Я знаю все, но только не себя
Франсуа Вийон
Ведь это, разумеется, вначале
приобретено не без греха
Н.Гоголь, Мертвые души
ЧАСТЬ I
ГЛАВА 1
В салоне самолета было душно. Кто-то, видя, что он задыхается, положил ему на лицо влажную салфетку. Она только на миг принесла облегчение, а потом вновь – острая, мелкая, рассыпающаяся по всему телу боль. Он пошевелил рукой. Воздух был настолько густ и напоен парами, что пальцы точно собрали ком жидкой грязи. «Нет, - подумал он, - надо как-то выйти из этого страшного умственного и физического оцепенения». Он дернул ногой и услышал, как что-то чавкнуло, а по шее скользнуло что-то холодное неприятное. Собрав всю свою волю, он заставил себя открыть глаза и пришел в неописуемый ужас: темнота без единого проблеска, точно в салоне погас свет. Он застонал, а потом нечленораздельно пробормотал:
- Лучше бы я уже умер…
И в этот момент ему стало чуть легче дышать, с опозданием он догадался, что кто-то перевернул его, уткнувшегося носом в землю, на спину. Мысль озарила его затухающее сознание: «Андрей! Это Андрей! Он пришел. Он спасет…- он открыл глаза и увидел лицо…
- Это Андрей?!»
Понять не хватило сил. Сознание задавил черно-синий мрак глубокого обморока.
Молодой высокий загорелый мужчина с недельной щетиной на лице закинул автомат за спину, присел на корточки перед растянувшимся на влажной тропической земле человеком и приподнял ему веко, чтобы удостовериться, жив ли еще он. Затем пробежал пальцами по его многочисленным нагрудным карманам. В одном нащупал документы. Вынул удостоверение и присвистнул от удивления. Встал и задумчиво огляделся вокруг. Потом долго смотрел на лицо лежавшего. Досадливо поморщился и потер рукой укус москита. Их здесь миллиарды и часто попадаются такие, что жалят как змеи.
Провел мокрой рукой по своему мокрому лбу. Вновь открыл удостоверение. Внимательно изучил его. Сравнил фотографию с подлинником, насколько это удалось, глядя на измазанное грязью лицо, и убедился, что перед ним владелец документа.
Полчища муравьев уже облепили ноги лежавшего и заползли в брюки, быстро поднимаясь к груди. И вот грудь точно задышала от обилия насекомых.
Мужчина выругался, срезал ножом широкий лист буйно растущего кустарника и смахнул с груди несчастного мелких тварей. Совсем немного, потому что те поползли с еще большим напором. Тогда он скинул с плеча рюкзак, вынул из него плащ-палатку, подхватил незнакомца под мышки и переложил на нее. Взялся за два конца и потянул за собой. Идти было тяжело, приходилось работать мачете, прорубая себе дорогу в густо зеленой массе влажных джунглей. Сражаясь в очередной раз с перекрывшими путь лианами, мужчина оглянулся и посмотрел на своего не приходящего в сознание спутника, а вернее – обременительную ношу.
Он засунул мачете за пояс, подошел к нему, надеясь, что тот умер, и легонько ткнул его ботинком в бок. Лежавший даже не поморщился.
- Что ж, - почти весело сказал сам себе мужчина и потянул за край плащ-палатки, чтобы спрятать ее в рюкзак.
- А, черт! Опять дождь! Ну да ладно, без этого я к ночи, в крайнем случае, к утру доберусь до поселения баконго. Там отдохну!
Он подставил свое лицо дождю.
- Один я вплавь переберусь через реку. Если, конечно, не пойду на обед к крокодилу. Ну да с божьей помощью…
Он изо всех сил потянул плащ-палатку и невольно взглянул на труп, который с по-прежнему закрытыми глазами, широко открыв рот, ловил сильные струи дождя.
- Жив! Надо же!.. – удивился мужчина.
- Да ну его! Брошу! – произнес он, но, тут же покачав головой, сказал: - Чего зря терять время на разглагольствования, ведь знаю, что не брошу. Значит, придется искать брод. Иначе встреча с крокодилами для него закончится плачевно. Чувство самосохранения в последний самый опасный момент толкнет меня бросить его на съедение этим тварям, а самому удрать.
Он вновь взялся за края плащ-палатки и потянул за собой. Вдали появилась река. Она была не очень широкая, но с сильным течением. Мужчина оставил своего спутника, бессознательно глотавшего дождь, на берегу, а сам пошел искать брод. Он входил в воду, возвращался, зорко оглядываясь вокруг себя. Крокодил может затаиться где угодно. Ненасытная тварь великолепно прикидывается старой корягой или вообще зарывается в тине, а потом бросок с открытой пастью - и все.
Дождь лил с размеренным спокойствием, точно перед ним стояла задача равномерно покрыть всю землю.
Мужчине показалось, что он нашел брод. Он прошел дальше.
- Точно. Есть! – пробормотал он и повернул обратно.
Когда он вышел на берег, то успел сделать всего шагов десять, как его зоркий, привыкший к опасностям, таящимся в джунглях, взгляд увидел неподалеку от своего беспомощного спутника серо-зеленую гадину. Вот сейчас она такая неуклюжая, толстобрюхая вильнет тяжелым хвостом, откроет пасть и человеку конец.
Замешательство длилось с четверть секунды. Мужчина скинул с плеча автомат и разрядил его в рептилию. Потом мужчина подбежал к своему спутнику, который от звуков выстрелов открыл глаза и даже приподнялся на руках, в ужасе глядя на лежавшего почти у его ног мертвого крокодила.
Он ошалело повел глазами, заметил мужчину и позвал его:
- Андрей! Андрей!.. – и опять потерял сознание.
Тот ухватился за плащ-палатку и потянул ее вдоль берега к броду.
Переправившись на противоположную сторону, он втянул своего спутника под густые ветви деревьев и сел рядом с ним. Взглянул на него повнимательнее, дотронулся рукой до лба.
- Ясно. Лихорадка.
Вынул из рюкзака флягу и коробочку, в которой лежали завернутые в бумажки порошки. Приподнял спутника за плечи и попытался его растормошить.
- Эй! Очнись! Тебе нужно принять лекарство, иначе ты умрешь! Эй! Роман! – позвал он его по имени, которое прочел в удостоверении.
Роман открыл глаза.
- Слушай! Надо выпить…
Но Роман ничего не понял. Ему казалось, что с ним говорят на иностранном языке. Довольно забавном. Вроде бы и слова, какие он знает, но только понять их смысл он не мог. Однако догадался, что ему предлагают выпить.
Выпить!.. Подсознательно возникла холодная бутылка «Столичной» и хрусткие зеленые, как крокодилы… «Брр…» - отчаянно замотал он головой. Зелененькие маленькие такие соленые огурчики, пахнущие укропом и чесноком, а потом еще кусочек сала с розовыми прожилками и…
Он ощутил во рту что-то огненное и ему вспомнился «глотатель» огня из детства. После представления в школьном актовом зале Роман со своим приятелем пробрался в комнату, где переодевался «глотатель», и когда тот обратился к нему с каким-то вопросом, почувствовал тошнотворный запах керосина. И вот сейчас его гортань была объята огнем, а рот полон керосина. Он хотел все выплюнуть, но ему зажали рот и нос руками и заставили это проглотить.
* * *
Роман немного пришел в себя. Его взгляд проблуждал, как он определил, по потолку… из тростника и по таким же стенам. Он попытался ущипнуть себя, но пальцы не гнулись, попробовал приподнять ногу, но она лишь чуть шевельнулась.
«Нет, видно, я здорово заболел. Наверное, Андрей отвез меня в больницу. Но я еще очень плох. Очень… А может, я еще и не пришел в себя?.. Ведь в больнице должны быть белые стены… Или я сплю? И я еще в самолете?.. Ах, - досада жалкой гримасой скривила его давно небритое лицо, - зачем я вообще сел в этот самолет. Зачем вообще все это?..»
Секретарь партийной организации научно-исследовательского горнорудного института Василий Игнатьевич Мальцев с сосредоточенным видом вышел из своего кабинета и направился в крыло, где находились лаборатории. Он шел, то ускоряя, то замедляя шаг, безостановочно шевеля губами, как бы советуясь с самим собой. Когда его собственная аргументация его же и убеждала, он довольно встряхивал головой и заглядывал в блокнот.
- Точно. Здесь без сомнений. А вот… Нет, не годится. Хотя?..
Он в задумчивости делал шаг, потом другой и таким образом оказался перед кабинетом начальника лаборатории Павла Михайловича Иванова.
- Павел Михайлович, – начал Мальцев тревожено серьезным тоном, - мне сегодня позвонили, - он оглянулся на плотно закрытую дверь, - из «Главалмаззолота».
- Что?! – во взгляде начальника лаборатории сверкнуло радостное любопытство. – Значит, там действительно?.. – но, когда он встретился глазами с Мальцевым, и взгляд и голос его потухли. – Или… что-то случилось?
- Нет. Насчет этого не беспокойтесь. Мы людей отобрали правильных, - отчеканил тот и после паузы добавил для убедительности: - верных. Но они требуют еще.
- Еще! – с удовлетворением в голосе воскликнул Павел Михайлович. – Значит, там действительно очень серьезно. Если подтвердятся наши прогнозы, то перспективы кимберлитовой трубки «Катока» – это 400 – 500 млн. карат.
Но Мальцева не волновали перспективы, его волновало, кого отправить.
- Вот, именно, – озабочено произнес он и устремил на своего собеседника проницательный немигающий взгляд. – Это очень серьезно! И мы должны отобрать таких людей, которые с честью выйдут из всех затруднений, которые не поддадутся ни на какие соблазны западной пропаганды, которые гордо пронесут имя советского человека!
- О!.. – махнул рукой Павел Михайлович. – Какие соблазны? Там же война.
Теперь махнул рукой Мальцев, как бы зажимая рот начальнику лаборатории и цедя сквозь зубы:
- Какая война? Она уже окончилась. Так, небольшие и кратковременные столкновения правительственных войск с недобитыми повстанцами из движения УНИТА. (Национальный союз за полную независимость Анголы)
- А, ну да! – поспешил согласиться Павел Михайлович.
- Так вот, кого бы нам послать? Требуют еще шесть человек.
- Н-да! – задумался Иванов. – Только три месяца назад наша лаборатория отправила туда семерых. У нас, конечно, есть кадры, но…
- Вот именно, но!
Однако каждый под этим подразумевал свое. Иванов то, что лаборатория просто не располагает таким количеством высококлассных специалистов. А Мальцев, - что в лаборатории вряд ли можно кому-либо доверять кроме уже отправленных.
- Я тут прикинул, - неуверенно начал Мальцев. – Можно послать Копытова, Уманцева…
- Нет! Как же Уманцева? У него двое детей. А там, все-таки, стреляют. Надо посылать холостых или, по крайней мере, бездетных.
- Вы же знаете, что холостых вообще нежелательно посылать. Сделали только одно исключение для Варичева. И то, потому что классный специалист. А вообще, это никуда не годится, 34 года и неженат.
- Как же ему женится, если он живет в общежитии? – подчеркнуто возмущенно пожал плечами Иванов.
- Вот женился бы, мы бы ему и квартиру выделили.
- Да! Как тому же Уманцеву - 16 кв. м. на четверых в коммуналке на шесть семей.
- Но мы добились однокомнатной квартиры
для Возницына.
- Да ваш Возницын, - не в силах
сдержать негодования, поднялся с кресла Павел Михайлович, - ноль, а не сотрудник научно-исследовательской лаборатории. Квартиру надо было дать Варичеву. Он специалист международного уровня.
- Знаем мы этих специалистов, - тихо пробурчал Василий Игнатьевич и повторил: - И все-таки считаю кандидатуру Уманцева самой подходящей. Женат, двое детей.
- А если этого Уманцева… - взгляды собеседников встретились, и Павел Михайлович смешался. – Ну… а если вдруг что с Уманцевым? Двое детей останутся сиротами.
- Да никого если что! Территория «Катоки» надежно охраняется группой местных правительственных войск и вертолетами нашей армейской авиации. Мало того, что нам ничего не перепадает от добычи нефти в Анголе, так вы еще хотите помешать нашему присутствию в алмазном комплексе этой страны!
Иванов с укоризной взглянул на Мальцева:
- Василий Игнатьевич, мы же не на партсобрании.
- Простите. Привычка. Ну, так с Уманцевым
мы решили, - посмотрел он на Иванова.
- Мы, да, а он? Надеюсь, что он сам сможет принять решение. Ведь эта командировка предполагает согласие специалиста.
- Несомненно. Далее по моему списку, я полагаю, можно отправить туда следующих товарищей, - и Василий Игнатьевич протянул список Иванову.
Тот, ознакомившись, сказал:
- В принципе, я согласен, только вот Возницын. Что он там делать будет?
- Как это что? Работать.
- А ну понятно, по-вашему ведомству.
Мальцев сделал вид, что не расслышал.
- Значит, завтра на партактиве мы эти кандидатуры и утвердим. А я тем временем побеседую с каждым с глазу на глаз.
Василий Игнатьевич вышел из кабинета и сразу направился в одну из лабораторий. Зашел, глянул на обстановку. Определил, что рабочая, и вызвал Уманцева:
- Роман, зайди ко мне!
Уманцев с удивлением посмотрел на остальных и пошел следом за секретарем.
- Слушай, Роман, - начал Мальцев, сев в свое начальственное кресло за солидным столом, – дело государственной важности. Партийный комитет нашего института оказывает тебе чрезвычайное доверие. Ты отправляешься в Анголу на «Катоку».
- На «Катоку»? – машинально повторил Уманцев и, не дождавшись приглашения, сел на стул.
- Что? – и так и этак заглядывая ему в глаза, поспешил допытаться Василий Игнатьевич. – Неужели не рад? Ведь там для специалиста твоего профиля докторская диссертация. И потом, там этот, твой друг, вы ведь вместе с институтской скамьи, Андрей Варичев. Он что-нибудь тебе передавал? Ну как там обстановка и вообще?.. – Мальцев решил воспользоваться минутой растерянности Уманцева и выяснить, а нет ли какого контакта с группой сотрудников, отправленных на «Катоку».
- А?! Что? Андрей? Передавал? Да нет! Как же он передаст?
- Гм! В самом деле. Ну, так как?
- Даже не знаю. Это, конечно, заманчиво. Перспективы «Катоки» многообещающи, но у меня двое детей. А там, говорят, не совсем безопасно.
Мальцев укоризненно покачал головой.
- Бабьи сплетни. Устаревшая информация. Территория «Катоки» охраняется как наша государственная граница. Мышь не проскочит. Нет, я не настаиваю, - с добродушием в голосе заметил Василий Игнатьевич, - просто ты на хорошем счету, отличный специалист, а живешь в коммуналке. Не за что мне, понимаешь, зацепиться, чтобы поставить на месткоме вопрос о выделении тебе изолированной квартиры. Ведь у нас все хорошие специалисты. А если ты в Анголу съездишь, всего-то месяца на три, вот и будет у меня отличный предлог. Ты меня знаешь, я так вопрос поставлю, что считай из Анголы прямиком в квартиру въедешь.
Роман Уманцев глубоко и прерывисто вздохнул:
- Да я ничего. Согласен, что заманчиво там поработать. Только вот жена, дети…
- Короче, ночь на обдумывание.
- А с женой можно посоветоваться?
- Фу!.. – поморщился Мальцев. – Ну откуда
эта привычка советоваться с женами? Тебе предлагается дело, отчасти возможность совершить что-то значительное, то, чем можно гордиться. А ты - с женой посоветоваться. Ну ты можешь себе представить, чтобы генерал перед сражением или партийный секретарь перед принятием решения шел за советом к жене. Ну что она понимает! Вот скажи, что?
Уманцев кивал головой, пожимал плечами, но резонного ответа не нашел.
- Я тебе одно скажу: никто кроме нас с тобой не должен знать об этом разговоре.
«Вот ведь все равно своей бабе расскажет. Ой, мельчают мужики. Ой, мельчают. Чуть что - с женой посоветоваться», - негодовал в душе Мальцев.
- Ну иди! – положил он руку на плечо Уманцеву. – И много не думай. Что тут думать, ехать надо.
* * *
Уманцев вышел встревоженным. Глаза его блестели, сердце учащенно билось.
«Ехать – не ехать?! - кусал он губы. – Андрей, так тот с радостью поехал. Мир, говорил, посмотрю. А то только командировки в Якутию, надоело».
- Ну а там то, что? Ведь война. Могут убить, - вспомнил Роман не столь давний разговор с другом.
- Да ладно, убить! – отмахнулся Андрей. – Там мир, другой мир, понимаешь? Ну, - он понизил голос, - тот, другой, запретный для нас. Мы – это кусок земли, окруженный со всех сторон колючей проволокой, а там – весь остальной мир.
- Тоже мне нашел, что смотреть. Отсталая, да еще разрушенная войной страна.
- Что ты понимаешь! – возмутился не на шутку Андрей. - Там были португальцы. Завоеватели! Там остался дух авантюристов, там свобода!
«Сердце Африки пенья полно и пыланья,
И я знаю, что, если мы видим порой
Сны, которым найти не умеем названья,
Это ветер приносит их, Африка, твой!» (Н. Гумилев) - с горящими глазами, прерывающимся от волнения голосом продекламировал, тем не менее не забыв понизить голос, в курилке на лестничной площадке между последним этажом и чердаком Андрей.
Роман усмехнулся:
- Это, наверное… - пытаясь вспомнить, почесывал он подбородок, тот поэт, который был запрещен.
- Да тот! И знаешь, сколько еще их таких запрещенных!
Уманцев перегнулся через перила, чтобы посмотреть, никто ли не подслушивает их снизу.
- Слушай! Хочешь со мной? – Андрей попросил жестом не прерывать его. – Я уже придумал, как. Я скажу, что ты необходим. У тебя есть интересные разработки...
- Нет! – категорически отказался Роман. – У меня дети. Нет!
- Как хочешь, - разочаровано протянул Андрей. – Но только такая возможность может больше не представиться за всю твою жизнь. Так и просидишь за решеткой.
- Сейчас уже есть подвижки в отношениях с Западом. Перестройка, все-таки, - заметил Уманцев.
- И ты в это веришь? Рома, очнись! Тебе тридцать четыре года. Ты ничего кроме своего городка на Кубани, Москвы, Сочи и Якутии не видел.
- Но я многого добился. Остаться после окончания института в Москве, это не так-то просто.
- Ну и я остался. А дальше, что?
Андрей Варичев уехал. Роман какое-то время в глубине души завидовал ему.
«Вот если бы мне приказали поехать в Анголу, я бы поехал. А так?..» - злился Уманцев на собственное малодушие.
И вот теперь ему приказали. Нет, конечно, он может отказаться, только тогда Мальцев его выживет из лаборатории, и он никогда не получит нормальной квартиры. И вскользь брошенный Андреем вопрос: «А дальше, что?» – отчего-то завис у него в мозгу.
- А и вправду, что?
Невероятно быстро, точно одно мгновение, не яркое и блестящее, а до умопомрачения однообразное, промелькнули тринадцать лет.
- Да, тринадцать, - возвращаясь домой, время от времени озадаченно повторял Уманцев.
ГЛАВА 2
В день свадьбы веселая, таящая радостные сюрпризы жизнь как-то неожиданно после очередного бокала шампанского вдруг развернулась перед ним, и он увидел бесконечно однообразную серую равнину…
Тогда не поверил. После не хотел замечать, что странное видение во время торжества было не последствием выпитого, а свадебным подарком-предостережением его Судьбы. Жизнь шла день за днем, и он переходил из одного дня в другой, не задумываясь. Нарочито остро радуясь мелким удачам и без устали повторяя про себя, что у него замечательная семья.
Нет, а в самом деле?.. Ему вспомнились его же мысли, когда он сидел во главе стола и его величали женихом.
- В самом деле! – воскликнул он, не выдержав поддразниваний Андрея. – Все так живут! Вон дядя Леша с тетей Аней как отплясывают, какие у них радостные лица. А ведь им уже за сорок. А у маминой сестры скоро серебряная свадьба. Да и чего еще надо желать? И какой толк с того, что ты чего-то хочешь? Окончим мы один институт и будем работать на одном предприятии или, если повезет, в лаборатории. Только и разница, что ты чего-то там хочешь, а я нет, я – доволен!
- И правильно! – навалился на него всем телом сильно подвыпивший дядька со стороны отца, услышав его последнюю фразу. – И надо быть довольным. Вот как мы! Разве мы плохо живем?
Роман запутался: сначала кивнул, а потом, спохватившись, воскликнул:
- Да нет, конечно же, хорошо!
Дядя Леша, в понимании Романа, был образцом для подражания: выбился в Москву из маленького кубанского городка, получил трехкомнатную квартиру на окраине, в квартире - гарнитур, ковры, хрусталь всякий. Жена, пышногрудая и широкобедрая казачка тетя Аня, сын, подросток, дочь, ее муж и полуторагодовалый ребенок.
Но Роману почему-то вспомнилось, что когда он вместе со своей невестой пришел приглашать дядю Лешу на свадьбу, на улице стояла страшная жара, а в квартире вообще дышать было нечем. Все ходили полуголые, толстые, потные, красные, ребенок путался под ногами и время от времени начинал орать.
Дядя Леша по-свойски пригласил племянника на кухню, усадил за стол, тетя Аня налила компот, все шумно говорили, одобряли решение жениться.
- Чего тянуть, - хохотал дядя Леша, поглядывая на округлый живот невесты.
Роман в ответ улыбался, невеста Ирина конфузилась ради приличия. Потом на столе появилась бутылка водки… А Роману хотелось только одного - поскорее уйти. Пот лился по лицам, от разгоряченных тел шел жар. Все ждали вечера. Наконец он настал, душный с противным попискиванием комаров, громкими шлепками, сопровождавшимися краткими выразительными словами и разодранными до крови местами укусов.
Когда вышли на улицу, Ирина прижалась к Роману. Ему было неприятно ее влажное тело, но он ничего не сказал, боясь обидеть ее, а про себя с какой-то чудесной беспечностью решил, что вот так он жить не будет: в тесноте, духоте. И ему стало легче. Правда, мелькнул ехидный вопрос, а как, если не так? Ты еще так попробуй устройся.
