Сказать, что эта фигура рассмотрена откуда только можно и нельзя – значит ничего не сказать. Самые разные точки зрения, подчас полярно противоположные – от спасителя до губителя России… Причём такая противоположность появилась довольно давно. Как Петра хвалили в конце его жизни и вскоре после смерти – нечего и говорить. Митрополит Феофан (Прокопович) вообще в посмертном слове назвал его «верным министром Господа Бога» – ни больше, ни меньше. Знаменитая Воронцова-Дашкова называла Петра блистательным невеждой и губителем России – вот так вот. Так что оценки первого русского императора были, как видим, издавна полярные. И наговорено по этому поводу много – и за, и против. Повторять всё это в небольшом материале нет, по нашему мнению, ни возможности, ни надобности – кто хочет, сам может найти множество мнений, равно как и аргументацию – надо сказать, достаточно убедительную как с той, так и с другой стороны.
Но вот что постепенно пропадало – и к концу XIX века пропало окончательно. В XVIII веке те, кто отдавал дань уважения Петру I, говорили, как правило, и о том, что Пётр внёс в международные отношения, в мир вообще – и, как сейчас бы сказали, в концепцию мирного сосуществования. Потом этот вопрос – Пётр с мировой или пусть даже общеевропейской точки зрения – перестали даже поднимать. Пётр для России, Пётр и Россия – благословляющая или проклинающая – вот чем по большей части всё и ограничивается. Про прочее не вспоминается.
Почему?
Есть ли это отказ от примитивной концепции или случившееся по каким-либо причинам забвение весьма перспективного подхода?
По нашему мнению – второе. И мы постараемся это доказать.
Прежде всего – необходимо посмотреть на то, что же собой представляла Европа в конце XVII века. Надо сказать, что такое рассмотрение даёт не совсем обычные данные. Да, конечно, культурный уровень в европейских государствах был высок. Но мы знаем, что наличие этого самого уровня определяет не всё и не всегда (вспомним Германию в первой половине XX века). И вместе с тем сейчас многие историки говорят о спаде, более того – о кризисе, бывшем тогда в Европе и длившемся около ста лет – примерно с 1650 по 1750-й годы. Если же мы более пристально посмотрим на то, что творилось в Европе XVI-XVII веков – именно пристально, не ограничиваясь тем, что и как тогда нарисовали Веласкес или Рубенс или что открыл Торричелли, то мы вынуждены будем сказать: в Европе шёл, говоря по-учёному, автогеноцид. Попросту – Европа сама себя истребляла – и с превеликим усердием. Незадолго до этого времени маленькие отряды феодалов уступили место большим армиям, опустошавшим всё вокруг себя. И европейцы применяли эти армии по любому поводу. Как известно, Реформация, равно как и противостояние ей, в конце концов вылились в великую резню. И тут проявилась особенность этого времени, бывавшая ранее у многих, но в данном периоде ставшая закономерностью – тотальное истребление мирного населения в результате войны. Разразившиеся затем т. н. гугенотские войны во Франции, с массовыми избиениями населения даже в периоды затишья (Варфоломеевская ночь и т. п.) бушевали вплоть до прекращения старой королевской династии (Валуа) и установления новой (Бурбоны; первый представитель – знаменитый Генрих (Анри) IV). При этом население Франции уменьшилось не менее чем вдвое – это при тогдашнем отсутствии контрацептивов и большой рождаемости. Затем наступил черёд германских государств. Тридцатилетняя война (1618-1648) была, пожалуй, уникальна по своей истребительности. По некоторым подсчётам, из 18 млн. немцев тогда в живых осталось 4! А ведь в эту войну были вовлечены и иные государства – от Швеции до Испании. И их солдаты тоже гибли…
Островная Англия в стороне не осталась. Там грохнула революция (традиционно называемая Великим Мятежом – Great Rebellion). И тоже – дикое истребление. До сих пор решается вопрос – тогда погибла треть ирландцев – или треть осталась в живых? А ведь гибли ещё и шотландцы – да и сами англичане, эту кашу заварившие, тоже резали друг друга очень даже продуктивно.
Помимо религиозной, вовсю бушевала рознь династическая и сословная. Войны, войны… Централизованного снабжения продовольствием тогда просто не было. В итоге – армии просто объедали всю территорию. А споры не прекращались. В одном из эпизодов войны за испанское наследство армиям противников не удалось встретиться – местность была полностью опустошена, всё, что можно было есть, было съедено, крестьяне или вымерли, или бежали – и армии пришлось отводить, чтобы они не померли с голоду.
