеши спастися", я впервые увидела эти оставленные, покинутые деревни. Деревни, в которых среди осевших домов, торчали печные трубы, как указующие персты в тихий свет осенних небес… И тогда была сделана работа "Покинутые деревни", которая выставлялась в Москве на Кузнецком. В 1995-м — на Международном симпозиуме "Белые ночи", проходившем в Этнографическом музее Санкт-Петербурга, где соприкосновение великолепных мраморных стен с работой усиливало трагедию темы. Сейчас она находится в собрании Музея современного искусства Москвы. В 2011 в Вологде выставить на персональной выставке не разрешили, так же, как не разрешили назвать выставку "За Родину". Подобные запреты касаются не только меня…

"От Москвы до Вологды — семь волоков…" Много это или мало и, судя по запретам — много. Не Москва — местная цензура. Зачем говорить, о чем и так все знают и каждый день видят — о пустеющих полях, с разгоняющимися по ним ветрами, о черной графике заброшенных домов, об осиротевших людях, по одному уже человеку на знакомые мне деревни. Поля пустеют и пустеют, а нас все меньше и меньше. Только сейчас — еще немее, еще бескрайнее, еще бездомнее. Скоро — просто как линия горизонта. Я это хорошо знаю, прожив одна три года безвыездно в моей заброшенной деревне, чтобы выполнить три заказных монументальных гобелена для Музея Москвы. "Москва военная. Победа", 350×250, шерсть, лен, ручное ткачество. Год работы. Яростный цвет на станке в моем доме, в пустой деревне, в снегах. Между жизнью и смертью, как на передовой. Атакую цветом заброшенность деревень. Борюсь за жизнь в омертвелом, замерзшем пространстве. И в моем доме, как на краю света, в снежной пустыне под мерцающей бездной неба летят к звездам раскаленные песни хора Александрова "Вставай, страна огромная!", и, раздирая недра земли, из ада в рай всей своей мужской мощью, ведет бас Евгения Нестеренко, исполняющий "Верую". И, как из другого мира — ободряющие голоса родных и добрые слова Александра Андреевича Проханова, без которых я бы не выдержала, как и без молитвы.

И вот вышел наконец-то фильм русского режиссера Никиты Сергеевича Михалкова о нас. Та же тема, только почему ему можно, а мне — запретили? Не удержалась — спросила. И ответили: была бы я другом Путина — было бы можно. Если мы не будем залипать в этой трусости, в этой цензуре, если мы прямо и ясно будем говорить о своих проблемах, не будем прятать глаза, и если мы всем миром приложим все свои усилия, как это делали наши святые-бессребреники, тогда мы не превратимся просто в линию горизонта. Невозможность высказать свою боль за Родину ведет к вытравливанию патриотизма — это самое страшное, что несет цензура. Безразличие стало нормой.

И еще хочется вспомнить о подвижнике Петре Дмитриевиче Барановском — первом директоре музея "Коломенское", о его жизненном подвиге, о его мужестве, о его борьбе против сноса церквей, о спасении им многих и многих памятников. А уже после перестройки по его примеру, москвичи сами ездили по выходным восстанавливать храмы всем миром.
Хочется верить, что с приходом нового губернатора появился всё же на Вологодчине настоящий "крутой" мужик, смелый человек, который не будет лакировать действительность, а начнет действовать и сплотит этим действием нас всех.

1.0x