Задумавшегося Уманцева подтолкнули в спину «Не зевай», и он вместе с толпой вполз в безвоздушное пространство автобуса. И вдруг все ему стало противно до тошноты. Все!
Вот он живет, как все. И все довольны. Но почему же ему стало тошно?
В настоящем найти ответ невозможно, все ответы – в прошлом.
Уманцева придавили к чьей-то спине. Он хотел поднять руку, что бы вытереть со лба пот, но передумал, понимая тщетность этого жеста.
Когда Роману исполнилось двадцать лет, родители выслали ему сумасшедшие деньги, двести рублей. Он купил себе джинсы, рубашку на кнопках, очки «капли» и понял, что неотразим. То же самое почувствовала своей прилипчивой женской натурой Ирина с факультета «Бухгалтерский учет в горнорудной промышленности».
Андрей, когда заметил, что Роман все свободное время проводит только с ней, предостерег друга. На что Уманцев беспечно ответил:
- Но ведь все равно когда-то придется жениться.
Андрей с усмешкой посмотрел на него:
- Когда-то придется и умирать, но спешить в этих двух делах никогда не стоит.
Романа озадачили слова Варичева.
- Ну а чего ждать? Ну перепробую я еще десять-двадцать… Все равно же женюсь.
- Да я не против брака. Просто к нему надо быть материально готовым. Должна быть хотя бы квартира. Потом надо так устроиться, чтобы зарабатывать больше.
- Так на это вся жизнь уйдет. Наоборот, родится ребенок, дадут квартиру.
- А если трое, один за другим, тогда куда ты с этим детским садом?
- Да ну тебя! Если подобным образом рассуждать, то никогда не женишься и никогда не обзаведешься потомством.
- Что ж, не рассуждай. Живи инстинктами. Кто мешает?
И правда, инстинктам никто и ничто не мешало: ни вахтерша на входе в женское общежитие, ни соседка Ирины, тоже принимавшая друга.
«Стыдливость» девушек протянула посредине комнаты веревку и повесила на нее простыню, причем пятки друга почему-то все время выглядывали из-за импровизированной стены. Эти пятки странным образом отвлекали Романа, вероятно, подсознательно он представлял, что тому точно так же видно его пятки.
Ирина оказалась девушкой. Роман это высоко оценил и решил, когда ее живот округлился, но еще вполне можно было прикрыть его длинной фатой, жениться на ней.
Андрей только похлопал друга по плечу:
- Что ж, давай! Выбиваться и впрямь опасно, можно шею свернуть. Лучше идти по проторенной дорожке, имея перед глазами пример родителей.
Как только поженились, вопреки предостережениям Андрея, сразу стало лучше - выделили комнату в общежитии. Но когда родилась дочь, и надо было писать дипломную работу… Ничего, пережил. Потом комнату дали в коммуналке… Потом родился сын… Они так надеялись, что им с двумя детьми дадут двухкомнатную квартиру… Но сыну исполнилось уже девять лет, а ничего не изменилось.
Роман вышел из автобуса, вернее, выскользнул с юркостью ужа. Напротив остановки - булочная, занял очередь. Достал из кармана платок и наконец-то вытер лицо. Когда очередь вползла в булочную, духота усилилась. Под потолком бессмысленно крутился трехлопастный вентилятор, разгоняя мух, которые садились на людей или прилипали к лентам. Но на тех под конец дня уже не хватало места даже для лишней мушиной лапки.
Купив хлеб, Роман пошел за молоком. Еще постоял в очереди за колбасой, но «Краковской» не хватило, ее купили другие строители социализма, впрочем, шел 1989 год, значит, уже не строители, а перестройщики того, чего построили. Вместо «Краковской» Роман купил полкило жира с круглыми кусочками мяса под названием «Любительская» колбаса. Успел, как тогда говорили, ухватить кусок сыра, название которого на замасленном ценнике не прочел, да и какое это имело значение. Все сыры были на один вкус.
Дома выложил свои покупки на стол рядом с покупками незадолго до него вернувшейся жены. Дети налетели, как саранча, разворачивали, вырывали друг у друга, кусали, дрались, ныли. Роман, не обращая на них внимания, открыл бутылку молока, сделал большой глоток и скривился, как от уксуса.
- Я же говорила, - неприятно взвизгнула Ирина, - не покупай больше молока. Сейчас все скисает мгновенно. Лучше бы постоял да квасу купил.
- Ага! – огрызнулся Роман. – Я после кваса, что ты позавчера принесла, целый день вместо лаборатории в туалете просидел.
- И я! – захохотал Костик. – И я! – и потянулся за пирожком с ливером, темно-коричневой засаленной трубочкой, выглядывавшей из серого кулька.
В этот момент сестра, желая поддразнить его, выхватила этот пирожок прямо из-под его руки. Он на секунду замер, а потом растянул губы, мелко задрожал подбородком и заныл.
Сестра же заливалась смехом, помахивая пирожком перед его лицом.
Роман сморщился от этого нытья, смеха, окриков Ирины и оглянулся, куда бы приткнуться, чтобы хоть на миг скрыться из этой крохотной комнаты от этих надоевших ему детей и жены.
«Господи, только бы на миг!» – бессознательно подумал он и удивился своей мысли. А когда попытался проанализировать ее, то пришел в ужас.
«Но ведь я люблю своих детей, я за них готов, не раздумывая, отдать жизнь… Отдать!.. – теперь его взволновало это слово. – Отдать – это миг, а жить с ними - вечность. Я люблю их, но я устал! Устал!.. Я живу точно не у себя, а кого-то: у детей, у соседей. Мне тридцать четыре года, а выгляжу я, - не обращая внимания на детей, гонявшихся друг за другом вокруг стола и укладывавшую продукты в холодильник Ирину, он взглянул на себя в зеркало, - а выгляжу… - Самое странное, что он не смог даже подобрать себе возраст. Он был, он это точно помнит, высоким, молодым, ужасно симпатичным парнем, который смеялся, стремился к чему-то, а теперь… - Неужели уже второй подбородок? Ну да, вот если так встать. А!.. А живот! Нет, лучше не смотреть. А что на мне надето? Что это за дикое сочетание белых и черных квадратиков, из которых скроена моя рубашка?»
Он неловко потянул за ворот и оторвал пуговицу, Ирина взвилась.
- Опять оторвал! Вот сам и пришивай! – выпалила и ушла на кухню. Дети помчались следом за ней.
Роман упал на диван, закрыл глаза и впал в липкую душную дрему. Очнулся, когда на столе уже стояли тарелки с окрошкой. Сели. Роман и Костик в одних трусах, Ирина и Лена тоже, только еще в лифчиках. Поели.
Ирина поднялась, подошла к холодильнику. Ее толстые ноги терлись одна о другую, издавая при этом какой-то неприятный звук. Она поставила на стол кастрюлю с компотом. Все жадно протянули свои стаканы. И потекли красные струйки по подбородкам, по животам.
Ночью, дождавшись, как им казалось, когда дети за шкафом уснули, они потянулись друг к другу: по привычке слиплись на несколько секунд и отвалились, чего-то там испытав…
«Ну а Андрей что, лучше? – вырвался у Романа вопрос, который, казалось, все поставит на свои места. – Живет в общежитии. Никаких перспектив получить квартиру. Выглядит он, конечно, моложе меня, так ведь он и одет во все импортное. А я в «Большевичку» - черно-белый квадратик. А на кого ему тратить свою зарплату? Это у меня детей куча да еще жене то одно надо, то другое. Командировочные хорошие получаем. Только его чаще посылают на объекты, он специалист высокого класса. Ну даже с моими командировочными можно было бы жить и даже отдыхать неплохо, одному. Вот Андрей один и что? Видный собой, из тех, что женщинам нравятся. Спортсмен, до сих пор плаванием занимается и еще чем-то там. За стрижку своему мастеру четверной дает. Но все равно живет в общежитии, а разве это жизнь? Пытался он сойтись с одной с двухкомнатной квартирой. Не смог. Противно, говорит, видеть ее кое-как одетой, да еще к полноте она склонна, лет через пять уже не плоть под твоей рукой будет, а сало. Противно ему! – возмутился Роман и заворочался на диване. – Я же обнимаю и ничего. Вот именно, ничего. Как еще хоть какой-то импульс взыгрывает, - удивительно. Но скоро он, чувствую, потухнет. Но, наверное, не это главное, все так живут. Нет, конечно, не все, но так те из другого мира, у них родители другие. А мои - что? Рядовые советские служащие. И я – рядовой. И дети мои рядовыми будут. Нет, я уже не рядовой, - тихо рассмеялся Роман, - я уже старший сержант. Я из своего заштатного городишки-то уехал, нет, бери выше, я капитан. В Москве, пусть в коммуналке, но в Москве, и дети мои уже москвичи. Так потихоньку и поднимется род Уманцевых. – Самодовольная улыбка расплылась по его лицу, освещенному через тонкие шторы уличным фонарем. – Да, вот поднимется род!.. – Противно запищал комар, и неожиданно возникший вопрос испортил наступившее умиротворение. – Ну а мне-то что? Что когда-то поднимется или вообще загнется род Уманцевых? Я-то сейчас, а не потом. Да и вообще, что такое род? Ведь мы зачастую даже не знаем имен своих предков. А они, в свое время, заботились ли они о нас? Их забота и треволнения о детях и внуках, а о тех, кто будет через столетия нести наказания за их грехи, они и не помышляли. «Мы-то их никогда не увидим. Соседского мальчишку жаль, а что с праправнуком случится из-за моих грехов тяжких, на то плевать». Так, наверное, все думают о своих потомках? А вот мне, какое мне дело до моих прапраправнуков? Грехов у меня нет. А если бы и были, то молил бы, чтобы не коснулись они моих детей и внуков, а дальше - трава не расти. Да ну их! – отмахнулся он комара и от своих потомков. – Спать надо. А все этот Мальцев растревожил, мол, поедешь в Анголу, однокомнатную дадим. А что мне однокомнатная? Эх, если бы двухкомнатную, тогда бы поехал. Может, и вправду, ничего там страшного нет. Вот уехали же наши, и пока никто в свинцовом ящике не вернулся, а уже три месяца прошло. Впрочем, можно, конечно, и не ехать. Вон, с кем мы с Андреем курс окончили, никто в большие начальники не выбился. Правда, в коммуналке с двумя детьми только один я. Выходит, я неудачник? – задал он себе вопрос, но ответить не захотел. – Так поэтому Андрей и поехал в Анголу. Ему, наверное, тоже квартиру пообещали. Ну да он холостяк, а я как скажу Ирке, что меня в Анголу посылают, так она в слезы и не пустит, - вздохнул Роман и, подбив удобнее подушку под щеку, собрался спать. – А интересно, будет удерживать или отпустит? «Рискуй, мол, своею жизнью ради квартиры. Ей-то, если вдовой станет, точно выделят».
Роман повернулся к Ирине. Ее дыхание обдало его лицо неприятным теплом.
- Ира, - тронул он ее за плечо. – Ира!
- Что? – испуганно ухнула она, точно филин. – Что? – повторила спокойнее. – Живот после окрошки болит?
- Нет, мне в Анголу предлагают поехать, ну туда, где Андрей.
- Да ты что? – она приподнялась на локте. – Когда?
- Не знаю, но, думаю, скоро. Только ты смотри, никому не сболтни. Проблем потом не оберешься.
- Сама знаю, - с досадой на то, что он отвлекается от главного, проговорила Ирина. – Ну и?.. – придвинулась она к нему вплотную.
- Что?
- Ну ты решил-то, что?
Роман ударил по щеке и почувствовал, что раздавил комара.
- Что я решил? – переспросил он. – Ничего, вот с тобой советуюсь.
Ирина призадумалась, свесив с дивана ноги.
- А как там обстановка? По телевизору говорят, вроде, ничего. Я, правда, интересоваться этой Анголой стала, как Андрея туда отправили.
- И Василий Игнатьевич говорит, что, в принципе, нормальная.
- Ну, тогда поезжай. Там же надбавки за климат, командировочные большие, может, на первый взнос на кооператив наскребем, а?
Роман кашлянул, размышляя, говорить или нет, ведь если вот сейчас скажет об обещанной квартире, он уже это понял, Ирка вскочит и начнет ему вещи собирать.
Ирина включила настольную лампу и устремила испытующий взгляд на мужа.
- Тебе что-то обещали? Квартиру?! – боясь ошибиться в своем предположении, тем не менее в сомнамбулическом восторге прошептала она.
- Ну, в общем, да. Однокомнатную, правда.
Ирина, как верно предугадал Роман, вскочила с дивана и затанцевала по комнате. Груди подпрыгивали, как тяжелые регбийные мячи, жирная складка живота подрагивала над трусами.
- Ведь это своя ванная, кухня!! – ее голос переливался руладами, - да еще коридор. А там подсоберем да обменяем на двухкомнатную. И заживем как люди!
Роман сел на край дивана.
- А сейчас мы, как свиньи, что ли, живем? Вон, слава богу, еще пять семей помимо нас.
- Я не говорю, как свиньи, как неудачники. В Москве повезло остаться, да только дальше коммуналки столица нас не пускает. Стыдно сказать, как мы живем. На работе все в глаза жалеют, а за глаза неудачницей называют. А недавно, я уж не стала тебя расстраивать, а самой даже поплакать негде было, не на кухне же на радость соседям. Сказала я Леночке, что она может пригласить ребят к себе на день рождения. Мы стол накроем и уйдем. А ей один мальчик нравится, ну и она ему, дружат. Только он из обеспеченной семьи. Так она мне ответила: «Только через мой труп Артем войдет в нашу квартиру». И отказалась от дня рождения. Наотрез.
- Ну… - Роман почесал шею. Ему стало обидно до слез. – За всеми не угонишься. А если ей какой сынок, чей папа в ЦК, понравится, мне что, на луну прикажешь лететь?
- Приказать, не прикажу. А тебе самому знать надо. Для чего ты вообще живешь?
- А вот для чего? – подбоченившись, переспросил Роман, с любопытством ожидая, как его жена ответит на вечный вопрос.
Ответила, не задумываясь:
- Для того чтобы детям твоим было хорошо. Чтобы они лучше всех жили. Понятно?
- Отчасти. Ну а я как же? Мне-то тоже надо жить.
- Живи, кто мешает, и работай для будущего своих детей.
- А, пардон, - нарочито учтиво, чтобы сдержать рвущееся негодование, решил уточнить Роман, - мое будущее, как же?
- А какое у тебя будущее? Оно в детях.
- Нет, но я-то тоже человек. Я тоже чего-то хочу или не хочу.
- Чего же ты хочешь или не хочешь? – с презрительным недоумением спросила Ирина.
- Не хочу, к примеру, больше носить эти дурацкие рубашки, что ты мне покупаешь. Они меня в старика уже превратили. А хочу я, между прочим, многого.
- Да я-то тоже хочу. Шубу, например. И сапоги новые, - с такой безысходной печалью проговорила Ирина, что Роману стало ее жаль.
Он притянул ее к себе, усадил на колени и сказал:
- Я поеду в Анголу. Конечно, эта командировка не обогатит нас, но квартира будет.
- Ой, Рома, просто не верится, неужели у нас будет собственная изолированная квартира. И однажды утром выйду я на кухню и не увижу эти обрыдшие соседские морды, не услышу их нудные голоса и не буду нюхать вонь, несущуюся из кастрюли Павла Ивановича, который варит свинячью кожу и копыта.
Они замечтались.
- Другой бы, правда, воспользовался моментом и потребовал двухкомнатную, но ты же знаешь себя, - грустно усмехнувшись, погладила мужа по спине Ирина.
- Знаю, - со вздохом признался Роман. – Ну не умею я, как, к примеру, Возницын. И как это так ловко у него получается? Всего три года в лаборатории, а уже и квартиру получил, и садовый участок.
- Ладно, давай спать. А завтра с утра беги прямо к Мальцеву. Говори, что согласен, а то вдруг передумают, да другого вместо тебя отправят.
ГЛАВА 3
Роман был уверен, что опередит даже самого Мальцева, но, приоткрыв дверь кабинета, увидел, что Василий Игнатьевич уже у себя и не один. Напротив него сидел Возницын.
Закрыв дверь, Уманцев с отчаянием выдохнул:
- Обошел, гад, Возницын.
Но здесь Уманцев ошибся.
Мальцев, красный от гнева, вынужденный говорить вполголоса, пенял Возницыну, что тот поступает не как коммунист, что его однокомнатную квартиру он уже пообещал Уманцеву.
- А тебе всего за два-три месяца работы на «Катоке» - двухкомнатная рядом с метро.
- Да не надо мне квартиры ценой моей жизни.
- Да тихо ты! – замахнулся на него рукой Василий Игнатьевич. – Всех мне распугаешь. Они, небось, ночь не спали, все с бабами своими шушукались. Приняли решение ехать, а ты!
- Знаю я тамошнюю обстановку. Друг у меня в КГБ работает. Не хочу я на собственном новоселье в гробу цинковом лежать. Я уж лучше в однокомнатной лишний год перекантуюсь, а двух, а то и трехкомнатную вы мне все равно дадите. Ну не вы, - в ответ на заносчивую позу Мальцева, заметил Возницын - так другие.
- Эх, Возницын. Я тебя, как своего человека принял.
- Так звонок был, Василий Игнатьевич. Меня на любом предприятии, как своего бы приняли. Особенно сейчас. Времена меняются.
- Меняются, - с насмешливым недоверием повторил Мальцев. – Они все меняются да меняются, а люди на своих местах остаются. А главное, не времена, а место.
- Это вы точно сказали. И вот, чтобы мое место так и оставалось моим, я от поездки в эту вашу дружественную Анголу отказываюсь. Предлог обеспечу. Меня медкомиссия не пропустит. Аллергию у меня найдут на вакцину, без которой в Африку не выпускают. Вас такая легенда устраивает?
Мальцев размял сигарету и сплюнул.
- Легенда устраивает, а ты - нет. Кто там будет за всеми смотреть?
- Ну, это вы найдете. У нас желающих смотреть и докладывать за пайку твердокопченой колбасы и кило сосисок в месяц, хоть отбавляй. Короче, я пошел, а то там Уманцев места себе не находит. Думает, что я ему дорогу перейду. Да нет, я ее красной дорожкой выстелю. Валяй к братскому ангольскому народу.
Возницын вышел из кабинета, с нарочитой приятностью пожав влажную от волнения руку Уманцева.
- Ну что? – сердито буркнул Мальцев, ожидая отказа и от Уманцева. – «Видно, там обстановка и впрямь опасная, если этот «вырви глаз» Возницын отказался ехать».
- Да я, - смешался Роман, – хотел только сказать, что согласен…
- А!.. Ну вот это молодец. Конечно, квартира… - Василий Игнатьевич посмотрел на дверь, за которой скрылся Возницын и в надежде, что тот его мог еще слышать, громко сказал: - Знаешь, Роман, может, даже двухкомнатную тебе постараюсь устроить.
Искры вспыхнули в глазах Уманцева, и он на несколько мгновений ослеп от радости.
- Василий Игнатьевич!.. – проговорил он, задыхаясь.
- Да, похлопочу, но и ты мне помоги. Понимаешь, нужен за людьми на чужой территории глаз. Обстановка, прямо, как коммунисту скажу, не опасная, но сложная. Всякие там провокаторы из ЮАР ошиваются, могут и под видом рабочих проникнуть на объект, и под видом местного населения. Могут, - он понизил голос, - и похитить кого из доверчивых. Знаешь, начнут так: виски своим угощать, сигаретами, потом девочек разных подсовывать, потом предложат динамит подложить под какой-нибудь участок на объекте. Наш человек, конечно, откажется, да они так запутают, что ему уже ни шагу назад. Который одумается, скажет, кому надо, признается, что, мол, сбился с пути, а который слабовольный, только о себе думает, много может бед натворить. Так вот тебе задание: следи за всеми. В первой группе поехал Торопков Семен Иваныч, если что, сразу к нему и так, мол, и так. А случится, что Торопков, скажем, занят будет, сам мне позвонишь вот по этому номеру, - написал он на листке. – А если меня не будет, звони напрямую, там всегда на проводе. Я тебе номер запишу, а ты его лучше всего запомни.
Взгляд Уманцева посуровел. Он расправил плечи. Взял листок с номерами и спрятал в карман.
- Я понимаю… - сказал в волнении. – Это такое доверие. Все, что в моих силах, сделаю.
Мальцев сощурил глаза и призадумался:
«А что, неужели я этого Уманцева просмотрел? За простофилю принял. А он, если не врет, а я так полагаю, людей я повидал, что не врет, то наш человек. Значит, с квартирой я не поторопился».
- Ладно, Роман, иди. Мы еще перед твоим отъездом не раз побеседуем.
Уманцев закрыл дверь кабинета и приосанился. Он облечен доверием секретаря партийной организации!
«Это что ж, Возницына прокатили? Меня вместо него назначили?! А то я смотрю, что он так вежливо руку мне пожал. Почувствовал, что я теперь не просто так. Что мне двухкомнатную дадут. Что меня выделили. Э, да теперь все пойдет как по маслу. Сначала квартира, потом место начальника отдела, путевки на отдых за границу, спецпаек. Да мы теперь заживем».
Дни пролетали с ужасающей быстротой, какие-то справки, медкомиссии, прививки, собеседования и вот, наконец, все шесть человек сидят в автобусе. Шесть человек, среди которых не оказалось Возницына.
- Не повезло, - говорили между собой другие, - аллергия какая-то у него на вакцину. Хорошо, что вовремя спохватились, а то мог бы Возницын в ящик сыграть.
Уманцев сидит позади всех и смотрит на затылки своих подопечных. Василий Игнатьевич, на прощание крепко пожав ему руку и пожелав счастливого возращения, напомнил о его обязанности следить, как он выразился, за подопечными.
Бодрым шагом все взошли по трапу и оказались в небольшом пассажирском отсеке грузового самолета. Взлетели, перебрасываясь шутками, а потом всем стало грустно. Как оно там будет? Ангола. Роман дальше черноморского побережья Грузии за всю жизнь нигде не бывал, а тут сразу Ангола. Жутко как-то. Вспомнились герои Жюль Верна, их полные опасности путешествия в дебрях Африки. Полезли в голову малоприятные представители фауны этого материка: крокодилы, змеи и еще всякие там мухи цеце, москиты, термиты, комары гигантских размеров.