И параллельно с этим шли бесконечные репрессии. Католики выбивали протестантов, протестанты – католиков. Протестанты грызлись между собой – и те, и эти помимо всего давили всякие возникавшие секточки, вроде анабаптистов, которые тоже не мокрыми тряпками отмахивались. Да, у Анри IV – короля-любезника – были светлые мысли. И насчёт союза христианских государств, и всего такого прочего. И не только мысли – но и попытки. Так, Нантский эдикт вроде бы дал Франции веротерпимость. Но уже внук Анри – Людовик (Луи) XIV, он же Король-Солнце, сей эдикт отменил. А чтобы гугеноты-кальвинисты резвее переходили в католичество, к ним на постой ставили солдат, по преимуществу драгунов (откуда пошло выражение «драгоннады» как особый вид репрессий), которые вели себя не лучше, чем в захваченной местности. Гугеноты бежали массами просто куда попало. Зачастую это были искусные ремесленники – а порой и не только ремесленники. Так, от драгоннад сбежала семья Bruleau, которая потом уже в каком-то германском государстве перешла в лютеранство (всё-таки тоже протестантизм!) и стала Bruello – а потом их потомство попало в Россию и процвело как семья живописцев и архитекторов Брюлло. Обрусительное окончание «въ» изволил пожаловать семье уже Николай I – в связи с успехами талантливейшего из них, Карла (да-да, «Последний день Помпеи» и проч.).
Но, как уже сказано выше, в XVII веке репрессировали не только протестантов. Из Англии, например, бежали католики. И параллельно со всем этим свирепствовала инквизиция. Причём, как оказывается, зачастую по размаху живодёрства католическая инквизиция весьма уступала протестантской.
Всё это накладывалось на ряд других факторов. Бурный рост городов сопровождался массовыми истериями жителей, втиснутых в тесные рамки тогдашней городской жизни. Далее, в связи с религиозной борьбой священники всех конфессий стали усиленно учить прихожан канонам веры. Но дело-то в том, что в самих канонах были существенные червоточины. Так, католическая практика аскетизма скрыто содержала в себе и сублимированную эротику, и таковой же садизм (против чего, кстати, активно выступали православные вероучители). Часто садо-мазохистские устремления связывались с половым… не то что воздержанием (как в православии), а с прямой войной с полом, с демонизацией пола вообще и женщины в частности (надо же додуматься назвать устье матки… «укусом дьявола»!). Протестантизм отверг всё это – но впал в другую крайность: в нём человек оставался лицом к лицу с грозным Богом, без заступничества небесных сил, часто и без молитв своих собратий. А идея о предопределённости судьбы, развитая по-кальвинистски, нередко приводила к делению всех людей на собственно избранных людей и «животных с человеческими лицами». И человек не знал, кто он есть. Что тоже вело к дичайшим психическим срывам – и подчас обвинению себя в невесть чём. Конечно, на этой почве инквизиции было где разгуляться.
Так что Европа не только цвела (что несомненно), но ещё и пахла. И подчас очень даже трупным запахом. И не было ясно, что же пересилит – цветение или «аромат». Потому и бежали многие и многие европейцы куда ни попадя – подчас не то что в Россию, но и в Персию, и в Турцию.