Роман отогнал от себя неприятные мысли.
«Там Андрей. Там ребята из нашей лаборатории и еще целая бригада бурильщиков из Якутии. Так что выдержу. Зато потом - новая жизнь».
После кратковременной дозаправки в Тунисе совершили посадку в Луанде. Рассматривать достопримечательности было некогда. Срочно вылетели на объект и приземлились неподалеку от «Катоки». Вышли на трап, посмотрели по сторонам - ничего, земля, как земля, вдали лес, а по полю бежит, размахивая широкополой шляпой, высокий сильно загорелый человек с пышными русыми волосами.
- Андрей! – каким-то внутренним чутьем узнал Роман друга. Сбежал по трапу и очутился в крепких объятиях.
- Я как узнал, что ты прилетаешь, - торопливо говорил Андрей, - помчался сюда.
- Привет, ребята! – крикнул он новоприбывшим. И тут же ответил на их немой вопрос: - Жить можно! И даже хорошо!
От него исходила такая мощная и веселая энергия, что все вмиг тоже развеселились и заняли места в автобусе.
- У нас замечательный городок. С местным населением полное взаимопонимание. Работы хоть отбавляй. Очень интересные встречаются экземпляры. В общем, увидите.
Автобус ехал по пыльной дороге, за окнами мелькали деревья, кусты, ослепительно сверкнул в лучах солнца поток водопада.
- Вот и наш городок, - сказал Андрей, когда автобус остановился перед высокими железными воротами.
В салон вошли трое ангольцев в военной форме. Один офицер и двое рядовых.
- Попрошу предъявить ваши документы, - на хорошем русском с улыбкой обратился офицер к советским специалистам.
Он подошел к каждому и сверил фамилию в паспорте с фамилией, указанной в его списке. Закончив проверку, широко улыбнулся и сказал:
- Добро пожаловать на «Катоку»!
Ворота раздвинулись, и автобус въехал на территорию городка.
- Вот мы и прибыли! – подмигнул Роману Андрей и первым выпрыгнул из автобуса.
Роман последовал за ним. Вышел и с любопытством огляделся. Территория городка вся была обнесена забором с колючей проволокой. На вышке он заметил часового.
- Что, стреляют? – тихо спросил у Андрея.
- Случается, - безразличным тоном ответил тот. – Изредка, по ночам. А так полный порядок. Мы будем жить с тобой в одной комнате. С кондиционером, - многозначительно добавил он.
Весь городок состоял из аккуратно собранных белых дощатых домиков.
- Гедеэровские, - пояснил Андрей. – Ничего, удобные.
Они вошли в комнату. Стенные шкафы, радиоприемник, магнитофон, холодильник, а в нем чешское пиво.
- Вот это да! – воскликнул Роман. – Видно, заботятся о специалистах.
- Да я же тебе говорил, здесь здорово.
Андрея кто-то позвал во двор. Он выбежал, прихватив шляпу. Роман тем временем положил свою сумку в стенной шкаф, снял рубашку, взял бутылку пива и растянулся на кровати.
«А и впрямь, верно говорят, не так страшен черт, как его малюют. Поработаю три месяца, попивая пивко, отдыхая под кондиционером, вернусь в Москву в двухкомнатную квартиру. Ну, Василий Игнатьевич, с меня магарыч!..» – довольная улыбка расплылась по лицу Уманцева, и он задремал.
Разбудил его стук в окно. Он поморщился, не хотелось открывать глаза.
«Сегодня можно же отдохнуть», - недовольно подумал и, лениво приподнявшись, глянул в окно. Это стучал Андрей. Увидев, что Роман проснулся, он поманил его рукой.
Роман встал, потянулся, выпил еще полбутылки пива и вышел во двор. Андрей уже шел к воротам и звал его за собой. Уманцев обратил внимание, что друг его сильно изменился за эти три месяца. Он был необычайно оживленный, уверенный, веселый прямо герой из вестерна. Высокий, волосы светлые, глаза голубые, движения ловкие. И джинсы, и рубашка сидели на нем, как на заправском ковбое, не хватало только кобуры у широкого пояса.
- Пойдем, покажу тебе местные достопримечательности, - сказал он, ухватив друга за руку. - Жара спадает, скоро вечер, увидишь, как солнце будет купаться в водопаде.
Они вышли за территорию городка. Роман невольно поежился, будто оказался голым. Андрей уверенно шагал вперед.
- Тут недалеко, кстати, пройдемся по поселку.
Их появление в поселке вызвало необычайное оживление. Одни выбегали из хижин, крича что-то с улыбкой, другие приветствовал их взмахами руки. Дети гурьбой бежали за ними, беспрестанно о чем-то спрашивая. Андрей отвечал им на португальском языке.
- Ты когда это научился? - спросил Роман.
- Да за эти три месяца. Взял с собой разговорник и самоучитель.
Деревня поразила Уманцева. Хижины, покрытые тростником, полуголые черные люди и множество мелких, точно тараканы на коммунальной кухне, детей.
- Вот, смотри!
Роман уже почувствовал дивное влажное дыхание водопада. Он замер, пораженный красотой низвергающейся воды. Андрей протянул ему солнцезащитные очки, потому что солнце ослепительно сияло в водяных брызгах. Внизу у водопада было озеро, в котором купались местные жители.
- Пойдем, окунемся. Вода замечательная. Ледяная! – позвал Романа Андрей.
Они спустились, скинули одежду, и тут Уманцев увидел девушку. Он готов был поклясться, что такой девушки он не встречал ни разу в жизни. Она была не то чтобы красива, она была необыкновенна. Смуглая, стройная, гибкая, с большим белым цветком в черных, невероятно пышных волосах. Когда она их отбросила за спину, Уманцев непроизвольно отвел глаза. На ней были только красные трусики. Когда девушка выпрыгивала из воды, ее упругая грудь вызывающе подрагивала. Заметив Андрея, она еще выше подпрыгнула и замахала рукой, крича:
- Андре! Андре!
Варичев бросился к ней, подхватил на руки и закружил. У Романа закружилась голова.
«Что он делает? Он что, с ума сошел? Да ведь за это!.. Да КГБ за связь с иностранкой!..»
Уманцев осторожно, из-под очков, оглядел обстановку. Никого из своих не заметил.
«Андрея надо предостеречь. С ума сошел в Анголе. Он же не знает, что здесь за всеми наблюдает Торопков. Впрочем, мог бы и догадаться. Какое имеет значение, кто наблюдает, главное, что все мы под контролем, даже в Африке».
Роман так и стоял, успев войти в воду только по щиколотку. Андрей, обнимая девушку, подошел к нему.
- Что застыл, как изваяние на ВДНХ? Вода как? – засмеялся он и, не дожидаясь ответа, представил свою спутницу: - Эстелла!
Девушка протянула Роману руку. Он ее пожал, находясь в состоянии полного умственного отупения.
- Эстелла - учительница. Она потомок португальских завоевателей. Они завоевали и уехали, а она осталась, - смеялся Андрей. – У нее в роду все португальцы, ну может, кто за пятьсот лет подгулял, не без этого, но она красавица, верно? – прижимая девушку к себе и целуя ее в висок, говорил он.
Роман выдавил улыбку и сквозь зубы проговорил:
- Андрей, ты что, с ума сошел? Разве можно путаться с местными? Тебя сюда работать послали. Неужели три месяца не можешь потерпеть?
- Три месяца? – неожиданно посерьезнев, переспросил Андрей. – Потерпеть? Это с какой стати я должен три месяца не жить, а терпеть. Для кого? Для чего?
- Ты что, не понимаешь? Мы же здесь под контролем. Ты представляешь, что тебя ожидает, когда вернешься? Сразу из аэропорта - на Лубянку. Нет, ты чокнулся.
Андрей вдруг рассмеялся, хлопнул Романа по плечу, а Эстелла, наклонившись, ударила рукой по воде и окатила его холодными брызгами.
- Брось! Не думай! Живи! – крикнул Андрей и, бросившись вместе с Эстеллой в воду, поплыл прямо под струи водопада.
Уманцев опять оглянулся. Местное население купалось в озере, визжало и хохотало. Он пожал плечами и окунулся в ледяную воду. Вышел на берег, оделся и стал поджидать Андрея.
Тот еще долго плескался со своей смуглой леди, потом они растянулись рядом с ним на каменистом берегу.
Роман тотчас же отвел взгляд от груди Эстеллы. Но через несколько секунд поймал себя на том, что опять смотрит на эти смуглые налитые округлости.
Эстелла села и принялась просушивать на ветру мокрые волосы. Заметив взгляд Романа, она улыбнулась и что-то сказала.
Роман с сожалением пожал плечами. Она махнула рукой, мол, не беда!
Андрей приподнялся на локте и перевел:
- Сейчас пойдем ужинать к Эстелле. Она приготовила специально для тебя обалденное местное блюдо, бенгела, называется. А потом посмотришь, как здесь веселятся.
- А не вернуться ли нам на территорию. Нас инструктировали, что лучше вообще не покидать городок.
- Да ладно тебе! Мальцева здесь нет, а на эту крысу Торопкова я плевал и тебе советую. Побывать в Анголе и не увидеть ничего кроме кимберлитовой трубки. Нет, сегодня гуляем.
Роман тоскливо вздохнул, решив подчиниться другу, чтобы после, когда они вернутся, серьезно поговорить с ним.
Они опять пошли в деревню. Планировка деревни была круговая: в центре высился большой навес, это, как объяснил Андрей их «дом собраний», вокруг него располагались жилые хижины, а уже за ними – хозяйственные постройки, за которыми начинались огороды и поля.
Хижина Эстеллы была такой же, как у всех. Только у нее был стол, чемодан с книгами и гамак.
- Раньше Эстелла жила в Карвалью, небольшом городке, километров пятьсот отсюда. Там она окончила учительские курсы и ее направила в эту деревню. Она сирота. Мать свою плохо помнит. Говорит, глаза у нее были большие и обычно печальные, но когда она начинала говорить о том, что они обязательно вернуться в Португалию, как только немного соберут денег, глаза ее мгновенно оживали и сверкали, как алмазы.
Эстелла накрыла на стол. В глиняных мисках лежало что-то желтовато-коричневое, сладковатое на вкус. В принципе, есть было можно, но Уманцев с тоской подумал о сосисках с горчицей.
- У нас есть виски, - сообщил Андрей, вынимая бутылку из корзины.
- Да? Признаться, я ни разу не пробовал, - с интересом отозвался Роман и тут же вспомнил предостережение Мальцева о девицах и виски. «Неужели Андрей попал в их ловко расставленные сети, но я спасу его. Главное, сейчас не подавать виду. Надо веселиться».
Уманцев взял стакан, выдохнул воздух и опрокинул, как водку, скривился и чуть не выплюнул.
- Ты уверен, что это виски? – с трудом проглотив неприятную жидкость, спросил он.
- Привычка нужна, - развел руками Андрей. – Мне тоже сначала не нравилось, но потом распробовал. О! – воскликнул он, поднимаясь и выглядывая из хижины. -Танцы начинаются, иди посмотри, а мы сейчас.
Уманцев молча подчинился, так как понял, что Андрей хочет остаться с Эстеллой наедине.
Он вышел и побрел на звук барабанов. Посреди площадки, рядом с «домом собраний», топталась кучка людей. Другие, стоя вокруг них, били в ладоши и пристукивали голыми пятками. Потом стали усаживаться на землю. Роман, позабыв о змеях, в изобилии водящихся здесь, тоже сел. Он захмелел от виски и усталости. На какое-то мгновение к нему вернулась ясность сознания, и он заволновался: Андрея до сих пор не было. «А что если он вообще не придет? Как же я вернусь на территорию? Подумают, что я… я…», - от испуга Роман даже в мыслях стал заикаться. Он поднялся и оглянулся вокруг, пытаясь отыскать хижину Эстеллы. Но было темно. Факелы освещали лишь собравшихся на площадке.
Уманцев растерялся не на шутку. Он стал кричать: «Андрей! Андрей!» Вдруг чья-то рука легла ему на плечо, и в отсвете пламени факелов он увидел черное лицо с кольцом в ноздрях. На миг Роману показалось, что все это сон. Что это невозможно, чтобы он оказался в Африке. Черное лицо с кольцом тем временем улыбнулось, показав пальцем на одну из хижин, африканец проговорил:
- Андре! Эстелла!
Уманцев кивнул и пошел в указанном направлении.
«В конце концов, так не поступают с другом. Сколько можно кувыркаться с этой черномазой! Мы с ним не виделись три месяца, а он меня тут же бросил. Да и нельзя столько времени заниматься любовью, я ведь тоже мужчина, я знаю. С Иркой самое большое… ну минуты две, больше не выдерживаю, да и зачем? Она, правда, в последнее время стала недовольство какое-то выражать… Так это все от видика! Насмотрится с подружками на самцов из порно, и тоже жаждет изнемогать от наслаждения. Ну так там и девушки экстра класса - стройные, груди тугие, не то, что у Ирки - возьмешься, а они, будто тесто, расползаются. И можно их по-всякому, а Ирке так не нравится, так больно, а по-другому - мне неохота».
Роман подошел к хижине и услышал стоны и вопли, точно по видику.
- Во дают! Да не может быть. Это они уже с час, что ли?
Он осторожно приподнял легкую тростниковую циновку, закрывавшую вход, и увидел в свете луны две сплетенные фигуры, которые плавно изгибались, сближаясь, чуть отдаляясь, будто плавали в каких-то невидимых волнах. Их стоны сливались, то усиливаясь, то затухая, движения становились порывистыми, неистовыми, потом вновь плавными…
- Н-да! – почесывая затылок, побормотал Роман. – Ну Андрей дает! А эта его, тоже хороша. Ирке расскажу, не поверит.
Роман опустил циновку и сел на скамеечку у входа. По его расчетам прошло еще с полчаса, когда наконец раздался триумфальный вскрик. Потом появился Андрей.
- А, ты здесь? Пошли в городок.
В проеме хижины возникла фигура Эстеллы, с повязанным на бедрах платком. Она подошла к Андрею, прильнула к нему и потянулась к его губам. Роман никогда не видел, чтобы наяву люди так целовались. Только в кино, да и то зарубежном.
Всю обратную дорогу он пытался собраться с мыслями, чтобы четко и ясно обрисовать Андрею опасность его положения, а затем совместно постараться найти из него выход.
Но едва Роман подготовился к разговору, как они уже оказались у себя в комнате, и он, точно не прижившаяся на чужбине береза, свалился на кровать.
ГЛАВА 4
Утром его разбудили звуки: какие-то новые непонятные. Он приоткрыл глаза и тотчас поспешил их зажмурить. От сознания, что он находится в Анголе, стало как-то не по себе. Даже мысль о двухкомнатной квартире не внесла необходимой доли оптимизма. Зато ее внес Андрей.
Он подошел к Роману, упорно не желавшему просыпаться, и брызнул ему в лицо водой.
- Вставай. Здесь залеживаться некогда. Каждый день открывает перспективы на много лет.
Уманцев открыл глаза. Загорелый крепкий Андрей поднимал гантели, накачивая мускулы.
- Вставай. Я сейчас приму душ. Потом завтрак в столовой, потом в автобус и на «Катоку». Увидишь, какой это размах.
Роман сел на кровати.
- Не рассиживайся! – крикнул ему Андрей, скрываясь в ванной.
- Мне надо с тобой поговорить! – крикнул ему вдогонку Роман.
Андрей на секунду выглянул и ответил:
- Мне с тобой тоже.
В столовой к Роману подошел Торопков:
- Это что же, товарищ Уманцев? Нехорошо! Мне вас рекомендовали как настоящего коммуниста, а вы в первый же день с этим диссидентом, этим космополитом в деревню ушли.
Пока Уманцев ставил себе на поднос салат и котлеты, он, что было ново для него самого, быстро сообразил, что тот из них заслужит одобрение Мальцева, со всеми вытекающими из него последствиями, кто окажется проворнее, хитрее и наглее. Поэтому, взяв стакан компота из достающих повсюду советского человека, даже в Африке, сухофруктов, тихим, но уверенным голосом сказал:
- Мне тоже рекомендовали вас, как дальновидного работника. А ведь это по вашему попустительству наш товарищ Варичев подпал под влияние так называемой свободы. Где же вы были? Отчего бездействовали?
Торопков чуть не выронил поднос.
- Да… – смертельно побледнев, принялся оправдываться он, – я докладывал начальнику объекта товарищу Бедову, но он сказал, что такого специалиста, как Варичев, не может отправить в Москву за несоответствующее поведение. Он, этот Варичев, по его словам, чуть ли не всех нас стоит. Поэтому Бедов мне приказал не обращать внимания на его выходки. Пусть, говорит, покуралесит, лишь бы работал. А уж когда вернется, вы там с него хоть стружку снимайте. Зато все остальные у меня, как в армии. Побудка, отбой и с территории - ни шагу. Была ознакомительная экскурсия в деревню, один раз. Пообщались с местными товарищами часика полтора и все, назад.
Уманцев покачивал головой, слегка насупив брови и надув губы, выслушивая в первый раз в жизни отчет партийного служаки.
- Вот видите, - садясь за столик, начал Роман, - как легко вы, отказались от борьбы за своего товарища. А я пошел прямо в пекло, чтобы самому разобраться, что привлекает в этой дрянной деревне Варичева. Потому что, как говорится, лиха беда начало, потом другие, глядя на него, начнут вести себя подобным образом.
У Торопкова даже живот втянулся от ужасной картины, нарисованной прозорливым Уманцевым.
- И что вы там разузнали? – осторожно спросил он.
- Об этом позже, - сказал Роман, показывая движением головы, что к столику идет Варичев. – Мы с вами обо всем поговорим позже. А вообще, должен со всей прямотой заметить, что упустили вы Варичева.
- Да я даже в Москву звонил, просил, чтобы его, ирода, назад забрали, так товарищ Бедов на меня накричал и сказал, что оставляет Варичева под свою ответственность.
- Ну ладно, идите. Я сам во всем разберусь.
Торопков кивнул и ретировался.
Андрей поставил свой поднос на стол и с усмешкой спросил:
- О чем ты с этой крысой Торопковым так долго говорил?
Роман рассмеялся, но только глазами.
- Сам догадываешься, о тебе.
- Наябедничал? Но почему именно тебе? Неужели?
- Да-да! Не поверишь, я сам не ожидал. Мальцев поручил мне следить за нравственным климатом в коллективе, послав меня в помощь Торопкову, но я перетасовал карты и Торопкова поставил в помощь себе.
Варичев расхохотался:
- Не знал за тобою таких способностей.
- Я сам не знал.
- А Мальцев-то наш, Василий Игнатьевич, всеслышащее ухо, промахнулся с тобой. Как же так?
- Очень просто. Возницын должен был поехать, но у него оказалась какая-то жуткая аллергия на вакцину. Мальцеву некуда было деваться, решил рискнуть, выбор пал на меня.
- Ладно. Ешь скорей. Автобус уже подали.
- Но знаешь, Андрей, мне с тобой надо серьезно поговорить. Иначе в Москве тебя ждут такие неприятности…
- Поговорим, поговорим!.. – допивая компот, кивнул Варичев.
* * *
Автобус со специалистами геологической разведки и бригадой бурильщиков ехал по укатанной буро-коричневой дороге, с обеих сторон которой тянулся тропический лес, перемежающийся с крестьянскими полями.
Кимберлитовая трубка поразила и очаровала Уманцева. Это фантастика! Увидеть собственными глазами одну из крупнейших в мире трубок. Площадь выхода ее на поверхность составляла 657 тыс. кв. м.
- Ну? – спросил Андрей.
- Мощно! Как, по-твоему, во что ее можно оценить?
- Думаю, примерно в 400 – 500 млн. карат.
- Мощно! – повторил Роман и вдруг пригнулся, испугавшись беспорядочного грохота.
- Что?! Что случилось? – уже готовясь лечь на землю, завопил он.
- Да ничего страшного. Это диких старателей гоняют. Стреляют, но в воздух.
- Ничего себе!
- Никак не привыкнут, что теперь государство наложило свою лапу на лакомый кусочек. Тут вся земля прослоена человеческими останками. Не один век старатели пытались найти здесь свое алмазное счастье.
Уманцев увидел, как старатели, гонимые со всех сторон вооруженной охраной, нехотя покидали месторождение.
- Ничего. Только охрана ослабит внимание, как опять понабегут. Здесь нужны радикальные меры, - задумчиво произнес Андрей, - и не только для борьбы со старателями. Это чепуха. Нужно удешевить электроэнергию, нужно строить ГЭС. Пока топливо доставляется на «Катоку» на самолетах из самой Луанды. Применимо к нашей ситуации, можно сказать, на самолетах далеко не улетишь.
К Варичеву подошел начальник объекта Бедов. Андрей познакомил его с Романом.
- Вот так-то, товарищ Уманцев, - начал Бедов, - первый трактор мы собрали по частям из брошенной военной техники. Срочно нужно завозить оборудование для геологоразведочных работ, оборудование и металлоконструкции для обогатительной фабрики, но ангольское правительство не в силах окончить гражданскую войну.
- А мне показалось, что здесь нормально, - осторожно произнес Роман.
- Нормально, если не считать, что неделю назад бойцы УНИТА сбили наш самолет. Ну ладно.
Бедов вынул карту, чертежи и разложил на столе.
День пролетел незаметно. Очнулся Роман только в столовой, когда сели ужинать.
Те, кто уже пробыли на «Катоке» три месяца, ужинали с шутками, быстро преодолев усталость. Новоприбывшие ели и думали, как бы добраться до кровати.
Но Роман спать не лег.
- Андрей, - начал он, - это серьезно. Не думай, что здесь, в Африке, ты свободен от всего. Торопков подаст такой рапорт Мальцеву, что тебя тотчас по приезде в Москву вызовут на Лубянку, а там сам знаешь, - Уманцев замолчал, считая излишним распространяться. - Прекрати ты свои походы в деревню и связь с этой… девушкой прекрати, - с удвоенной энергией продолжил он.
- Рома, я тебя, как друга, прошу - оставь.
- Ты пользуешься тем, что ты лучший специалист в группе. Это непорядочно.
- А порядочно держать людей на привязи?
- Да это же помимо всего опасно - расхаживать вне территории. Сам знаешь, что война еще не окончена. И потом, ведь придется возвращаться в Москву. Ну как ты будешь выглядеть? Начнутся страшные неприятности.
- А может, я не хочу возвращаться в Москву, - шутя отозвался Андрей.
- Здесь, что ли, решил остаться?
- Нет уж, спасибо!
- Тогда оставь свои любовные похождения.
- Не могу, - с такой искренностью в голосе ответил Андрей, что Роман осекся и с удивлением посмотрел на друга.
- Как это не можешь? Ты что, решил ее в Москву взять? Тогда придется на ней жениться. Но зачем тебе нужна эта полуграмотная, чернокожая девка? Что она будет делать в нашей стране? Ну выучит язык?.. – Уманцев затруднился определить будущее Эстеллы в Москве. – Неужели тебе она настолько нравится? Она же очень, очень смуглая. Нет, я не говорю, что она негритянка, но такая смуглая… И вообще, - он понизил голос, - ты ужасно рискуешь здоровьем. Перед вылетом у нас проводил инструктаж врач, он нам такие ужасы рассказал о болезнях, особенно, если подхватить заразу половым путем.
- Ну, если я подхватил, то уже - улыбнулся Андрей. – А оставить Эстеллу не могу. Странно сказать, я люблю ее. Ни одну женщину не любил так, как ее. Точно душа моя с ней срослась.
- Или еще что-то, - поддел Роман.
Варичев не стал отрицать.
- И то, тоже. Не могу без нее и все.
- Ну, дела! – Роман пошел умыться, чтобы прогнать сон. – Но ведь надо как-то все это начинать оформлять. Тебя могут в любой момент, в двадцать четыре часа, отправить в Союз. Что тогда?
- Да ладно, не волнуйся. Я все сделаю, как надо. Ты сейчас ложись. А я к Эстелле. Быстро. Туда и обратно. Только пожелаю ей спокойной ночи.
Андрей открыл дверь, и в тот же миг началась беспорядочная стрельба.
- Опять вылазка УНИТА, - раздраженно проговорил он.
- Слушай, не ходи! Опасно! – с мольбой глядя на него, проговорил Уманцев.
- Проскочу! - хлопнул дверью Варичев.
- Хоть бы тебя на блок-посту не пропустили! – крикнул ему вслед Роман.
Но Андрей вернулся только под утро. Возник на сине-сером фоне окна: сильный, смуглый, счастливый.
Роман перевернулся на другой бок и сквозь сон подумал: «А как это вот так любовью заниматься… до утра?.. Здорово, наверное. Надо бы попробовать! С Иркой, что ли? Тьфу!» - и он опять заснул.
Все продолжалось по-прежнему. Варичев ходил в поселок, что служило неиссякаемым источником сплетен. Он же добродушно улыбался и иногда сам подливал масло в огонь, намекая, что Эстелла – это нечто такое, чего не каждому доведется в жизни попробовать.
* * *
Андрей познакомился с ней в свой первый визит в деревню. Жители взяли его в кольцо и принялись с интересом рассматривать. Вместе с Андреем был Жоа, анголец, учившийся в СССР и хорошо говоривший по-русски. Андрей привез с собой сувениры, открытки. Показывая их, говорил: «Москва!» Мужчины стали расспрашивать, зачем они приехали сюда. Узнав, качали головами, объясняя, что опасно - война.
И тут в окружении ребятишек, которые тянули ее за руки, за черную, в большой белый горох юбку, появилась девушка.
Жоа представил ее Андрею:
- Эстелла, учительница.
Андрей улыбнулся и протянул ей открытку со словами:
- Москва, столица!
Эстелла с интересом стала ее разглядывать. Он протянул ей вторую, третью. Ее глаза загорались от каждой открытки все больше и больше. Неожиданно она схватила его за руку и потянула за собой, в то же время прося Жоа пойти вместе с ними.
Она привела их к своей хижине. Нырнула в нее, Андрей увидел, что она открыла большую шкатулку и что-то вынула. Вернувшись, протянула ему пачку открыток.
- Это Лиссабон, столица Португалии - родина ее предков, - перевел Жоа ее взволнованные слова. – Она спрашивает, а ты был в Португалии?
Девушка с трепетом в глазах ждала его ответа.
- Нет, к сожалению, - ответил Андрей. И ее взгляд потух.
Но огорчение длилось всего лишь миг. Она вновь подняла на него глаза и заговорила взволнованно и радостно.
Она говорила, что обязательно уедет в Португалию, в Лиссабон. Она говорила, что любит Анголу. Она здесь родилась, но родина, ее настоящая родина - Португалия.
- Мы с мамой так мечтали увидеть ее! - вздохнула она и замолчала.
Андрей появился в деревне на следующий вечер, но уже без Жоа, зато со словарями и разговорником.
Сначала они сидели на низеньких скамеечках у порога, пока солнце светило им в книги, а затем вошли в хижину, и Эстелла зажгла что-то напоминающее свечу.
Они говорили на каком-то странном языке и понимали друг друга.
- Там, в Португалии, я стану светлее, - показывая на свою кожу, говорила Эстелла. - Я же белая женщина. Это здешнее солнце убивает меня, мою красоту, молодость, жизнь. Я солгала, когда сказала, что люблю Анголу. Я ненавижу ее. Но у нас с мамой совсем не было денег, чтобы уехать из этой проклятой страны, в которую наших предков тоже привела бедность. Ах, если бы ты знал, как я хочу уехать! – воскликнула она и поднялась из-за стола.
Андрей тоже поднялся и, не отдавая себе отчета, в том, что делает, будто его приворожили, прижал ее к себе и поцеловал, как целовал русских девушек, но в ответ получил что-то такое необычно сладостное, что прервать поцелуй не смог, пока энергия, взбунтовавшаяся в нем, не нашла выхода.
Потом Эстелла повела его купаться в озере под водопадом. Вода была ледяная, сверкавшая лунными бликами, но рядом скользило тело Эстеллы, которое обжигало его и превращало воду в горячий термальный источник.
Вернулся он под утро. Охранник анголец приветствовал его появление. Он тоже неплохо провел дежурство с напарником и бутылкой «Столичной», которую, уходя в деревню, оставил им Варичев.
Утром перед выездом на работу был обстоятельный разговор с товарищем Торопковым. Он устрашающе вращал глазами, стучал ребром ладони по столу, ссылался на нравственный кодекс поведения советского человека, но Варичев, опьяненный Африкой и Эстеллой, ничего не слышал. Он только думал, что вечером, даже если его закуют в цепи, он одним усилием рук разорвет их и вновь умчится к ней.
Спустя неделю был разговор с начальником объекта товарищем Бедовым. Он знал цену Варичеву как специалисту, поэтому посоветовал не дразнить Торопкова.
- Ходите в эту деревню, если вам так нравится, но не нарочито. Чтобы Торопков не ныл мне, что вы подаете дурной пример другим.
Потом все отстали от Варичева, так как больше не нашлось смельчаков ходить в деревню, когда за территорией городка то и дело раздавались выстрелы.
* * *
В один из дней Роман задержался на «Катоке» дольше Андрея и приехал на Уазике вместе с Бедовым. Когда он зашел в комнату, Андрей в ванной принимал душ. Роману так захотелось ополоснуть хотя бы лицо, что он приоткрыл дверь и, крикнув: «Это я!», открыл воду в раковине. Затем схватил полотенце и увидел пояс Андрея, висевший на вешалке.
Этот пояс с первого дня привлек его внимание, настоящий ковбойский. Роман взял его, чтобы рассмотреть. Он сел на кровать, положил пояс на колени и провел по нему рукой. Выделка кожи была отменной. Только в одном месте оказалась чрезвычайно плотной. Уманцев тщательно ощупал это место. Догадка мелькнула в его голове, и он поспешил повесить пояс на место.
- Ох, хорошо! – вытираясь полотенцем, появился в комнате Андрей.
Лицо Романа все еще хранило следы растерянности. И чтобы Варичев ничего не заметил, он, как можно беспечнее, что-то ответил и поспешил в ванную. Встав под душ, предался размышлениям и догадался не только о том, что было зашито в поясе, но и чем было вызвано такое по-ковбойски смелое, бесшабашное поведение друга.
«При первой возможности надо будет вызвать его на разговор по душам, как раньше. Потолковать о жизни. Поплакаться на коммуналку, на беспросветную мглу будущего…»
Случай представился быстро. В один из вечеров Андрей развалился на кровати с книгой в руке.
- Ты что, не пойдешь сегодня к Эстелле? – как бы между прочим поинтересовался Роман.
- А что? – довольно остро отреагировал Варичев и даже отложил книгу.
- Да ничего. Просто подумал, может, вы поссорились.
- А ты был бы рад!
- Я? Чего мне радоваться. Девушка и впрямь красивая… «Еще бы! Здесь сплошь одни негры. Ты появился, вот она и повисла на тебе, дураке. Теперь только и мечтает как бы из этой тьмы тараканьей в Москву на тебе въехать. Везет же шлюхам. Сама небось всех этих бандюг из УНИТА принимала, да и до сих пор принимает, когда те наведываются, а этот идиот раскис…»
Андрей не отвечал, словно ждал, что еще скажет его друг. Роман, открыв свою сумку, сделал вид, будто что-то ищет.
- Так вот, - вынимая чистую майку, продолжил он: – Такую можно и в Москву привезти, жениться.
Эти слова заинтересовали Андрея.
- Ты же был против этой идеи всего полторы недели назад.
- Ну сразу как-то… - замялся Уманцев. - А потом вижу, нравится она тебе. А что, будет у тебя жена Эстелла, красавица португалка. Научится по-нашему говорить. Будет с моей Иркой нам кости перемывать, - во всю расхохотался он.
- Это где? В вашей коммуналке? Может, даже нам комнату в ней выделят, соседями будем, - с едкой насмешкой проговорил Андрей.
Роман не ответил, почесал голову, потом грудь, посмотрел на друга и спросил:
- Так ты что, сегодня не идешь, - чуть было не вырвалось «к этой своей черномазой», но, вовремя спохватившись, произнес: - к Эстелле?
- Нет. Она в свой городок поехала. Тетку навестить. Вернется послезавтра.
- Тогда! – Роман подмигнул другу и извлек из холодильника темно-зеленую бутылку с полустертой наклейкой «Уксус».
- Что это у тебя, приступ радикулита? – спросил Андрей.
Когда Роман приехал, он поставил эту бутылку в холодильник, предупредив Андрея, что в ней жидкость от радикулита, которую Ирина специально делает для него. Будто было у Романа предчувствие, что понадобится бутылочка «Пшеничной», чтобы поговорить со старым другом по душам.
- Нет, приступ ностальгии. Я специально, ее дорогую, спрятал до того дня, когда либо тоска заест, либо когда с другом посидеть захочется.
- Что, правда? – Андрей подскочил на кровати. – Вот это дело!
Они поставили столик в проходе между кроватями, порезали ломтиками колбасу, бананы, нашлась еще банка сайры, и разлили «Пшеничную» в стаканы.
- Ну, за нас! За удачу! – сказал Роман.
Сдвинули стаканы со звоном. Выпили с серьезным видом.
- Эх, удача нужна! – протянул Уманцев, подкладывая себе под спину подушки. – Понимаешь, Андрюша, так надоело жить в этой коммуналке. Вот даже иногда и не рад, что женился.
- А я предупреждал, - заметил Варичев.
- Помню. Да только и тебе не позавидуешь. Не в обиду будет сказано, одет ты лучше меня, ну а во всем остальном… Отличный специалист, вон, даже на твои похождения здесь сквозь пальцы смотрят, а что имеешь? Комнату в общежитии. А ведь тебе уже тридцать четыре. Так что, недалеко от меня ты ушел.
Роман замолчал, вздохнул от глубины души и снова разлил водку в стаканы.
Варичев, казалось, не имел желания поддерживать разговор. Он встал с кровати и принялся что-то искать в стенном шкафу. Вытащил и протянул Роману точно такой же пояс, как у него.
- На! Я сразу два на сувениры выменял у местного мальчишки.
- Ух! – привстал от восторга Роман. – Спасибо! А откуда они у местных?
Варичев усмехнулся, мотнув головой:
- А с мертвых бандитов из УНИТА после перестрелок снимают.
- Да?! – протянул Уманцев, с неприязненным чувством глядя на пояс.
- Что, не нравится трофей?
- Нет, нравится, - бодро ответил Роман и сказал: - Спасибо.
Андрей вновь сел на кровать, сделал себе бутерброд с сайрой и поднял стакан:
- Ну, Рома, давай выпьем за нас с тобой! Чтобы и в нашей жизни наступил праздник!
- За это с удовольствием! Но, - поставив пустой стакан на стол, проговорил он: - только вряд ли. – Закусил и продолжил: - Вот, к примеру, вернешься ты в Москву, даже представив Эстеллу как свою невесту. Все равно будут неприятности, из-за того что вел себя неподобающим советскому человеку образом.
- Может, будут неприятности, а может, нет. Времена-то меняются.
- А люди остаются.
Андрей рассмеялся:
- В общем, ты прав. Мы с тобой не преуспели в жизни. А уже четвертый десяток пошел. Что ж дальше? Вернемся, кое-что купим, может, даже на первый взнос в кооператив соберем, а потом? Ну, у тебя будет двухкомнатная, у меня однокомнатная. Ирка тебе еще родит, я женюсь, и опять теснота, опять от зарплаты до зарплаты.
- Ну, все же так!
- В том то и дело, что не все. И все об этом знают, но почему-то считается, что так должно быть. Нет, я не против. Только с одним условием, чтобы я был не как все эти, а как те! – расхохотался Андрей, сведя разговор к шутке.
Роман тоже рассмеялся, махнул рукой:
- А все равно мы с тобой молодцы. В Москве изловчились устроиться.
- Это да!.. – согласился Андрей и, заложив руки за голову, сказал: - А вот как бы нам повезло, да нашли бы мы с тобой случайно несколько камушков, карат так на 300, а?
- Ну и что? Отправили бы в Москву на экспертизу.
- А если бы не отправили?
Роман сделал вид, что задумался.
- Украли, значит?
- Нет, подожди! – энергично возразил Варичев. - Вот когда ты слышишь «Украли!», что первое тебе приходит на ум?
- Вор-карманник.
- То есть, карман конкретного гражданина, из которого вытянули заработанные им деньги. А я тебе говорю, вот если бы повезло и ты, например, нашел бы несколько стоящих алмазов. И пока ты не объявил, что нашел их, они твои. А объявил, они сразу же становятся и Торопкова, и Копытова, и Бедова, и Сошникова, и даже Мальцева, который в Москве. А потом, когда их соберется много, когда их отшлифуют, и они в несколько раз повысятся в цене, их в бронированном автомобиле перевезут в ведомство, в котором сотрудники в безупречно сидящих костюмах распорядятся этими добытыми тобой алмазами по своему усмотрению и к своей выгоде. Только не говори к выгоде народа. Ты эту выгоду хоть раз видел из окна своей коммуналки?
- Нет, - очень серьезно ответил Роман.
- А слышал когда-нибудь про «конфликтные алмазы» или «алмазы смерти»? Тоже нет? – Андрей тихо усмехнулся. – Так называют драгоценные камни, которые добывают в «горячих точках» планеты. И нас с тобой послали именно за этими камнями. Таскайте им каштаны из огня! – желчно осклабился Варичев.
Они посмотрели друг на друга.
- Ну а что… делать? Дальше, что?.. – в растерянности, подрагивающим голосом прошептал Уманцев.
Андрей разлил, что осталось в бутылке.
- Рома, я тебе скажу, что дальше, потому что знаю тебя, потому что ты мой друг. Дальше, Рома, не надо возвращаться в Москву.
- Что? – лишившись от услышанного голоса, с трудом выдавил Уманцев. Помолчал и уточнил: - Как это?
- А очень просто. Нужно вовремя удрать из городка. Сесть на машину и уехать. До побережья Атлантического океана приблизительно тысяча километров. Да, дорога полна опасностей. Можно столкнуться с УНИТовцами или с правительственными частями. Когда у тебя в мешочке на груди алмазы, ни с кем лучше не встречаться.
Роман молчал, потрясенный размахом плана друга. Тот истолковал молчание, как страх.
- Но можно и другим способом. Можно долететь до Луанды на самолете. Сюда прилетают самолеты, привозят оборудование, продукты, топливо и забирают образцы алмазов, породы. Надо будет изловчиться и уговорить летчиков взять нас с собой. Пара-тройка камешков опустят перед нами трап. В Луанде запросто наймем судно до португальского острова Сан-Томе, а уже там сядем на лайнер и прямиком в Лиссабон.
Первыми на лице Романа ожили ресницы, потом он спросил:
- А что мы будем делать в Лиссабоне?
- Просить политическое убежище.
Уманцев ладонью погладил себя по голове.
- Ты-то, понятно, женишься на Эстелле. А я? У меня же Ирка, дети.
- Неужели в Португалии ты себе не найдешь женщину по душе и не сделаешь пару ребятишек.
- Нет, ну а они, как же?
- Да так же, как если бы Ирка твоя влюбилась в кого-нибудь другого, развелась с тобой и отсудила бы детей. Вот как.
Роман не находил, что ответить.
- Ну а иначе? Иначе, что? – с напором продолжал Андрей. - Опять жизнь в пределах, очерченных товарищами. Книги, фильмы, спектакли, газеты, информация, одобренная товарищами. Ты понимаешь, что здесь, в этой допотопной Африке, я впервые почувствовал себя свободным человеком. Я впервые смог наплевать на этого гада Торопкова, на Мальцева с его длинными руками, на КГБ.
- А если ты не успеешь найти достаточное количество алмазов, которое обеспечит тебе безбедное существование, а уже придется возвращаться в Москву?
- А мне не надо на безбедное существование. Я и там хочу работать. Выучу язык. Я классный специалист. Мне только на первое время и потом, иногда достаточно найти всего один алмаз…
Роману стало грустно.
- Что ж, ты это уже твердо решил?
Уманцеву показалось, что Андрей вздрогнул.
- Что решил?
- Уехать туда, - ответил Роман и, чтобы успокоить друга, добавил: - Андрюша, ты же меня знаешь, я никому ни слова. Как решил, так поступай. Признаюсь, заманчиво мир увидеть, зажить другой, почему-то кажется полной и какой-то разноцветной жизнью. Я тоже не отказываюсь работать, но хочу получать за свой труд столько, чтобы жить, а не ютиться.
- Так давай, рискнем, – полушутя - полусерьезно предложил Варичев.
- Сначала нам надо найти, как ты сказал, хотя бы один камушек. А времени у нас на это не так много. Вот если повезет!.. Ведь нам и одного на двоих, прости, на троих бы на первое время хватило, а там бы устроились.
- Устроились бы, - похлопал его по плечу Андрей и стал убирать со стола.
Легли спать. Роману показалось, что Андрей тут же заснул, но он ошибся. Не спалось Андрею. Все размышлял, не зря ли он сказал другу о своем желании бежать в Португалию? Хоть и говорил он все это полусерьезно… «Но ведь не выдаст же меня Ромка. Нет, он не такой! А сказал я ему все это потому, что иногда человек не замечает открывающихся перед ним возможностей. Мне-то, правда, случай помог…»
ГЛАВА 5
Но сначала, конечно, была Эстелла. Она затмила все: Союз, Москву. Вся жизнь там стала казаться каким-то наказанием, которое он наконец-то отбыл.
Он приходил к ней каждую ночь. Сначала они набрасывались друг на друга, стремясь насытиться любовью, а потом Эстелла начинала мечтать о Лиссабоне.
- Ах, как я хочу отсюда уехать, - говорила она, сидя на циновке и поджав ноги к самому подбородку. – Знаешь, у меня есть немного алмазов. Я несколько раз ходила потихоньку на «Катоку», нашла мелочь. Андре, а нельзя ли там найти такой алмаз, чтобы нам хватило уехать в Португалию?
- Можно, если случай поможет. А вообще, чтобы найти один стоящий алмаз, столько руды нужно перебрать.
- Мне иногда кажется, что я умру здесь. Не выдержу больше. Кажется, сердце разорвется на мелкие, мелкие острые кусочки, как алмазная пыль…
- Ну что ты, Эстелла. Ты не умрешь здесь. Я хочу взять тебя с собой в Москву. Поедешь?
Неожиданно для себя сказал Андрей и задумался, а действительно, как быть с Эстеллой? В Москве она может потеряться на фоне белолицых девушек, и он может разлюбить ее. Но оставить, развестись с ней, как со своей, будет невозможно. Это будет предательством.
Но может случиться и наоборот, он уедет и затоскует в Москве по Эстелле так, что жизнь станет не мила.
Возвращаясь под утро из деревни в городок, Андрей впервые грустно опустил голову, отягощенную тяжелыми мыслями. Задумавшись, заплутал и оказался неподалеку от трубки. Плюнул и повернул к городку. Светало быстро. Андрей ускорил шаг. Скоро на работу, надо бы хоть часик поспать. Он спустился с пригорка, ухватившись рукой за ветвь пышного куста, и ему показалось, что там, под кустом, лежит человек. Холод пробежал по спине Андрея, и он застыл на месте.
«Что это значит? Ловушка? Бандиты из УНИТА готовятся напасть на городок?»
Варичев, с трудом ворочая сведенной от страха шеей, огляделся по сторонам. Никого не было. Он наклонился к человеку. Тот лежал на животе.
- Э!.. – толкнул его в спину Андрей. – Э!..
Человек не подавал признаков жизни.
Варичев осторожно перевернул его и отшатнулся. Грудь незнакомца была изрешечена пулями.
«Вероятно, это один из диких старателей. Наверное, когда охрана стала их прогонять, он затаился за кустом, а охранник на всякий случай дал несколько очередей по этому кусту и парня наповал. Да!..»
Андрей хотел уже было уйти, как вспомнил, что старатели носят в мешочках найденные алмазы. Было стыдно перед самим собой, противно и страшно, но он дернул за ворот рубашки убитого, надеясь обнаружить мешочек на груди. Но нет.