Кстати, о Турции. Сие государство тогда было очень могущественным. Пик его расцвета, да, остался позади – но оно ещё многое и многое могло. И как раз в конце XVII века Турция стала снова активнейше ломиться в Европу. Австрии удалось её отбить (здесь блестяще проявил себя Евгений Савойский; это в Австрии запомнилось надолго; как там в «Швейке» пели? – «Prinz Eugen, der edle Ritter» – «Храбрый рыцарь, принц Евгений»). Да и России удалось тоже отбить турок, пусть и с некоторыми потерями (Чигиринские сражения). Но было ясно – это только начало. Продолжение следует. Тем паче что в Европе многие силы (и в первую очередь – опять же ряд протестантских группировок) усиленно заигрывали с Турцией. Английская верхушка просто неистово любезничала с муфтиятом, всячески нажимая на то, что Бог един для всех, а они, англичане-англикане, якобы ближе по вероучению к исламу; как ехидно заметил один турок, англичанам только не хватает поднять два пальца к небу и произнести «эшхед» (исповедание ислама). Но и некоторые католики не очень отставали. Так, Франция тоже старалась с Турцией дружить – и ей подыгрывать – даром что позиционировала себя как католическую страну, а французский король официально величался как «наихристианнейший». Всё это в ансамбле с самоистреблением в бесконечных войнах звучало очень обнадёживающе для Турции. По большому счёту, Турции противостояли Испания, Австрия (хотя венгерские протестанты порой пытались заигрывать с турками, спасаясь от давления католиков) – и – форпост рыцарства Европы – Мальта. Для гарантии этого маловато. Кроме того, в Европе была одна проблемнейшая страна с сильнейшей армией. Швеция. Мало того, что её армия была сильна – так ещё и шведское руководство было яростно лютеранским и смотрело на многие свои войны как на крестовые походы – за истинное христианство (каковым оно полагало лютеранство) и против «суеверий» «папистов» и… православных. Словом, все были готовы к резне всех. Ну и… резали…
Развитость торговых связей также имела свою обратную сторону. По Европе время от времени проходили эпидемии заразных болезней. Какая-то часть врачей утверждала, что чума – заразна. Но вот с карантином получалось плохо – слишком интенсивны торговые связи, слишком подчас невыстроена властная вертикаль. Ну да, Европа, разные архаические местные привилегии – один из источников европейского правосознания… А в итоге – получалось, что Россия, где были твёрдые кордоны, плевавшие на любой экономический интерес, а равно привилегии, лучше защищалась от эпидемий. Словом, Европа, с одной стороны, удивительно развивалась – а с другой – столь же удивительно самоистреблялась. И было неясно, какой же процесс пересилит. Равно как и то, не проглотит ли всё это великолепие та же Турция.
И вот тут-то появился Пётр. Причём появился довольно-таки странно. Строго говоря, он, как сын второй жены Алексея Михайловича, имел очень мало видов на трон. И то, как он до трона добрался, должно быть предметом отдельного разговора. Скажу одно: его возвели на трон отнюдь не прогрессисты, а именно «старозаветники». И возвели не столько его, сколько его маму, правившую за него отнюдь не в духе европеизма и модернизации. Только вот незадача: как-то быстро крепкая и властная женщина умерла. Случайность? Или обыгрывание традиционалистов из боярской и дворянской среды?
Как бы то ни было – Пётр воцарился. И стал реформировать страну. И очень быстро ввязался в сложнейшую схватку с сильнейшей тогда Швецией. В конце концов опасность от самой сильной и агрессивной страны для Европы была устранена. Ну да, Россия завоевала выходы к морю. Но Европа получила большее – устранение новой Тридцатилетней войны. Каковая обрушилась на Россию (21 год Северной войны!). Это отлично понимали писатели и публицисты XVIII века – да даже взять нашего дедушку Крылова, вполне в просветительском духе писавшего о некоторых полководцах как о биче человечества. Вот отрывок из его «Почты духов»: «Александр гнал людей и на конце вселенной; Карл XII, подражая его примеру, столько же бы, может быть, причинил вреда людям, сколько и сей македонский государь, если б небо, для спасения рода человеческого, не ниспослало в свет мудрого и человеколюбивого государя, который, преобразя души своих подданных, обуздал чрез то пагубное стремление сего надменного врага человечества». Без комментариев.
Но в Петре проявилась ещё и другая черта, естественная для русской ментальности, ставшая в дальнейшем типичной для дипломатии России – и дико навредившая её авторитету в глазах Европы. Это – стремление всех мирить. Он никогда не мог понять грызни мелких немецких князьков – и пытался их помирить, причём делал это с полной бесцеремонностью и неловкостью. В итоге – их он не помирил, ибо едва ли не каждый из них видел во вражде своё призвание; его и Россию в целом они возненавидели – именно из-за этого. Но градус вражды стал много ниже. А после его смерти его наследники в том или ином виде продолжали осуществлять свои миротворческо-полицейско-усмирительные устремления. Швеция ещё дважды была выбита из очередных драк. Был обуздан Фридрих II Прусский.
И вот с этого – не скажу, момента, ибо это был изрядный временной отрезок, но с этого периода – и начался подъём Европы. Войны начали – не то что исчезать – но стихать. Кое-какие драчуны стали униматься из страха перед вдруг появившейся на европейской сцене Россией, «этим чудовищным северным медведем». Как известно, период 1650-1750 считается для Европы депрессивным – даже провальным. Выход стал намечаться примерно к 1720-м (ну да, завершается Северная война). А потом – новое поражение Швеции в войне 1741-1743; Швеция хотела вернуть прежнее – но потеряла часть Финляндии. Но главное – Европа увидела: шведские «железные» войска стали не те. Конечно, до «замирения» страны было ещё далеко; войны 1788-1790, как и схватка за Финляндию в начале XIX века показали это. Но надлом уже был.