«Может, в ботинках? Неужели, я буду разувать мертвеца? А может…»
Варичев расстегнул на трупе пояс и обнаружил пришитый с внутренней стороны брюк мешочек. Оторвал его. Зажал в покрывшейся липким потом ладони. Огляделся вокруг. Застегнул на трупе пояс и поспешил в городок.
На проходной улыбнулся знакомым охранникам:
- Как дела, ребята?
- Слышал, стреляли?!
- Да ну?! – удивился Андрей.
- Счастливый! С такой девушкой можно ничего не слышать, - масляно улыбаясь, сказал дежуривший в эту ночь Жоа.
Варичев махнул им рукой и поспешил в свой домик, на ходу снимая рубашку. Свет включил в ванной. Раскрыл мешочек, подставил ладонь, и на нее выпал красный алмаз овальной формы.
Андрей только издал:
- О… х…
И только смотрел, не веря в реальность камня.
- Не может быть… Да в нем карат 300 - 350 будет. Это по официальному курсу – сорок - сорок пять тысяч долларов. А если его обработать или разделить на части с девятью десятками граней, как был разделен знаменитый желтый алмаз, тогда он потянет на миллионы долларов. Невероятно… Это же камень, достойный Цезаря. Это же настоящий «фантазийный» алмаз редчайшего красного цвета.
Андрей вертел в руках камень, будучи по-прежнему не в состоянии поверить в его реальность.
- Это «Двадцать три раны Цезаря», - непроизвольно произнес он вслух, вспомнив изрешеченную грудь его бывшего хозяина.
Тут Варичев прикусил язык, подумал и сказал, обращаясь к алмазу:
- Но ты у меня долго не задержишься, так что не надо приносить мне несчастье. Я тебя отдам в другие руки, профессиональные, которые придадут тебе еще больший блеск, и ты засверкаешь в мире людей, тобой будут любоваться и восхищаться. Так что потерпи, я не долго буду прятать тебя.
Андрей посмотрел на часы и присвистнул, пора было собираться на работу. Но куда спрятать камень? Нет, он с ним теперь не расстанется ни на минуту. Только когда получит за него достойную такого красавца сумму.
Андрей выдвинул ящик тумбочки, отыскал толстую иголку и суровые нитки. Ножницами подрезал верхнюю строчку на своем ковбойском поясе, вложил в образовавшийся «карман» алмаз и аккуратно зашил по старой строчке. Получилось отлично.
Затем Андрей принял душ, побрился, переоделся и бодро направился в столовую.
Весь день его точно током пробивало. Забудется: работает, спорит, рассчитывает, смотрит образцы руды и вдруг до боли пронзает мысль: «А в поясе у меня целое состояние. А в поясе у меня свобода. А в поясе у меня Лиссабон для Эстеллы».
Вечером, когда собрался в деревню к Эстелле, незнакомое чувство опасности едва не заставило его повернуть обратно. «Глупо будет погибнуть, имея такое состояние! Впрочем, удача смелых любит!»
Эстелле сказал, что решил в Москву не возвращаться, а, договорившись с летчиками, на самолете долететь до Луанды, там нанять небольшое судно и на нем доплыть до Сан-Томе…
Эстелла не дала ему договорить, она обвила его руками за шею и, поджав ноги, повисла на нем.
- Андре! Андре!.. Мы уедем с тобой. Мы уедем и будем счастливы. А деньги? – погрустнела она. – У тебя тоже нет денег, ты ведь советский… Ну да ладно, у меня есть несколько мелких алмазов, доберемся до Сан-Томе, там посмотрим.
- Не волнуйся. Нам хватит денег. Я кое-что нашел.
- Ах, Андре, - со слезами на глазах, обхватила она ладонями его лицо. – Ах, Андре!.. Но когда?
- Нам надо дождаться самолета, командир которого мой приятель. Иначе опасно, могут сдать КГБ.
Но как назло, знакомый летчик был отправлен в отпуск. Пришлось задержаться на «Катоке». Вначале это расстроило Андрея, но потом он вдруг понял, что, еще не продав и карата от своего алмаза, он уже богач и может вовсю наслаждаться жизнью.
* * *
С таким настроением Андрей и заснул. А вот Роман все ворочался, правда, осторожно. Смутил его друг. Поставил под сомнение все его жизненные принципы. Нет, Роман не думал осуждать Варичева, что тот решил удрать из СССР, он думал, как он сам вернется обратно и как будет жить дальше. Ведь Андрей прав, Ангола – это возможность попасть в другой мир…
«Ну, вот я вернулся, - начал Роман, - и что? Мальцев, гад, обманет. Вместо обещанной двухкомнатной, однокомнатную даст, а то и вообще слова не сдержит. Скажет, мол, ситуация непростая сложилась, ты, как коммунист, должен понимать…
Ирка опять начнет неудачником называть, дети смотреть жалостливыми глазами, выпрашивая лишний стакан сока или пирожное. А Ленка уже большая, ей одеваться надо. Джинсы подавай самые модные, комнату свою хочет. И кого они винят в том, что ничего этого у них нет? Меня! Так зачем я им нужен? Что со мной, что без меня. Но хуже всех в этой ситуации мне. Ведь я помимо того, что муж, отец, я еще и человек, мужчина. Мне тоже чего-то хочется. Я, правда, уже научился отводить глаза, ухмыляться, мол, это не про меня, а почему не про меня? Вон Андрей уедет со своим камешком да с девчонкой, что приглянулась, и будет счастлив. А я?.. Тоже мне друг. Найди, говорит, несколько стоящих алмазов и айда со мной. Нет, чтобы сказать, у меня, друг Рома, есть один камешек, нам его на троих хватит. Но нет, не берет меня в компанию. Черномазую берет, а меня, друга, нет. Эх!.. Другой на моем месте настучал бы уже и Торопкову, и в Москву, и отобрали бы у тебя, Андрюша, алмаз твой, а вместо него статью дали, и отправился бы ты далеко от надоевшей тебе Москвы. Но я себя знаю, я на такую подлость не пойду, - вздохнул Роман. - А вот интересно, что у него там за камень? Может, так, ничего особенного? Взглянуть бы!» – с этой мыслью и заснул.
На другое утро, пока Андрей умывался, Роман отрезал от катушки длинную нитку и заложил ее себе за пояс, пусть засалится, пропитается потом и пылью.
Нитка уже давно потеряла свою первозданную белизну, а вот случай посмотреть, что за камень зашит у Андрея в поясе, не представлялся. Шагу Андрей без этого пояса не делал.
Но неожиданно все сложилось как нельзя лучше. После работы Варичев в спортивных брюках и майке прилег на кровать, и вдруг вбегает в их комнату Копытов и кричит:
- Андрей, тебя срочно Бедов вызывает. Звонят из Москвы по поводу оборудования. Вопросов массу задают. Немедленно!
Копытов выдал информацию с таким напором, что Андрей, позабыв обо всем, вскочил с кровати и, как был в спортивных брюках, помчался в домик Бедова.
Роман не мешкал ни секунды. Вытянул пояс из джинсов Варичева, разрезал ножницами в месте уплотнения строчку, вынул камень и охнул:
- Вот это да!.. С таким камешком можно не то что в Португалию, а в Нью-Йорк ехать. Его отшлифовать да продать - до конца жизни хватит и еще останется. А он мне: «Найди себе алмазиков и давай с нами». Кому нужны эти алмазики?! А такой камень можно всю жизнь искать и не найти. Вот это удача! Воплощенная мечта, сверкающая, осязаемая и безумно дорогая.
Уманцев очнулся, вдел в иголку свою истрепанную нить и стежок в стежок вновь зашил алмаз. Вставил пояс в джинсы и, закрыв дверь на замок, пошел в столовую играть в бильярд.
Андрей опомнился, когда Бедов положил телефонную трубку. Лицо его побелело, взгляд заметался. Бедов, заметив, что Варичеву стало не по себе, отпустил его. Андрей со всех ног помчался к своему домику. Дернул дверь за ручку - закрыто, стал колотить кулаком, звать: «Рома! Роман!»
Тут кто-то, проходя мимо, сказал:
- Да Ромка твой в столовой с ребятами в бильярд играет.
У Варичева немного отлегло от сердца. Он пошел в столовую. Уманцев был в ударе, шары так и разлетались по лункам.
- Ключ дай, - сказал он Роману.
- А! – в заднем кармане, - ответил тот, готовясь к новому сокрушительному удару.
Войдя в комнату, Варичев схватил джинсы, ощупал пояс и перевел дыхание. Ему и в голову не могло прийти, что Ромка Уманцев, этот обыкновенный бесхитростный парень, уже не только знает об алмазе, но и видел его.
* * *
Уманцеву тоже захотелось в Португалию. Он считал, что Андрей как друг, просто обязан выделить ему долю от своей удачи. Как-то даже рискнул намекнуть, что вот если бы он нашел какой-нибудь приличный камешек, тот они бы тут же вместе дали бы деру из городка.
- Что говорить?! – пожал плечами Роман. – Мы друзья, и к чему скрывать, что здесь даже лишний день находиться опасно. Два месяца прошло, как я приехал, сначала стреляли раз-два в неделю, да и то по ночам, а сейчас уже и днем перестрелки завязываются. Я думал бандиты из УНИТА только черные, а там и белые, вооруженные до зубов.
- Так это наемники из ЮАР, - пояснил Андрей. – УНИТА, между прочим, на сегодняшний день контролирует большую часть добычи алмазов в Анголе. И ЮАР заинтересована в победе оппозиционной правительству группировки.
- Вот я и говорю, неспокойно, надо отсюда удирать, - с нервным смешком повторил свою мысль Роман. – Только загвоздка, мы с тобой даже одного на двоих камешка не нашли.
Даже паузы не было, как на то рассчитывал Уманцев. Андрей тотчас подтвердил, что, к сожалению, даже одного на двоих не нашли.
Все последнее время Роман ловил себя на мысли, что он может в любой момент изменить жизнь Варичева. Стоит ему только слово сказать Торопкову, как Варичев будет арестован, и привет! К его собственному удивлению, ему нравилось возвращаться к этой мысли, представлять, как побелеет от ужаса лицо Андрея, когда алмаз извлекут из потайного кармана. «А он с ним уже сроднился. Больно будет расстаться с уже почти воплотившейся в реальность мечтой»…
Когда Андрей сказал Роману, что завтра они вместе с тремя охранниками едут на аэродром, чтобы сопроводить отобранные для Москвы образцы алмазов, Роман решил, что Андрей назад уже не вернется.
- А почему мы? Что мы с тобой, охранники? – возмутился он.
- Да так всегда делают. Охраны не хватает на городок, на трубку. И потом, мы доверяем нашим ангольским товарищам, но лучше груз сопроводить лично. Просто сегодня наша очередь. Да ты не дрейфь. До аэродрома чуть больше ста километров. Живо туда и обратно.
- Да я ничего, - ответил Роман и подумал, что вот если сейчас не заложит Варичева, тот уедет, и начнется у него жизнь, о какой можно только мечтать. А если заложит, то такая жизнь начнется, о которой и подумать страшно.
Алмазы были в металлическом кейсе, прикрепленном за цепочку к наручнику одного из ангольских охранников.
Сели в УАЗик, ворота раздвинулись, и помчались с ветерком. Обыденно все как-то было.
Уманцев натянул шляпу до бровей и надел очки, чтобы пыль глаза не запорошила.
- Ничего, - сказал ему Андрей, - через несколько дней сезон дождей начнется, о пыли забудешь.
Дорога шла между высокими и пышными кустарниками, за которыми высились деревья, увитые лианами. Из зарослей раздавались вскрики обезьян, щебет птиц и еще множество странных для белого человека звуков тропического леса.
УАЗик повернул и выехал на открытую часть дороги. Вдруг что-то просвистело, а потом застрекотало так, что Роман непроизвольно пригнулся. Машину понесло куда-то в сторону, охранник, к руке которого был пристегнут железный кейс упал с прострелянной головой. Уманцев сообразил, что происходит, только когда услышал голос Андрея:
- Черт, в засаду попали. Бандюги из УНИТы…
Варичев схватил автомат убитого охранника и стал отстреливаться. Водитель еще был жив и старался вывести машину и скрыться в зарослях. Но шквальный огонь положил всех. Перед глазами Романа мелькнуло бледное небо, и все померкло.
Он приходил в себя с трудом. Хотелось пить.
«Я жив? У меня все цело? Бандиты, наверное, взяли меня в плен. Открыть глаза или прикинуться умершим? Но если они взяли меня в плен, значит, поняли, что я жив».
Сколько раз за всю свою жизнь он, просыпаясь, открывал глаза. Открывал, не задумываясь, ничего не страшась, отлично зная, что увидит. Никогда не думал, что наступит такой момент, что даже краешком глаза будет страшно увидеть, где он, что с ним…
Он поймал себя на том, что провел языком по пересохшим губам. «Все! – подумал обречено. – Выдал себя».
Веки дернулись, но глаза не открылись. Страх не давал. Наконец в узенькой щелке между век мелькнуло выцветшее от солнца небо. Он открыл глаза. Никто к нему не подошел. Он приподнялся на локтях, огляделся.
Сообразил, что, видимо, когда машину занесло на пригорок, его выбросило за борт, и он здорово ударился головой. Он осторожно коснулся рукой головы, она оказалась в крови. Он вздрогнул и с испугом посмотрел на свою ладонь: «Столько крови, отчего я не чувствую боли?»
Он сел и увидел, что лежал голова к голове с убитым охранником. Это его кровь образовала красную лужицу. Он пошевелил ногами - целы. Прищурился, поглядывая по сторонам. Никого. Поднялся с земли. Прислонился к машине. Шофер ничком лежал на руле. Один из охранников свисал с борта, а у того, который вез кейс, была отрезана кисть руки.
- Андрей! – принялся искать Уманцев друга. – Андрей!
Нашел его с обратной стороны машины. Склонился к нему и увидел, что рубашка на нем намокла от крови. Он расстегнул ее и обнаружил на правой стороне груди глубокую рану.
- Андрей! – позвал он. – Андрей!
Веки Варичева дрогнули, и он бессознательно прошептал:
- Эстелла, скорее, самолет…
Потом, как будто, сознание вернулось к нему. Что-то вроде улыбки тронуло его губы и он, узнав Романа, прохрипел:
- Помоги.
Роман вскочил, выхватил из машины рюкзак, в котором хранился необходимый минимум медицинских средств для непредвиденных обстоятельств. Открыл пакет и задумался:
«До городка километров тридцать. До аэродрома больше ста. Я не в состоянии дотянуть Андрея. Я сам еле стою на ногах. А надо будет продираться сквозь дебри. По дороге идти опасно. Даже если я перевяжу рану, он все равно умрет. Кровь невозможно остановить… - Он стоял под палящим солнцем, держа в руке широкий бинт, и соображал: - Обстановка опасная, работы могут свернуть, городок эвакуировать. Значит, я вернусь без единого стоящего алмаза. И опять меня ждет жизнь веселого, всем довольного парня. А дальше? Дальше-то что? В Союзе не разбогатеешь. Андрей прав, надо бежать в другой мир, в другую жизнь».
Роман подошел к лежавшему без сознания Андрею. Опустился рядом с ним на колени и засмотрелся на струящуюся из раны кровь. Она так сверкала на солнце, как будто в ней плавали тысячи мелких алмазов…
«Ты бы мог предложить мне стать третьим в вашей компании, выделив мне хотя бы самую маленькую долю. А я бы мог донести на тебя, но не сделал этого. Ты выбрал черномазую девку, а не друга. Ты только похлопывал меня по плечу, мол, ищи и найдешь свой алмаз…»
Уманцев расстегнул пояс Варичева и потянул на себя, Андрей застонал. Роман нащупал алмаз. «Порядок». Снял свой пояс и вдел в джинсы Андрея. Голова, палимая солнцем, соображала, что трупы будут обнаружены, и то, что Варичев окажется без пояса, не останется без внимания. Косвенно могут заподозрить его, как единственно спасшегося, а так… никакого подозрения.
- Я очнулся. Все были уже мертвы, - сказал Уманцев, как будто уже стоял перед товарищами, сидящими за длинным столом.
Он задержал свой взгляд на Андрее.
- Прости, Андрей, мы в этом мире только рабы чьей-то воли. Камень пожелал стать моим. Он подмигнул мне и шепнул, что нам по пути.
Захватив из машины рюкзак и пистолет, Уманцев скрылся в придорожных зарослях.
ГЛАВА 6
Идти было тяжело, несколько неосторожных шагов в сторону и можно заплутать в джунглях. Поэтому Роман строго придерживался дороги. Все время следил, чтобы она мелькала неподалеку от зарослей. Пугало все: любой шум, шорох. О змеях, пауках старался не думать, но невольно столбенел перед каждой толстой веткой, извивом напоминавшей змею.
Наступила ночь. Роман осмелился выйти на дорогу и прибавил шаг. В рюкзаке была фляга с водой, печенье, консервы. Но он не останавливался, он спешил под защиту городка. Только изредка прикладывался к фляге.
На рассвете увидел забор с протянутой поверху колючей проволокой. Грудь наполнилась радостью и захотелось крикнуть во всю силу. Но он сдержался.
Подойдя немного ближе, Роман увидел, что ворота городка открыты, и по двору ходят люди, много людей, одетых в защитного цвета одежду.
«Неужели?» - страх пригвоздил Уманцева к месту. Он стоял, не в силах пошевелиться. - Бандиты заняли наш городок?!»
Опомнившись, Роман пригнулся и осторожно подобрался к забору со стороны зарослей.
«Не может быть, - твердил он. – Это, скорее всего, наши охранники вызвали подкрепление. Ведь уже известно о нападении на УАЗик с алмазами».
Уманцев вплотную подполз к забору, чуть приподнявшись, в одном месте нашел отверстие, прильнул к нему, и волосы его встали дыбом…
Посреди двора он увидел связанных в одну кучу людей, сотрудников его лаборатории и бурильщиков из Якутии. А вокруг них расхаживали обвешанные оружием УНИтовцы и наемники.
Людская куча, связанная наподобие вязанки, колыхалась, дышала, стонала, кричала, вокруг нее валялись трупы охранников.
Роман потерял ощущение времени и пространства, он потерял самого себя.
К этой куче стали подходить один за другим бандиты и что-то выливать на нее. Куча возопила. Роман догадался, что людей обливали бензином. От страха у него отнялись ноги. И вдруг заполыхало. Вопль, казалось, достиг чертогов Господа. Люди кричали, молили, извивались, корёжились, горя жутким ярким пламенем. Черный дым заволок двор. Объятый животным страхом Роман бросился в гущу зарослей. Он бежал, сам не зная куда, лишь бы подальше от этого страшного живого факела, в котором только благодаря чуду не оказалось его.
Когда он, зацепившись ногой за корягу, свалился, только тогда к нему вернулась способность соображать.
«Куда же мне идти?! Может, дождаться ночи и попытаться найти на время убежище в деревне?.. У Эстеллы? Да эта Эстелла и навела бандитов. Не иначе Андрей договорился с этой черномазой, чтобы она ждала его на аэродроме и сболтнул, что повезут партию алмазов. Значит, она и заложила! И меня сдаст, появись я в деревне. Но тогда куда же мне идти?.. – в отчаянии вглядывался Роман в непроходимые дебри джунглей. – Не умирать же здесь! Надо добраться до аэродрома. По пути, наверняка, попадется какая-нибудь деревня. Если натолкнусь на правительственные войска, я спасен, а если на УНИТовцев, то выброшу удостоверение и… А вот тебе и «и». Ни одного иностранного языка не знаю. Ни под кого косить не смогу. Скажу, что эстонец. Скажу, что специально напросился работать в Анголу, чтобы удрать из Союза. Но лучше бы добраться до побережья, ни с кем не встречаясь. Карта у меня есть, - открыв рюкзак, - отметил он, – запасы продовольствия, аптечка, зажигалка, спиртовка… воду найду по дороге. И, - он приспустил пояс и полез рукой в брюки. Там, на трусах у него был маленький кармашек, в котором он хранил найденные им втихую алмазы. Ничего особенного, но нанять судно до Сан-Томе, как хотел Андрей, хватит. – Так, еще два магазина с патронами, - подвел он итог. - Отлично. Только не паниковать и не пугаться всех этих ползучих тварей. Живут же здесь люди и не одно столетие. Главное, не сбиться с пути. Надо как можно ближе подойти к дороге и двигаться вдоль нее, как я это делал раньше, только теперь в обратном направлении».
Приободрившись и решив, что за три, а то и за два дня доберется до аэродрома, он отправился в путь.
Ночью идти было страшно и тяжело. Сон валил с ног. Но надо было двигаться вперед и, воспользовавшись темнотой, выйти на дорогу. По ней удобнее идти и даже в полудреме с пути не собьешься.
Едва рассвело, Роман зашел в лес и завалился спать, устроившись под ветвями густого кустарника. Проснулся, когда солнце стояло уже высоко. Открыл банку тушенки и проглотил с жадностью. Во фляге еще оставалось несколько глотков воды.
Поел и повеселел, рассчитав, что уже к вечеру или к утру доберется до аэродрома.
«Господи! – возвел глаза к небу атеист Уманцев. – Помоги!»
И верно, к концу третьего дня пути в лучах заходящего солнца он увидел летное поле, два служебных домика, нехитрую навигационную технику… искореженную. Подойдя поближе, заметил, что в домиках выбиты стекла, а на поле лежат трупы.
Стиснул зубы и завыл. Завыл от боли и страха, что накопились в нем. Даже повстанцам из УНИТА не сдашься. Никого. Словно он один на земле.
В домик Роман заглянуть побоялся. Вспомнил, что говорили на инструктаже в Москве: «Территория Анголы прямо-таки напичкана минами».
«Войдешь в домик и взлетишь вместе с ним, - резонно решил он. – Но тогда куда же мне идти? Ясно, к побережью, но до него примерно тысяча километров».
Уманцев вынул из рюкзака карту и включил фонарик. Как смог, определил, где находится и в какую сторону следует двигаться.
- Тысяча километров, - проговорил он в ужасе. – Но хоть какая-нибудь деревенька по пути да попадется. Там, может, и машина, какая никакая, найдется, уговорю подвезти хоть немного. А может, отряд правительственных войск встречу. А если повстанцев? – Роман в задумчивости вынул из кармана свое удостоверение, украшенное советским гербом. – Лучше, конечно, выбросить, но если попадусь к нашим, тогда замучат подозрениями: «Это ты специально выбросил, чтобы перейти на сторону врага!» – Что же делать? – тихо советовался сам с собою Роман. – Ладно, пусть пока полежит, а как почувствую опасность, выброшу!
За ночь он прошел немного и с первыми лучами солнца заснул. Проснулся от того, что кто-то совершенно нагло лил ему воду за шиворот. Когда открыл глаза, понял, что начался сезон дождей.
- Ужас, ног из грязи не вытащишь, дорогу размоет. Я потеряю ориентир. Господи, что же делать? – озираясь по сторонам, просипел Роман.
Вскочил и пошел вперед сквозь стену проливного дождя. Он хотел совершить невозможное: сегодня же к концу дня выйти к побережью.
- Дорогу, дорогу размоет, - подгонял он себя.
Уманцеву стало уже все равно. Живой факел, который постоянно мерещился ему перед глазами, залил тропический дождь. Он был бы даже рад попасть в лапы повстанцев. «Пусть! Не всех же они сжигают и убивают. В крайнем случае скажу, что хочу сражаться на их стороне, да все что угодно скажу».
Он шел вперед, стараясь не потерять дорогу из виду. Дни, ночи слились в какой-то жуткий кошмар. Страх, что он так и не дойдет до побережья, охватывал его с каждым днем все сильнее. Как назло, по пути ему не попадалась ни одна деревушка, ни один абориген не столкнулся с ним. Дождь лил, не прекращаясь ни на минуту. Только время от времени становился чуть потише, зато потом обрушивался с новой, невероятной силой.
Запасы еды уже иссякли, и Роман питался плодами с деревьев. Вначале он боялся, что может попасться какой-нибудь ядовитый плод, а потом плюнул. «От яда умереть будет легче, - бессознательно подумал он и даже остановился. – Значит, все? – спросил сам себя. – Вероятно, все!»
Необыкновенно приятное, услаждающее спокойствие и покорность объяли его. Он сел на мокрую землю, прислонившись спиной к толстому стволу дерева, уже не думая о змеях. Посмотрел на свои руки, испещренные укусами насекомых, и рассмеялся с искаженным от ужаса лицом. Смех перешел в рев, дикий, неистовый. Человек не хотел умирать. Он упал ничком на землю и стал бить по ней кулаками, по этой чужой, ненавистной земле.
Постепенно впадая в забытье, Роман решил, что умирает. К тому же он чувствовал, что у него резко поднялась температура. Однако какое-то время спустя он очнулся. Поднялся и пошел, изо всех сил пытаясь раздразнить свою злость: «Выжить всем и всему назло!» – громко стал повторять он вслух. И под этот рефрен с упорством шагал вперед, представляя, что скоро, может, завтра, наткнется на какую-нибудь деревушку. «Что такое тысяча километров? – сквозь туман усталости, думал он, уже с трудом передвигая ноги. – Я прошел, по крайней мере, километров триста, осталось всего семьсот… - губы его скривились. – Но я наткнусь на деревню, обязательно…» - широко открыв рот, глотал он струи ненавистного дождя.
Проснувшись на другой день под утро, Уманцев с трудом поднялся на ноги. Голова его горела, тело ломило от усталости, казалось, оно насквозь было пропитано дождевой водой. Есть не хотелось. Глаза закрывались сами собой. Он брел по дороге, опираясь на палку. С большим трудом Роман различил, что перед ним, вероятно, глубокая яма, доверху наполненная водой. Ему пришлось подняться на пригорок и пройти по джунглям метров сто. Он шел, насколько это было возможно, придерживаясь дороги. Но, потеряв последние силы, упал на землю и забылся сном.
Когда очнулся, попытался выбраться из джунглей, но дороги к своему ужасу не обнаружил. Ее размыл упорный тропический дождь. Сколько Роман не вглядывался, стараясь различить хотя бы малейшие наметки дороги, все равно ничего не видел из-за кустов, которые еще шире раскинули свои ветви, до отказа напившись воды.
«Ничего, - подумал Роман. – Ничего, - повторил минут через десять. Ему же казалось, что он мыслит, пусть не достаточно четко, но быстро. – Сейчас отдохну. Сейчас…» - Вдруг все закружилось перед ним в дикой веселой пляске. Деревья, ветви, кусты, обезьяны, которых он поначалу не очень жаловал, а потом привык, ненавистные лианы, перекинувшиеся между стволами и затруднявшие движение. Все кружилось, вертелось, кривлялось, а потом разом потонуло в сером тумане. Роман беспомощно вскинул руки, точно пытаясь ухватиться за воздух, и с размаху упал лицом в густую грязь.
Пролежав так, может, с четверть часа, а может, больше, он стал задыхаться. Ему все хотелось поглубже вздохнуть. Но ни повернуться, ни понять, что он лежит, уткнувшись в грязь, не мог.
Потом вдруг мелькнуло лицо. Потом возникла мысль: «Андрей! Он спасет!» Но от чего, Роман уже не знал.
Когда, наконец, открыл глаза, увидел темно-коричневый потолок и такие же стены… «Где я?» Вспомнил и, сморщившись, прошептал: «Зачем все это?»
Немного погодя, попытался прояснить ситуацию.
«Наверное, я все-таки попал в руки УНИТовцев, - подумал Роман. – Но зачем им выхаживать меня?» - возникла не лишенная логики мысль, когда он увидел, что лежит на довольно мягкой циновке, укрытый подобием того, что в цивилизованных странах называют одеялом, рядом с ним стоит миска с водой.
Мимо дверного проема прошел мужчина. Роман хотел было позвать его, но поостерегся показывать, что сознание вернулось к нему. Мужчина прошел вновь. Уманцев разглядел, что он светловолос и худощав.
«Наверное, это…» – Роман не успел сформулировать свою мысль, как мужчина вошел в хижину.
Уманцев замер, глядя на него. Незнакомец что-то сказал.
Роман в полнейшем недоумении продолжал смотреть на него. «Наемник из ЮАР, - решил он, оцепенев от ужаса: - Алмаз! Алмаз! – охватила его паника. Он судорожно провел рукой по животу. Пояса не было. – Но зачем этот юаровец притащил меня сюда?.. Почему, сняв пояс, не оставил умирать в джунглях?..»
Незнакомец подошел ближе и опять что-то сказал. Роман не смог ответить ему, так как знал на английском языке всего несколько слов, застрявших в его памяти со студенческой скамьи. Незнакомец повторил свой вопрос, с удивлением глядя на Романа.
Уманцев ясно услышал произнесенную фразу и ничего не разобрал, но секунду спустя эта фраза сама прокрутилась в его голове, и он понял, а потому испугался и удивился еще больше. Оказывается, незнакомый молодой мужчина спрашивал его по-русски: «Как вы себя чувствуете?»
- Хорошо, - с запозданием ответил Роман.
- Вы, наверное, хотите есть?
- Да.
Незнакомец вышел и вернулся с наполненной то ли фруктами, то ли овощами миской. Уманцев попробовал - съедобно. Кивнул с улыбкой: «Спасибо!»
- Давайте познакомимся, - предложил незнакомец и представился: – Алексей Вязигин.
- Роман, - произнес Уманцев и, забыв о еде, воскликнул: - Скажите, где я? Что произошло? Я ничего не помню. Лишь когда на миг пришел в сознание, подумал, что вы мой друг Андрей. А сейчас вспомнил, что Андрея убили.
Алексей усмехнулся и, подогнув под себя ногу, сел на циновку.
- Что с вами произошло до того, как я, признаюсь, к великому своему удивлению, натолкнулся на вас, почти полумертвого, я не знаю. Только могу предположить, что это было весьма неприятно.
Роман хотел было выпалить всю правду, но осекся и посмотрел по сторонам.
Алексей улыбнулся и сказал:
- Видно, нам придется познакомиться поближе. Не буду скрывать, что меня заставило дотащить вас сюда.
Уманцев весь напрягся. Лицо окаменело, и только глаза мигали, ожидая услышать что-то ужасное.
- Ваше удостоверение.
Роман сдавленно охнул. «Я идиот! Ведь хотел же избавиться от него! Теперь пропал! Это наемник. Но почему он говорит по-русски?»
- Мое удостоверение? – прохрипел Уманцев.
- Да. Представьте. Встретить в джунглях, так сказать, соотечественника - такое происходит не каждый день.
Роман выдавил жалкую улыбку.
- Но вы… вы, Алексей, кто вы? Тоже специалист?
Алексей кивнул и рассмеялся:
- Специалист. Узкого профиля. Наемный специалист.
Роман опять выдавил улыбку, да так и застыл оскалившись.
- Но вы же русский?
- Да, я русский, никогда не видевший России.
Уманцев мотнул головой.
- То есть, как это, никогда?
- А вот так. Я родился в русской семье в ЮАР. Потому что наши с вами предки не поделили родину.
- Вы… - пытался сформулировать вертевшуюся в голове мысль Уманцев. – Вы…
- Я потомок русских эмигрантов. Белых, как их называли когда-то.
- И… - Роман хотел спросить: «И что же со мной будет?» Но страх услышать, то, что мог ему ответить потомок эмигрантов, сомкнул его губы. «Белый! – думал он, и разве что только волосы не шевелились на его голове от ужаса. – Садист, не иначе, - вспомнил он советские фильмы о белогвардейцах. – Они там так издевались над нашими красными, звезды на спинах выжигали…» Уманцев уже почувствовал прикосновение каленого железа к своей спине.
Заметив волнение Романа, Вязигин поспешил успокоить его:
- Вам ничего не угрожает. Не для того я вас тащил до этой деревни, чтобы потом убить.
Уманцев шумно перевел дыхание и спросил:
- Но что вы делали в джунглях? Впрочем, простите, - спохватился он.
- Да мне нечего скрывать. Я наемник. Сражаюсь на стороне УНИТА. На вашу удачу мой контракт подошел к концу, и я возвращался домой. Но наш самолет сбили. Я был вынужден прыгнуть с парашютом. Мне неизвестно, что случилось с другими. Во всяком случае, поблизости никого из летевших со мною не оказалось. Я знаю эти места. Поэтому направился в эту деревню, а по дороге наткнулся на вас. А вас-то что привело сюда? Тоже деньги?
Роману было как-то непривычно признать вслух, что его, советского человека, коммуниста, загнала в проклятую Анголу нужда. Но он быстро понял, что в данных обстоятельствах кривить душой ни к чему и потому кивнул:
- Тоже.
Алексей желчно расхохотался.
- Сделали переворот, изгнали и уничтожили половину соотечественников для того, чтобы вторая половина, кстати, которая и изгоняла, жила лучше. А в результате, все осталось так же.
Уманцев сконфужено улыбнулся, будто он лично был в этом повинен.
- Да, - протянул Алексей. – И как же так получилось? Я, признаюсь, впервые имею честь, - легкая ирония проскользнула в его интонации, - разговаривать с советским человеком.
- А я не с советским, - с удивлением заметил Уманцев.
- Ну и как же вот так получилось, что истребили, замучили миллионы людей ради счастья других миллионов, а они… - Алексей задумался, пытаясь более четко выразить мысль.
- А они по-прежнему живут в бедности и едут за копейкой в Анголу? – вдруг, позабыв об осторожности, с горечью завершил его фразу Роман. Взъерошил волосы рукой и ответил: - А вот непонятно как. Хотя, если вникнуть, но мы там стараемся не вникать, то просто кучка людей, наделенная непомерными амбициями, вместо того, чтобы работать, занялась переустройством и перевернула Россию с ног на голову. Теперь у нас вместо аристократии партократия, кстати, уже тоже родовая. А такие, как я, были бедными, ими же и остались. Думаете, я очень хотел в эту чертову Анголу? – глаза Романа налились кровью, в голосе послышались жесткие нотки. – А поехал! А вы спросите меня за что, за какое вознаграждение я поехал рисковать жизнью? И я вам отвечу, - не дожидаясь вопроса своего собеседника, страстно, с вызовом продолжал он. – За 48 кв. м! Квартиру мне пообещали, потому что сейчас я, моя жена и двое детей ютимся в 16 кв. м в коммуналке.
Алексей с невероятным интересом слушал Романа, но тут взгляд его выразил полное непонимание:
- Коммуналка, это что у вас такое?
- Это квартира, в которой у вас жила одна семья. А у нас - в каждой комнате по семье и на всех одна кухня и один туалет.
- И вот за такое «благополучие» было пролито столько крови?!
- И сейчас проливается! – почувствовав ком в горле, выпалил Роман и отвел взгляд, чтобы скрыть слезы. - Вы знаете, что УНИТовцы сожгли всех советских специалистов, которые работали на «Катоке»?!
- Как сожгли?! Когда?
- Недавно. Я потерял счет дням, наверное, с месяц назад. Я один чудом остался жив.
И Уманцев рассказал Алексею все, что с ним приключилось. Закончив, неожиданно для себя выпалил с вызовом:
- Да вы то что удивляетесь? Такие же наемники, как вы, и сожгли! – «Идиот, что я несу?!» - в ужасе прикусил он язык.
Но Алексей грустно покачал головой:
- А что прикажите? Моих предков выбросили из страны без гроша. Они мытарствовали чуть ли не по всему свету и осели в ЮАР. Моя мать родилась уже в Африке. И это
притом, что у нас в России было несколько поместий. В нашей семье горечь изгнания не прошла до сих пор. Мы говорим о России, о былой жизни, словно она окончилась только вчера. Да ведь признаться, и срок небольшой, всего каких-то семьдесят лет со дня переворота.
Роман пожал плечами.
- А по мне, ну случилось, что поделаешь?! Зато у вас масса возможностей. Вы же свободный.
- То есть? – удивился Алексей.
- Ну я имею в виду, делай, что хочешь. Хочешь - бизнесом занимайся, хочешь - работай клерком…
Алексей усмехнулся:
- Вы имеете очень радужное представление о другой части мира, не именуемой СССР. И к тому же, как это жить и благоденствовать, лишившись родины? Бабушка, по словам своей матери, рассказывала, что у нас были обширные поместья в Орловской и Костромской губерниях. Дом в Петербурге. И потом это так описано у Тургенева, Бунина, Набокова… жизнь в имении, русская природа… Мои предки были крепко связаны со своей землей…
- Если рассуждать так, то, конечно, - согласился Роман. – Но для меня все проще. Моя родина – это коммуналка.
Разговор неожиданно оборвался, каждый задумался о своем.
Лицо Уманцева побагровело. Он исподлобья поглядывал на Алексея.
«Алмаз! Чертов потомок аристократов, как обыкновенный вор, присвоил себе мой алмаз. Выходит, все напрасно! Выходит, я опять… – Роман глянул по сторонам. – Мне бы отсюда еще живым выбраться!..»
Он кашлянул, желая привлечь к себе внимание. Алексей поднял голову.
- Простите, а где мы с вами находимся и какие у нас… у вас планы.
- Свой план, - с усмешкой ответил Алексей, - я вам уже сообщил. Я направляюсь домой, в ЮАР. А вы, вероятно, хотите вернуться в свою страну.
- Да! – ответил Роман и подумал: «Если бы ты не присвоил мой алмаз, планы у меня были бы совсем другие…»
- Значит, вам надо в Луанду.
- Да. Но я не знаю, где она. Я сбился с пути… Я… - Роман ясно представил весь ужас своего положения. – Я не знаю, как я доберусь до Луанды.
- Что ж, - в раздумье произнес Алексей. – Часть пути мы сможем проделать вместе. Я могу довести вас до Маланже. А потом, каждый в свою сторону.
- Как мне благодарить вас! – воскликнул Уманцев, глядя в лицо Алексею и одновременно с необыкновенной четкостью думая: «Я уже отблагодарил и тебя, и твоих потомков, не знаю, до какого колена. Мой алмаз превратит тебя из жалкого наемника в миллионера, и ты это знаешь!»
- Бога благодарите, причем тут я?! – ответил Вязигин и направился к выходу. – Да, - спохватился он, – ваша одежда. Пришлось вас раздеть. Вы были совершенно мокрый. К тому же местный знахарь натирал вас мазью. У вас была лихорадка. К счастью, вы легко отделались. Я сейчас принесу.
Он вышел и быстро вернулся. Протянул выстиранную одежду.
- Я попросил одну женщину привести ее в порядок.
Роман поблагодарил.
- И ваш пояс, - сказал Алексей, вынимая его из небольшой кожаной сумки, висевшей на его плече.
- Одевайтесь! Осмотрим местные
достопримечательности, - со смехом предложил он и вышел.
Уманцев с тоской посмотрел ему вслед. «Ладно, - утешил он себя. – Я обязан ему жизнью, а жизнь, какая бы она не была, дороже всех алмазов на свете».
С глубоким вздохом он взял пояс, провел по нему рукой и окаменел, нащупав камень. Ошибиться было невозможно. К тому же стал бы Вязигин возиться – зашивать в пояс что-то вместо камня. И все же Роман не удержался. Он вынул из своего планшета, который ему тоже вернул Алексей, нож и подрезал нитку. «Потом зашью как-нибудь. Главное, убедиться!»
- Невероятно! – прошептал он, увидев алмаз. Его взгляд внезапно остановился и он задумался: «Белая кость! А, черт возьми!.. – и тут же желчное чувство обиды испортило ему радость. – Надо же, какие мы благородные. Сами в наемниках, а даже не поинтересовались, что зашито в поясе. И ведь ясно, что алмаз. Другое здесь не носят. Нет, ну надо же!.. Белая кость! – пошла мысль по кругу, парализованная удивлением. – А наша черная кость выгрызла бы этот алмаз, даже если бы я его себе в глотку зашил! А, черт возьми!» - И вместо благодарности злобное недоумение и плебейское презрение к тому, кто лучше, проникло в душу.
Уманцев полез за иголкой с ниткой в планшет и нашел свой мешочек с алмазной мелочью, который он носил прикрепленным булавкой к трусам.
- Ну дела! – процедил он сквозь зубы и принялся зашивать пояс.
Одевшись, вышел из хижины. Неподалеку, под небольшим навесом, Алексей разговаривал с каким-то туземцем.
«Вероятно, вождь», - вспомнились Уманцеву романы Жюля Верна.
Вязигин подозвал его. Туземец, поглядывая на Уманцева, что-то проговорил.
- Старейшина этой деревни, выражает радость по поводу вашего выздоровления, - перевел Алексей.
Роман приложил руку к груди, как это делали индейцы в кино, и склонил голову. Старейшина в свою очередь еще что-то сказал, широко улыбаясь. Тем временем чуть ли не вся деревня собралась вокруг них. Все смотрели на Романа и громко переговаривались.
- Жители тоже рады, что вы поправились, - заметил Алексей.
- Скажите им, пожалуйста, что я чрезвычайно благодарен им за гостеприимство.
Вязигин перевел слова Уманцева. Туземцы дружно закивали.
- Что это за народ? – поинтересовался Роман, когда, насмотревшись на него, все разошлись.
- Баконго, - ответил Алексей.
- А далеко отсюда до Луанды?
- Далеко. Но, думаю, часть пути мы проделаем на лодках. Я договорился с двумя местными мужчинами. Они довезут нас до следующей деревни. А там посмотрим. Завтра мы тронемся в путь. Я полагаю, что вы в состоянии продолжить свое путешествие, - заключил с присущей ему полуулыбкой полуухмылкой Вязигин.
«Еще бы! Когда алмаз при мне. Я хоть сейчас готов отправиться в путь, лишь бы поскорее добраться до Луанды, а оттуда в Португалию. Только бы подальше от этой проклятой Анголы!»
ГЛАВА 7
В путь отправились поутру в сопровождении двух мужчин, чьи черные спины лоснились в лучах солнца, неожиданно прорезавших густые облака, из которых продолжал лить дождь. Собственно, дождя здесь никто не замечал. Одежда, раз и навсегда противно прилипнув к телу, уже не вызывала раздражения.
Выйдя из деревни, спустились к реке, где к берегу была причалена очень непрочная на вид лодка. Разместились, оттолкнулись от берега и поплыли. Проводники сначала работали веслами, но потом суденышко легко и быстро понесла река.
Роман время от времени поглядывал на Алексея, и невольно в его голове повторялась одна и та же мысль: «Белогвардеец!.. Белая кость! Надо же!.. А похож, как их в кино показывают: худощавое лицо, узкие скулы, глаза голубые, холодные, бесстрастные. Кисти рук изящные, не то, что у меня. Да и весь он какой-то аристократичный, хоть и небритый. Вот даже если нас раздеть, сразу будет видно, кто есть кто. Я – из рабочей слободки, а он помещик, барин… - и тут улыбка расплывалась по его лицу. Он поспешно опускал голову, а мысль продолжала работать в приятном направлении: - Ну, даст бог, и я барином заживу. И что это будет за жизнь?!..»
- Роман! Роман! – услышал он окрик Алексея. – Достаньте свой пистолет.
- А? – сощурился Роман, не понимая. – Что?
- Пистолет достаньте, черт вас возьми!
- УНИТовцы? – сдавленным голосом прокричал Уманцев и подумал: «Чего он-то УНИТовцев боится, ведь свои же, а меня мог бы другом представить…»
- Хуже, - отозвался Алексей, напряженно вглядываясь в воду. – Крокодилы!
- Кто?
- Крокодилы!
Глаза Уманцева широко открылись, он тревожно оглянулся по сторонам и увидел, что лодку, словно почетный эскорт из Внуково, сопровождают четыре крокодила. Причем они то появлялись на поверхности, то уходили под воду.
- Они же могут перевернуть лодку! – вскричал Роман.
- Могут! Они уже пытаются это сделать, - ответил Алексей и вместе с Романом ухватился за борта лодки, которую энергично раскачивала огромная рептилия.
Страх, обрывки мыслей и почему-то отрывки из виденных фильмов, так как жизнь вне границ СССР Роман знал только по фильмам, мелькали в его голове. Он ясно представил, как кто-то однажды вспорет живот зелено-серой гадины и найдет красный алмаз, а то, что когда-то было Романом Уманцевым, к тому времени уже давно в переваренном виде будет исторгнуто в процессе жизнедеятельности рептилии.