Параллельно с этим шла борьба с Турцией. У Петра она была не всегда удачной – но далее… Русские войска прорвались в Крым (знаменитые походы Миниха 1736 – 1738). Европа постаралась не дать России воспользоваться плодами победы – и присоединить Крым (опять! – можем мы сказать сегодня). Но стало ясно и тут: Высокая Порта надрывается. «Чудовище, более трёхсот лет терзавшее Европу» (слова Суворова) ослабело.
И в это-то время начинается выход Европы из столетнего кризиса. Случайно? Далее, вдруг в это время изобретения следуют за изобретениями. В 1698 году в Англии была изобретена паровая машина – очень неуклюжая и неудобная в работе (клапаны открывались и закрывались вручную). Но почему-то до той же середины XVIII века её не улучшали. А потом: сперва – Франция (1753 год – не лучший вариант, но всё же), потом наш Ползунов (весьма интересное двухцилиндровое решение), потом и классический Уатт в Англии. Двигатель стал настоящим двигателем. Тоже случайное совпадение? Чуть позднее – изобретение новых ткацких машин. Да, и полёт на воздушном шаре. Прочее не буду перечислять – много для статьи. Но и сказанного достаточно, чтобы утверждать: тот режим относительной тишины, установившийся в Европе постпетровского времени, и дал то, что сегодня называется НТР – научно-технической революцией. Конечно, тишина была очень относительной – войны всё же вспыхивали. Но их быстро гасили – и по большей части это делала Россия, выбивая очередного «Македонского» – то Фридриха Прусского, то Наполеона – и устанавливая режим – хороший или плохой, это уж как кому, допустим, придётся по душе или нет Священный Союз – но режим мира. Того, чего так не хватало в Европе в XVI-XVII веках – и из-за недостатка чего Европа чуть не сверзилась в полный геноцид. Да, кстати, и турецкая опасность исчезла – Турция была надорвана русско-турецкими войнами, а на рубеже XVIII-XIX веков даже поучаствовала в европейской антиреволюционной коалиции.
А корни всего этого – в деятельности Петра. В войне с главной опасностью тогда – Швецией. И в попытках мирить перегрызшихся немецких князьков. Интересный импульс получился. Что значит – порядок. Конечно. Со свободой было плоховато. Ещё в Древней Греции, попавшей под власть Древнего же Рима, отсутствие свободы определяли так: «нельзя будет воевать, с кем мы хотим». Нельзя. А развиваться – как получилось в Европе – очень даже можно. Да так, как до этого никакая цивилизация не развивалась.
Да, и в качестве P.S. Петровский импульс дал и такие результаты, которые не вытекали напрямую из деятельности Петра. Если посмотреть на Европу периода этого столетнего «провала» с позиций наказаний, то нельзя не удивиться какой-то несусветной жестокости. Какой тут Иван Грозный! Вот как, например, в Англии этого времени казнили государственных преступников – а потом и просто фальшивомонетчиков: вешали, чтобы замучился – но в последний момент вынимали из петли, потом кастрировали, потом выпускали кишки и сжигали их на глазах казнимого (основной фокус был в том, чтобы казнимый успел на это поглядеть – не умер от мук) и только потом четвертовали. Каково-с? Это не Турция и не Китай – это парламентская Англия. Ну, а во Франции было малость иное – фальшивомонетчиков варили в котле с маслом. Тоже изысканно. Надо сказать – кое-что из подобного зверства Пётр постарался привнести и в Россию – но оно не прижилось. А вот просвещенческий гуманизм очень даже прижился. И дочь Петра Елизавета вообще упразднила смертную казнь. Получалось очень интересно: просвещённая Европа живодёрствует – а полуварварская Россия смягчает казни. Конечно, жестокости хватало – но не такой. Было и другое: Сенат уже в 1730-е годы систематически отменял все приговоры по поводу «наведения порчи» и прочих суеверий – иногда к недовольству иных «синодалов». А во Франции чуть не вплоть до революции по подобным обвинениям могли и сжечь. Да, например, и в зело демократической Швейцарии последний случай казни «ведьмы» был в 1782 году. Конечно, многие просвещённые европейцы были против этой дикости. В Европе того времени шла борьба между гуманистами и инквизиторами. И в этой борьбе одним из аргументов была судебная практика тогдашней России…
Рис. Царь Петр I принимает титул Отца Отечества, Всероссийского императора и Великого. 1721 г. Неизвестный мастер. Литография по рисунку П. Иванова.