- Стреляйте же! – вскричал Вязигин и сам открыл огонь из автомата по тварям.
Казалось, застрелить их ничуть не труднее, чем в тире попасть в цель. Но автоматная очередь, прошив воду, ушла на дно, а из воды вместо четырех появилось уже пять крокодилов.
Проводники изо всех гребли вперед. Алексей и Роман стреляли. Один из крокодилов, окрасив воду в огненно-красный цвет и широко открыв пасть, пошел ко дну. И в то же мгновение раздался страшный вопль. Теперь один из проводников оказался в воде. Рептилия с такой молниеносной быстротой и силой потянула за весло, что тот не успел его отпустить и свалился за борт. Алексей пытался взять на прицел кружившего вокруг несчастного проводника крокодила, но безуспешно. Проводник барахтался, отчаянно работая руками, чтобы догнать уносимую течением лодку. Два крокодила обходили его, отрезая путь. Роман, окаменев, смотрел на ужасающую картину. Вдруг проводник издал истошный вопль, который вызвал в памяти Романа вопль его товарищей, сожженных наемниками. Крокодилы, хлеща по воде тяжелыми хвостами, с яростью набросились на него. Вода опять окрасилась кровью, и проводник исчез.
«Какая оказывается кровавая суть у красного цвета, - подумал Роман, и перед его мысленным взором забились красные знамена на Красной площади. – Выходит, все эти знамена в крови, неважно чьей, и выставлять их напоказ – обычай, достойный варваров…» - Странно, но, несмотря на смертельную опасность, в голове Уманцева возникали подобные «парадоксальные» мысли.
Алексей вновь принялся стрелять по продолжавшим преследовать их крокодилам. Река неожиданно замедлила свой ход, и лодка остановилась.
- Крокодилья заводь, - прошептал помертвелыми губами Роман.
- Что делать? Грести? – с ужасом, застывшим в глазах, спросил он у Вязигина.
- Одним веслом? И к тому же это опасно.
- Но ведь надо же что-то делать!
- Отстреливать! – отозвался Алексей и открыл огонь по гадам.
Но с берега в воду, точно ожившие коряги, поползли разбуженные и озлобленные шумом крокодилы. Роман навел пистолет на одного и выстрелил, тот взбрыкнул хвостом и, поджав короткие лапы, остался бревном лежать на берегу.
Не успел Уманцев возликовать, как лодку тряхнуло, небо перекосилось и пошло влево, вода застлала глаза, набралась в рот, уши. Роман отчаянно забил руками, чтобы удержаться на поверхности.
- Давай к берегу! – услышал он голос вынырнувшего из воды Алексея.
«К берегу!», словно собака, получившая команду, Роман поплыл в указанном ему направлении. Он слышал, как за ним бурлила вода, он чувствовал, что чудовищная пасть вот-вот схватит его за ногу. Подсознательно он уже ощущал эту дикую, лишающую сознания боль.
- Быстрей! – услышал он вновь голос Алексея и увидел его уже на берегу, отстреливающегося от крокодилов. Рептилии отступили. Тогда он открыл огонь по преследователям Романа.
До Уманцева донесся рев. По-видимому, выстрелы достигли своей цели.
Отплевываясь, согнувшись пополам, Роман вышел на берег.
- Куда теперь?
- Пойдем вдоль реки. Дальше будет сильное течение, крокодилы его не любят.
Действительно, примерно через час ходьбы, страх гнал их вперед, до них донесся шум падающей воды.
- Можно отдохнуть, - сказал Вязигин.
Они растянулись на мокрой земле.
- Возьмите, - протянул Алексей Роману фляжку с виски.
Роману показалось, что никогда в жизни он ничего вкуснее не пил. И лишь удивлялся, отчего раньше ему не нравился виски. Неожиданно Роман всхлипнул и залился смехом. Сначала он хохотал, потому что ему было смешно. Почему? Наверное от радости, что остался жив. Но потом, когда он захотел остановиться, смех как будто задумал разорвать его. Уманцев корчился, лежа на берегу, сжимал руками голову, иступлено колотил кулаками по земле. Только боль от хлестких ударов по щекам смогла прекратить истерику.
- Слабые у вас, советских, нервишки, - донесся до него, как сквозь густой туман, голос Алексея.
Роман с трудом сел. Обвел глазами вокруг себя. Все шаталось и плыло. Его била сильная дрожь.
- Да, это купание после перенесенной болезни пошло вам явно не на пользу. А ну-ка! - Алексей достал из своего рюкзака, который ему удалось сохранить, влагонепроницаемую коробку, вынул из нее завернутый в бумажку порошок местного изготовления и заставил Романа проглотить его, предложив запить виски. Пламя полыхнуло в животе Уманцева, и он забылся.
Очнулся, уже лежа на плащ-палатке. Увидел сидящего к нему спиной Алексея и вновь закрыл глаза, не было сил даже говорить.
Когда Роман вновь открыл глаза, ему показалось, что наступило утро. Шел мелкий дождь. Роман приподнялся на руках и вдруг вскочил, не обнаружив Вязигина.
«Бросил! – мгновенно охватила его паника. – Бросил, - клокотало в голове. – А я не знаю куда идти. Как же так? Ну да, конечно, зачем я ему? То болею, то впадаю в забытье».
Он стоял, беспомощно оглядываясь по сторонам, боясь позвать Вязигина и не получить ответа.
- Алексей! – не выдержав, крикнул Уманцев. – Алексей!
Из-за кустов появился Вязигин, с удивлением глядя на побледневшее от испуга лицо Романа.
- А я подумал, что вы меня бросили, - признался он.
Алексей ухмыльнулся:
- Да куда же я без вас. Ну, как вы? В состоянии идти?
- Конечно! – с преувеличенной бодростью ответил Уманцев.
- Тогда давайте подкрепимся.
Алексей открыл две банки консервов, поставил их на плащ-палатку, а рядом положил какие-то плоды.
- Прошу к столу, - шутливо предложил он.
Плоды оказались сочными и вкусными, а с мясными консервами – это было нечто восхитительное, выходящее за пределы привычных вкусовых понятий.
Перекусив, двинулись в путь.
- По моим расчетам к концу завтрашнего дня мы доберемся до деревни. Там передохнем и, если удастся уговорить кого-нибудь из местных, то опять поплывем на лодке.
- А?.. – спохватился Роман. – А где же наш второй проводник?
- Там же, где и первый.
- Ужас, - пробормотал Уманцев. – И вы опять хотите воспользоваться лодкой! – с возмущением начал он.
Алексей лишь покачал головой.
- А вы полагаете, в джунглях менее опасно?
- Во всяком случае за то время, что я блуждал, со мной ничего не случилось.
- Вам просто повезло. В джунглях полно ядовитых змей: рогатые гадюки, гремучие змеи, плюющиеся кобры, аспиды, от укуса которых человек впадает в сонное состояние и постепенно умирает. Кстати, если верить Плутарху, Клеопатра умерла именно от укуса аспида.
Постепенно их беседу заглушил шум водопада. И каждый задумался о своем.
Мысли Алексея были о семье: матери, сестре, племяннике и… об Ольге. Но он понимал, что счастья, хоть оно, как утверждает народная мудрость, не в деньгах, он ей не принесет. Слишком беден. А то, что зарабатывает, рискуя жизнью, едва хватает на достойную жизнь в Претории. Он, единственный взрослый мужчина, оставшийся в роду Вязигиных, обязан содержать свою семью так, чтобы она ни в чем не нуждалась. Племяннику только десять лет, он учится в привилегированной школе и должен поступать в университет. За все приходится платить Алексею, так как муж сестры трагически погиб в автомобильной катастрофе два года спустя после рождения сына. Поэтому племянник смотрит на Алексея скорее как на отца, чем как на дядю. Но всякий раз, отправляясь в Анголу, Алексей надеется, что однажды ему повезет, и тогда он сделает предложение Ольге. Правда, в его распоряжении осталось не так уж много времени. Ольге уже восемнадцать. И ждать его она сможет год-два, не больше. Что поделаешь, женщины должны выходить замуж.
Роман же задавался вопросом: а что если сказать Алексею правду? Что он не хочет возвращаться в Союз. И тогда незачем будет идти в Луанду. Главное, добраться до побережья, а там сесть на какой-нибудь корабль и …
«Вряд ли ему не понравится мое признание. Он же терпеть не может Советы».
Они подошли к водопаду, спустились по каменистым уступам вниз, и все великолепие низвергающейся, клубящейся дымом, пенящейся кружевом воды предстало перед их взором. Роман не выдержал и крикнул:
- Как красиво! Невероятно красиво!..
Алексей согласно кивнул.
Они простояли с четверть часа, глядя на это великолепие. Затем, не сговариваясь, двинулись дальше. Отойдя от водопада, устроили привал.
- Вот, - сказал Алексей, - будете рассказывать своим детям об удивительных приключениях в ангольских джунглях. Как-нибудь вечером сядете с ними на диван и вспомните об этом водопаде, крокодилах, гориллах, народе баконго, обо мне…
Роман вздохнул, а потом заметил:
- Вы так говорите, будто все опасности уже позади.
- А что нам может помешать добраться до цели?
- Мало ли!
- А! – махнул рукой Алексей. – Не в первый раз я попадаю в передряги и ничего. Да, - протянул он после молчания, – если бы у вас не было семьи, я бы взял на себя смелость посоветовать вам не возвращаться в Союз. Как бы ни было плохо здесь, там, судя по тому, что вы мне рассказывали и что слышал я, еще хуже. Как не крути, а здесь дышится свободнее.
- Хоть и неприятно это признавать, - поспешно подхватил Уманцев, - но вы абсолютно правы. Может быть, я совершаю величайшую глупость, возвращаясь в Союз.
- Не может быть, а точно. Но я вас понимаю. Дети, жена – это ведь главное. Нельзя же их оставить!
Уманцев, собравшийся было продолжить разглагольствование о совершаемой им глупости, поспешил прикусить язык. Однако после недолгого молчания все же решил удостовериться, насколько непреклонен в своих воззрениях Алексей.
- Да, - сказал он, помолчал и со вздохом продолжил, - но, к сожалению, я им мало чем могу помочь.
- Как это мало? У вас что, алмазы не в ходу? Простите, но я случайно обнаружил уплотнение на вашем поясе, и мне было нетрудно догадаться, что в нем.
- Алмазы у нас в ходу, - согласился Уманцев. - Но вряд ли я ими смогу воспользоваться. Перво-наперво мне предстоит встреча с КГБэшниками. Меня обыщут вдоль и поперек.
- Но тогда зачем вы их искали, прятали?
- Помните, я вам рассказывал, как нас обстреляли УНИТовцы? Ну так вот, мой друг был убит и я снял с него пояс, не оставлять же было. Андрей бы мне сам его отдал, зная, что умирает. Но его убили, как говорится, наповал.
- Но ведь он каким-то образом намеривался провезти алмазы в Советский Союз.
- Нет! Он не намеривался. Он собирался дать деру в Португалию и забыть об СССР, как о страшном сне, где, точно в заключении, провел свои лучшие годы.
- А его семья?
- У него никого нет.
- Тогда он собирался поступить правильно. Судьба дала ему шанс стать свободным, и он хотел им воспользоваться.
- Но потом судьба отчего-то спохватилась и послала в него пулю, - невесело заключил Роман.
- Однако вам, в отличие от вашего друга, надо возвращаться. Вы необходимы вашей семье. И если вам каким-то хитроумным способом удастся провезти алмазы, вы сможете улучшить, насколько это возможно, жизнь вашим близким. Кстати, как зовут вашу жену?
- Ирина.
- Хорошее имя. Во всяком случае, я его люблю. Мою маму тоже зовут Ирина.
«Да, - с раздражением подумал Роман, - видно, придется тащиться в Луанду. Он, как я понял, почему-то очень хочет довести меня чуть ли не до самой границы, контролируемой правительственными войсками. Казалось бы, чего проще? Проводил до побережья и попрощался. Так нет, ему надо удостовериться, что я наверняка вернусь в Союз».
Дождь припустил во всю мощь. Уманцев поежился. Потрогал лоб. Он был горячим.
- Э, - посмотрел на него Алексей, - плохо дело. Может возобновиться лихорадка, - он прикусил губу и задумался.
- Знаете, что? Вам необходимо отдохнуть и высушить одежду. Где-то здесь должен быть дом одного белого отшельника. Он умер несколько лет назад, а его домом пользуются случайные путники. Надо разыскать его.
Уманцев насторожился. «Отчего такая забота о моей скромной персоне? Чего ему от меня надо?»
- Ну что, пойдемте? – спросил, поднимаясь, Алексей.
- Да! – сцепив зубы, чтобы унять охвативший его озноб, проговорил Роман.
«Только бы не упасть, - думал, с трудом шагая за Вязигиным, - только бы не потерять сознание».
Сколько они шли, Уманцев не мог сказать. Лицо его пылало. От сильного жара тошнота подкатывала к горлу. Он шел из последних сил. Как сквозь туман увидел, что Алексей вывел его на поляну, на краю которой стоял дом и еще какое-то строение.
Алексей снял с плеча автомат, прислонился к стене и толкнул дверь. Она заскрипела и открылась. Дом был пуст.
- Ну и отлично, - сказал Вязигин. – Мы никому не нужны и нам никто не нужен. Проходите же, - обратился он к Уманцеву, который, покачиваясь, замер на пороге.
Алексей подхватил его под мышки и уложил, как показалось Роману, на кровать.
Мгновение… и он провалился в сон. Только кто-то его потревожил. Разбудил, заставил опять принять жутко противный порошок. Потом его чем-то растирали и наконец оставили в покое. Под утро он проснулся, открыл глаза. Жар прошел, тело приятно нежилось на чем-то сухом и довольно мягком. Роман потянулся и опять заснул.
Его разбудил запах жареного мяса. Он приятно щекотал ноздри. Потом раздался голос Алексея:
- Вставайте, пора завтракать и принимать порошок.
Роман послушно встал с кровати. Да, это действительно была кровать, грубо сколоченная и застланная старыми одеялами. Но спать на ней было чрезвычайно удобно.
Роман глянул в окно.
- Дождь прекратился, - сказал он. – Может, сезон дождей уже закончился?
- Нет, еще будет лить.
- Простите, Алексей, а что это за гадкий порошок, который вы все время заставляете меня принимать?
- Вы не правы, это не гадкий, а чудодейственный порошок. Его приготовляют местные знахари. Он единственный может излечить от тропической лихорадки. Так что принимайте. В нем ваше спасение.
Роман послушно взял бумажку, всыпал себе в рот содержимое и запил большим количеством воды.
- Как вкусно пахнет жареное мясо, - проговорил он. – Сто лет уже не ел ничего жареного. А вы знаете, как моя Ирка готовит мясо! Объедение! И вообще она отлично готовит. Вы обязательно приедете к нам в гости, - кладя на тарелку (там оказалась и такая роскошь, как оловянная посуда) кусок мяса, словоохотливо продолжал Уманцев. – Кстати, у нас же будет новоселье, если не двухкомнатную, то уж однокомнатную без сомнения дадут. И вы, - жадно кусая мясо и торопливо пережевывая, говорил он, - обязательно должны прийти. Будете самым дорогим гостем.
Алексей с улыбкой смотрел на Романа.
- А я думал, что жар у вас прошел.
Роман непонимающе взглянул на Вязигина.
- Ну как же мы встретимся? Мы же непримиримые идеологические враги. Так решило ваше правительство. Вы можете себе представить, чтобы потомственный дворянин, проживающий в ЮАР, пришел в гости к советскому инженеру?
Рука Романа с куском мяса на вилке опустилась на стол. Лицо стало жалким, растерянным. Он глухо пробормотал:
- Ну отчего так? – замолчал. Криво усмехнулся: – Да, это и впрямь смешно. «Режим Претории», «Расовая дискриминация в ЮАР», «ЮАРовские наемники»,
«Расстрел чернокожих в рабочем пригороде Иоганнесбурга», - отчеканил Уманцев названия передовых статей, которые сотрудники лаборатории вынуждены были читать на обязательном политчасе каждую пятницу. – А вот рассказать, как вы спасли мне жизнь, я не смогу. Потому что советский человек не имеет права принять помощь от врага. Ну какой вы мне враг?
- Увы, решаем не мы. Но все равно, спасибо за приглашение. Может, когда-нибудь, если не мы, то наши дети смогут запросто ездить друг к другу. А пока я даже не имею права взглянуть на свою родину. Но не будем портить мрачными мыслями нашу трапезу.
Позавтракав, Роман стал собираться в дорогу.
- Нет, - сказал Вязигин, - мы еще на один день задержимся здесь. Вам необходимо как следует отдохнуть.
- А далеко до той деревни?
- Не очень. И хотя мы немного отклонились от прямого пути, думаю, завтра, еще до захода солнца, мы доберемся до нее.
Роман хотел спросить Алексея, где они вообще находятся, но не спросил, чувствуя, что ответ будет туманным.
- Раз вы советуете отдыхать, то я лягу, - сказал он.
- Да, конечно, - ответил Алексей, а сам, скрестив руки на груди, в задумчивости прошелся по комнате, затем взял стул и подсел к кровати.
- Странно обнаружить в джунглях такой дом, - проговорил Роман.
- Да, действительно, странно. Как я уже вам говорил, его построил один отшельник, уставший от жизни в Европе, а может быть, бежавший от правосудия, кто знает.
- Но почему его никто не разворует? Смотрите, здесь есть все для жизни.
- А зачем разворовывать? Вот я, например, был в нем уже однажды. Ничего не тронул. Вернулся, и он опять к моим услугам, и точно так же поступают остальные. Опасность оказаться в этих местах без помощи невольно заставляет людей подумать и о других.
- Вы правы, - согласился Роман. – Я в самом страшном сне не мог увидеть того, что произошло со мной. Мне до сих пор кажется, что я сплю, и стоит проснуться, как окажусь у себя дома. – Он вздохнул. – Где он, мой дом?!.. А правда, Алексей, нам еще долго идти до побережья? – он горящими глазами посмотрел на него, надеясь услышать, что они почти рядом, дня три-четыре и раздастся плеск океана.
Вязигин в задумчивости водил рукой по давно не бритому подбородку.
- Но мы с вами расстанемся раньше, не доходя до побережья, - заметил он, - потому что едва кончатся джунгли, мы окажемся на территории, контролируемой МПЛА (Прокоммунистическое Народной движение за освобождение Анголы).
- Да, я понимаю. И все-таки, сколько же осталось?
- С неделю.
Раньше такое известие огорчило бы Романа: неделя в пути! Но теперь он едва не вскочил с кровати, приговаривая с улыбкой:
- Всего-то неделя!
- Да, - продолжая о чем-то напряженно думать, отозвался Алексей.
- Знаете что?.. – проговорил он, не выходя из задумчивости.
- Что? – с некоторой тревогой в голосе спросил Уманцев.
- Раз уж нас столь необычным образом свела судьба, и между нами возникли, смею надеяться, дружеские отношения, я хотел бы обратиться к вам с просьбой.
Уманцев только развел руками, не найдя сразу слов, чтобы выразить свою готовность оказать Вязигину любую услугу.
- Дело в том, что мои предки, второпях покидая Россию, в глубине души надеялись, что если не они, то их потомки вернутся на родину. А может быть, во избежание риска они не решились провозить через границу все фамильные драгоценности. Ведь, как известно, красные останавливали поезда, обыскивали и расстреливали тех, кто пытался вывезти с собою что-либо ценное. Поверьте, если бы эти драгоценности были нужны только моей семье, я не стал бы вас беспокоить и отчасти подвергать опасности, но они нужны для дела. Не знаю еще, что получится, но мы, потомки русских эмигрантов, хотим создать свою организацию…
Услышав слово «организация», Роман насторожился. Из истории он помнил, что белоэмигранты создавали много организаций по борьбе с коммунистами в надежде подорвать их строй изнутри. «Но сейчас, это вроде как бы анахронизм», - отметил он про себя и, не скрывая удивления, спросил:
- Неужели вы полагаете, что какая-то организация способна разрушить устои Советского Союза?
Алексей поднялся со стула и с легкой досадой ответил:
- Согласен, это звучит смешно. Но ведь все начинается с малого. В настоящее время обстановка в Советском Союзе очень напряженная. Хотя вы об этом можете лишь догадываться. Ведь от вас, насколько мне известно, скрывается истинное положение вещей. СССР – это колосс на глиняных ногах. Стоит только слегка подбить одну ногу, и он рухнет.
Роман опустил голову и потер шею.
- Не уверен, - ответил он после размышления. – Да, не спорю, что-то не ладится в стране. Начали эту перестройку, чем все закончится? – поднял он на Алексея глаза. – Но то, что Союз останется непоколебим, даю сто процентов.
- Ну на сто процентов нельзя ручаться даже за самого себя. У нас несколько другие сведения. Однако в любом случае надо предпринять попытку вернуть себе родину.
- История убедительно показала, что подобные попытки не увенчались успехом.
- История – это то, что уже свершилось, и свершили это люди. Почему не попытаться нам? Впрочем, эти подробности ни к чему. Моя же просьба состоит в следующем: встретиться с одним человеком, взять у него драгоценности и передать их другому человеку. Вы спросите, отчего этот первый человек не может их отдать второму без вашего посредничества?
Уманцев отрицательно покачал головой:
- Нет! Если нужно, то я готов выполнить вашу просьбу, не задавая лишних вопросов.
- Благодарю, - ответил Алексей. – Но все же хочу объяснить вам причину. Дело в том, что тот человек, которому мой прадед отдал на хранение наши драгоценности, как вы понимаете, уже давно умер, но он передал их по наследству своему сыну. Нам удалось восстановить с ним связь. Но на беду он оказался ученым, сосланным на поселение в Горький. А вы знаете, что иностранцам запрещен въезд в этот город. Поэтому мне нужен человек, которому разрешат посетить Горький. Второй мой поверенный живет в Таллинне. Он работник консульства Великобритании. Теперь вам понятно, почему они не могут встретиться, и почему нужен посредник? - Вязигин замолчал и внимательно посмотрел на Уманцева. - Я буду не в претензии, если вы откажитесь. Это все-таки риск, - заметил он.
- Что вы! – с искренним возмущением вскричал Роман. – Я выполню ваше поручение! И буду рад, если хоть чем-то смогу отплатить вам за спасение жизни.
- Спасибо, - улыбнулся Алексей.
- Тогда, - начал он вновь после продолжительного молчания, - так как мы с вами вскоре расстанемся, вам надо запомнить адрес и номер телефона человека, живущего в Горьком. Но учтите, нужно действовать очень осторожно. Сейчас слежка за ним снята, но может быть возобновлена в любое время. Зовут этого человека Синягин Александр Михайлович. Живет он по адресу: улица Южная, дом четырнадцать, дробь два, квартира одиннадцать. Номер телефона: тридцать семь сорок четыре двадцать три. Вам надо будет позвонить ему, используя для этого переговорный пункт, и сказать, что вы видели Алексея. Если он вам ответит, что очень рад, то слежки за ним нет, если спросит, как его здоровье, это значит, что сейчас встречаться с ним нельзя. Тогда вы перезвоните ему через несколько месяцев. Когда же вы с ним встретитесь, покажете ему мою печатку, вот эту, - указал Алексей на свой перстень-печатку, надетый на безымянный палец левой руки. – Он вам передаст сверток. После этого вы тотчас же возвращайтесь в Москву. Выждете с неделю и позвоните в Таллинн по телефону шестнадцать сорок пять одиннадцать, Верескову Юрию Александровичу. Ему вы скажете то же самое. Если все будет в порядке, он спросит ваш номер телефона и позже сам позвонит вам уже из Москвы. Вы встретитесь, передадите ему сверток и мой перстень, - Алексей умолк, мысленно проверяя, все ли он сказал. - Может, у вас есть вопросы? – спросил он у приумолкшего Уманцева.
- Нет, все ясно.
- Тогда дело за малым: запомнить адрес, номера телефонов, имена и фамилии.
- Ну, это просто.
- Не скажите! После того, как мы расстанемся, вам придется еще добираться до Луанды, возвращаться в Союз, где вас будет ждать встреча с работниками КГБ, потом, если все закончится удачно, встреча с семьей. Столько событий могут стереть из памяти то, что я вам сказал. Поэтому отныне мы каждый день будем повторять номера и фамилии.
- Хорошо.
- И мой вам совет, впрочем, может, вы не нуждаетесь в нем. Алмаз придется глотать.
- Глотать? – привстал с кровати Роман.
- А как иначе вы намереваетесь провезти его?
- Так ведь… - Роман едва не проговорился, что он вовсе не собирается возвращать в Союз, но вместо этого вовремя чихнул и сказал: - Так ведь он мне весь желудок раздерет… И как же потом?
- Вам надо будет положить его в целлофановый пакет и проглотить в самый последний момент. А потом, - не удержался от усмешки Алексей, - принять хорошую дозу слабительного. Иначе вам никак не провезти камень.
- Н-да, - пробормотал Уманцев, – за всей этой чехардой я даже об этом не думал.
- Если же спросят, откуда у вас печатка, скажете, что купили ее на рынке в Луанде. Печатка серебряная, большой ценности не представляет. К тому же не старинная, всего лишь копия. По традиции наследнику по мужской линии рода Вязигиных всегда давали имя, начинающееся на «А». Вот видите, на печатке вензель «АВ». Я вас, наверное, утомил. Отдыхайте, - сказал Алексей и вышел из дому.
Роман потянулся и собрался было поспать, как вдруг вспыхнувшая, словно лучина, мысль обожгла его.
«Это что же получается? Он меня фактически уже втянул в свою тайную организацию, сообщив фамилии и адреса. А я-то идиот решил, что он – воплощенное благородство. Знает, что у меня алмаз и помогает выбраться из джунглей. Ясное дело, только полный придурок может выпустить такой камень из своих рук. Ведь на него можно сто тайных обществ организовать. Но ему в настоящее время больше, чем алмаз, нужен связной. К тому же, камень уже никуда не денется. Сначала я выполню его просьбу, а после этого мне позвонят, с вежливой настойчивостью предложат встретиться и сообщат, что я уже фактически член их антисоветской организации и что для ее нужд мне необходимо добровольно отдать алмаз. И я отдам. Отдам, как миленький. Ведь в противном случае меня просто убьют. Да, но ведь я решил не возвращаться в Союз, - вспомнил Роман. Но эта мысль не внесла оптимизма в его настроение. – А кто мне даст гарантию, что за мной не будет установлена слежка? Едва я доберусь до Португалии, как ко мне подойдет какой-нибудь белоэмигрантский потомок и, взяв под локоть, усадит в машину. А тут и Алексей пожалует. И я вместо свободы окажусь в лапах организации недобитых идиотов. Э, нет! Не для того я столько вынес. И неизвестно, сколько еще предстоит. Здесь, как говорится, «или-или», или я богач или бедняк на побегушках у организации. Ведь оставшись без гроша, я буду вынужден работать на белых недобитков. В Союзе же меня ждет почти то же самое: либо смерть, либо сотрудничество. Но главное, что в любом случае алмаз у меня отберут. Значит, надо исчезнуть? – задал сам себе вопрос Роман. – Другого выхода у меня нет. Риск, конечно, опять остаться одному в джунглях. Ах, если бы каким-то образом мне удалось выведать дорогу, я бы тотчас сбежал от моего «благородного» спутника».
С такими невеселыми мыслями Роман крутился на кровати, когда в дом заходил Алексей, притворялся спящим. Однако усталость и лихорадка взяли свое, он заснул. Разбудил же его странный шум. Ему показалось, что он слышит множество голосов…
ГЛАВА 8
Уманцев приподнялся и взглянул в окно. Во дворе перед домом он увидел свет от фонарей и факелов. Сердце Романа сжалось от страха.
«Кто это? Враги?! Да, несомненно. Иначе они бы уже вошли в дом. Значит, Алексей их знает…»
Дверь отворилась. Роман едва успел притвориться спящим. Ему казалось, что так он отведет от себя хоть ненадолго неминуемую беду. Но его толкнули в плечо.
- Роман, - услышал он торопливый шепот Алексея, – не забудь, ты литовец, бежавший из СССР.
Сказав это, Вязигин подошел к столу и зажег фонарь.
- Проходите! – обратился он к кому-то на русском, а потом на английском.
В дом ввалилось человек десять: усталых, грязных, мокрых. Роман зажмурился от яркого света фонарей, которые были в руках у нескольких наемников.
Один из них бухнулся прямо на кровать, где лежал Уманцев.
- Что? Значит, бежал из Союза? – спросил он по-русски с едва уловимым акцентом.
Роман сглотнул ком, подступивший к горлу, и от страха тоже с акцентом протянул:
- Да-а!..
- Где жил-то? – не унимался любопытный наемник.
- В Вильнюсе.
Тут на помощь пришел Алексей:
- Оставь его. У него только что прошел приступ лихорадки. Дай отдохнуть.
Наемники вносили в дом свои вещи. На столе появились банки с консервами, бутылки с виски и еще какие-то продукты. Романа подняли с кровати, придвинули к ней стол и расселись, кто на стульях, кто, подложив под себя рюкзаки. Говорили по-английски. Роман молча ел предложенную ему пищу. Лишь изредка ему задавал короткие вопросы наемник, который знал русский.
От шума, хохота, чужого языка и чужих лиц у Романа закружилась голова. Он поймал взглядом Алексея и обратился к нему:
- Я выйду. Голова что-то.
- Выйди! Кстати, дождь прекратился. Лови момент.
Роман поднялся и случайно перехватил вопрошающий взгляд наемника, которого Алексей называл Вольдемаром.
- Не волнуйся! – бросил ему Вязигин.
Тот в ответ дернул плечом, мол, мне-то что.
Роман вышел во двор, истоптанный множеством ног.
«Интересно, - подумал он, - каким образом наемники добрались сюда? Наверное, на лодках…»
Уманцев подошел к сараю и прислонился к стене. Ему опять захотелось спать. Но теперь придется ждать, пока утихомирятся непрошенные гости. «Лучше, конечно, было бы с ними вообще не встречаться. Хорошо, что Алексей успел шепнуть мне, как следует отвечать на вопросы. Иначе спросонья я попал бы впросак».
- А я вам говорю, до побережья осталось не более двух с половиной дней пути.
- Ну и что? Мы можем заблудиться в этих дебрях…
Роман оцепенел. Ему показалось, что он сходит с ума.
«А что? Последствия от тропической лихорадки могут быть самыми непредсказуемыми. Вот мне стали слышаться какие-то голоса».
- Не собьемся! – тем временем продолжался диалог между неизвестными.
- А если?
- Нет, послушайте, - вмешался еще один голос. – Зачем они брали нас в плен? Только для обмена. Ведь могли бы, - голос задрожал, - как и тех… сжечь.
Воцарилось тягостное молчание.
- От этих зверей дождешься, чтобы они обменяли нас на своих, – вновь стал возражать начавший разговор. – Поймите, сейчас самое время. И потом, вдруг они наткнутся на части правительственных войск? Нас тут же перестреляют. Этот Вольдемар самый настоящий садист. Лично я уверен, что он тащит нас за собой только для того, чтобы устроить торжественное сожжение на потребу белоэмигрантских недобитков.
- Сергей прав! Надо бежать, - отозвался кто-то. – Тем более, что они сами устали и ослабили наблюдение за нами. Надо дождаться, когда они уснут и бежать. Мы же сможем добраться до лодок. Течение быстрое, пока они проснуться, мы будем уже далеко. А как известно, все реки впадают в океан.
- Хорошо! Но как в кромешной темноте мы выберемся к реке?
- Но тут же совсем недалеко. Всего метров пятьсот…
Уманцев с трудом пришел в себя.
«Черт возьми, да ведь это же наши, с «Катоки»! Значит, и я могу бежать с ними?! Да, но мне-то это зачем? Меня Алексей обещал довести почти до самого побережья. К чему мне рисковать? Пусть бегут без меня! - решил Роман и собрался уже уйти, чтобы не столкнуться с товарищами и избежать расспросов. Но его остановил очень знакомый голос. - Да это Торопков! – едва не воскликнул от изумления Уманцев. – Лучше бы его сожгли вместо кого-то другого».
- Вот, говорил я Бедову. Сообщал в Москву, чтобы отозвали этого подонка Варичева и дружка его Уманцева. Как только они уехали с алмазами, так тотчас на нас напали УНИТовцы. Это они навели. Рассказали, сколько охранников в городке, сколько на трубке. Сволочи!
- Не болтай, лучше выпутывайся побыстрее. И потом, может, их тоже убили.
- Да, конечно, держи карман шире! Сколько раз отвозили алмазы на аэродром, и все было в порядке. А как только эти поехали!.. Ну, ничего, я в Москве все расскажу. Все! Выведут их на чистую воду.
Кто-то не удержался от смеха:
- Руки коротки. Где ты их сыщешь?
- Ничего, сыщут. Вон, Троцкого, где отыскали! И эти гады ответят перед советским законом. А если не они, то их дети.
- Черт, ничего не получается. Сегодня этот гад Вольдемар связал нас каким-то чересчур мудреным способом, - пыхтя, пробормотал кто-то.
Уманцев ошалел от услышанного. И даже не сразу смог собраться с мыслями.
«Если они не сбегут сегодня ночью, завтра утром они увидят меня и изобличат как предателя. Тогда Вольдемар сразу сообразит, что никакой я не литовец, и я окажусь меж двух огней. Что же делать?» – по спине Уманцева потекли ручьи пота. Надо было немедленно принять единственно правильное решение.
Он принялся кусать ногти, губы, тереть виски. Отчаяние накатило на него волной и, казалось, уже погребло его в своих темных водах. Но острым лучом мелькнула рискованная мысль. Пригнувшись, Уманцев подобрался к накрытой брезентом поклаже наемников. Свет от фонарей, горящих в доме, немного освещал двор. Найти туго скрученную веревку было делом нескольких минут. Отрезав от нее приблизительно метр, он затем еще перерезал его пополам и крепко обвязал свои запястья, мысленно твердя:
«Только бы никто не вышел! Господи, только бы никто не вышел!..»
Посматривая на дом, Роман тихонько вернулся к сараю. Дождался первой произнесенной вслух фразы и воскликнул:
- Кто здесь?!
Ответа не последовало. Видно, что сидевшие в сарае были несказанно удивлены и напуганы. Наконец кто-то отважился и сам спросил в ответ:
- А ты кто?
- Я советский человек. Меня взяли в плен, - Роман вынул из кармана прихваченную из поклажи наемников зажигалку и осветил сарай.
- Да это же Уманцев! – тихо вскрикнул Торопков и, заметив на его запястьях болтающиеся концы веревок, ничего более не добавил.
- Товарищи! – в свою очередь сдавленным от переполнявших его чувств голосом, вскричал Роман. – Товарищи!
- Ты как здесь оказался? – придя в себя, приступил к нему Торопков.
- Да подожди, ты! – кто-то попытался его осадить. – Не время!
- Меня взяли в плен. И вас, как вижу, тоже. Но как такое могло случиться? Вы, наверное, отправились искать нас с Андреем?
- Отправились, - не дав никому открыть рта, ответил Торопков. – А где Андрей?
Уманцев опустил голову и проговорил:
- Андрей убит. Разве вы не наткнулись на нашу машину и трупы охранников?
- Нет, мы попали в плен раньше, - с недоверием глядя на Уманцева, заметил Торопков.
- Да ну тебя, - один из пятерых пленников толкнул Торопкова в плечо.
- Что мы тратим время на болтовню! У тебя есть нож? – спросил он Романа.
- Да!
- Так перережь скорее нам веревки и айда к реке.
Уманцев вынул из кармана складной нож, перерезал у него веревки на руках и ногах.
- Стой! – взял он на себя командование. – Глянь-ка, все ли там спокойно?
- Вообще-то, они уже легли спать, но я посмотрю, - кивнул Роман.
- Давай! – ответил тот, а сам принялся перерезать путы товарищам.
Уманцев вышел во двор, соображая, как бы не выдавая себя, дать знать наемникам, что готовится побег. И вдруг в дверном проеме показалась чья-то фигура. Роман спрятался за поклажей и, схватив первое, что попалось в руки, бросил в сторону сарая. Фигура встрепенулась, что-то крикнула своим и поспешила во двор.
Пленники, услышав шум, поддались инстинкту самосохранения и бросились бежать. По ним раздалась автоматная очередь.
Роман освободил свои запястья от веревок, взобрался на поклажу и, сделав вид, что проснулся, оглядывался по сторонам.
«Только бы они оказались хорошими стрелками!» – подумал он, как услышал:
- All right! (Все в порядке) - и стрельба прекратилась.
Потом он разобрал слово “Five” (Пятеро) и успокоился.
Все наемники выскочили во двор. К Уманцеву подошел встревоженный Алексей.
- Что случилось?
- Понятия не имею. Я спал и проснулся от стрельбы.
- Пойду узнаю, - сказал Алексей и окликнул Вольдемара.
- А! Да ничего особенного. Эти пятеро советских идиотов надумали бежать. И зря. Мы собирались обменять их на наших.
- Где вы их взяли?
- На «Катоке», - зевнул в ответ Вольдемар. – Да, а твой литовец здесь?
- А где ж ему быть? – усмехнувшись излишней подозрительности Вольдемара, ответил Вязигин.
Проходя мимо Романа, он задержался на минуту:
- Это были твои, с «Катоки». Пятеро.
Роману удалось издать вздох отчаяния.
Наемники быстро угомонились, и Роман, подложив под голову что-то мягкое, мгновенно уснул.
Утром вновь полил дождь. Уманцев спрыгнул со своего импровизированного ложа и увидел пять трупов, лежащих на земле.
Вязигин, застегивая на ходу пояс, посоветовал:
- Не смотрите. Можете выдать себя.
Лицо Романа побледнело. «Значит, это был не сон», - промелькнула мысль. И он, заметив, что Алексей вернулся в дом, осторожно, вроде бы ненароком, стал приближаться к трупам. Немники, зевая, собирались в путь. На Романа никто не обращал внимания.
Уманцев прошел мимо трупов, не взглянув на них. Потом прошел второй раз и чуть задержался. Запомнилось лицо Торопкова, посиневшее, с открытым ртом и выпученными глазами. «Как будто кого-то на партбюро разносит, - усмехнулся Роман. – Вот какие повороты случаются. Разве мог подумать товарищ Торопков, что окончит свою жизнь не на кровати в окружении любящих домочадцев, а на склизкой ангольской земле. Что никто не скажет ему: «Спи спокойно, дорогой товарищ». Никто не смахнет даже притворной слезы. А все потому, что выслужиться хотел. Вот и выслужился. А других жаль», - подумал Уманцев, глянув на лица остальных.
Он вернулся в дом, чтобы спросить Алексея, когда они отправятся в путь.
- Мы поплывем на лодках вместе с ними, - ответил Вязигин.
Роман кивнул, затылком почувствовав, что на него смотрит Вольдемар и сказал:
- Хорошо.
Дождь лил вовсю, и наемникам никак не удавалось поджечь трупы. После нескольких попыток они махнули рукой и оставили их на обед лесным тварям.
Проходя мимо, Уманцев все-таки тихо сказал:
- Спите спокойно, дорогие товарищи!
И мысленно даже простил Торопкова, несмотря на то, что тот хотел подставить его. Вернись Торопков в Москву, сообщи в соответствующие органы, что Уманцев предатель, и сразу был бы отдан приказ - достать коммуниста Уманцева хоть со дна морского. А так все посчитают, что он был сожжен вместе с остальными специалистами. КГБ не обеспокоится, и он прекрасно будет жить в какой-нибудь удобной, с его точки зрения, стране.
Размышляя, Уманцев не заметил, что вместе со всеми подошел к реке, на берегу которой находились три лодки.
Вольдемар предложил Алексею занять место рядом с ним. Романа это насторожило. «Опять, гад, будет меня расспрашивать. А что я знаю о Литве? Да ничего. Я даже там ни разу не был. Хотел, конечно. Но как поедешь, когда в гостиницах, как обязательный атрибут, таблички «Мест нет».
Вспомнилось, как одна его однокурсница, бредившая Эстонией, поехала на каникулах в Таллинн и была вынуждена все десять дней спать на вокзальной лавке. Этим его представления о советской Прибалтике и ограничивались.
В лодки перенесли поклажу, и они, одна за другой, быстро заскользили по воде. Течение было достаточно сильным, и четверо гребцов сумели развить большую скорость.
«Да, так можно путешествовать по Анголе», - подумал Роман.
- Вы католик или протестант? – неожиданно обратился к нему с вопросом Вольдемар.
Уманцев с легким недоумением глянул в его темно-серые, глубоко посаженные глаза.
- К…к…атолик, - ответил с небольшим замешательством.
- Ах вот как, - кивнул тот головой. – Значит, вы не коммунист.
- Нет. По религиозным соображениям я решил не вступать в партию, - ответил Роман, вспомнив слова из какой-то передовицы, клеймящей инакомыслящих. Поэтому перспектив в Союзе у меня не было никаких.
- И вы решили искать их в Анголе, - произнес Вольдемар таким тоном, будто услужливо подсказал, что следует ответить.
- Нет! – уверенно и даже с недовольством отрезал Уманцев. – Ангола – это возможность перебраться в Европу.
- А на какие средства вы там собираетесь жить? В какой стране намереваетесь просить гражданство?
Услышав эти вопросы, Уманцев замотал головой и расхохотался.
- Никогда не думал, что в джунглях меня будут допрашивать, точно на Лубянке, - сказал он, обращаясь к Алексею.
Тот тоже расхохотался. Вольдемар покраснел от скрытой ярости.
- Вы хотите выведать, не советский ли я шпион, а я вам сразу скажу, что вы агент КГБ или даже двойной агент, - проговорил сквозь смех Уманцев.
Вольдемар изменился в лице и схватился за пистолет.
- Э! Остыньте! – мгновенно посерьезнев, крикнул ему Вязигин. – Человек столько претерпел, а его допрашивают, будто он не покидал пределов СССР. Его можно понять.
- Но и меня можно понять. Мало ли каким способом КГБ попытается забросить к нам своего агента.
- Вы слишком преувеличиваете, Вольдемар. Я же рассказывал вам, что нашел его умирающим.
- А вы слишком преуменьшаете опасность, которая может исходить из Москвы.
- Простите, если я вас обидел, - приложив руку к груди, сказал Уманцев. – Но вы задавали такие вопросы, какие, по моему мнению, не принято задавать в свободном обществе.
Вольдемар смерил Уманцева пытливым взглядом и ничего не ответил.
Через несколько часов плавания, лодки причалили к берегу. Все уселись в большой круг и приступили к обеду.
Вольдемар отвел Вязигина в сторону.
- Послушайте, Алексей, мне ваш спутник не нравится.
- Да и я от него не в восторге, - с задором подхватил Вязигин. – Я бы предпочел встретить вместо него женщину. Но, увы, они не рискуют добираться до Европы через Анголу.
- Вы видели его документы? – не обращая внимания на веселый тон Вязигина, со всею серьезностью продолжал Вольдемар.
- Нет. Он сказал, что выбросил их.
- Зачем?
- А затем, что если бы вместо меня он встретил вас, то вы, взглянув в его документы, тут же бы расстреляли его.
- И правильно бы сделал, - о чем-то думая, пробормотал Вольдемар. - Знаете, что?! – с неожиданной живостью воскликнул он. - Его надо будет обменять на кого-нибудь из наших. Надо связаться с командованием УНИТА и сказать, что у нас в руках агент КГБ.
Алексей с полным недоумением смотрел на Вольдемара.
- Да вы что, с ума сошли? Человек бежал из СССР, а вы хотите его вернуть. Это же верная смерть для него.
- Плевать мне на вашего человека. Он что, дворянин? Внук какого-нибудь пролетария. И он, видите ли, еще недоволен той жизнью, которую устроили и его предки в том числе. Бежать он задумал. Нет уж, пусть сидит в этой выгребной яме. - Вольдемар сделал резкое движение рукой. - Говорить больше не о чем. Я его обменяю. Пусть проваливает к своим пролетариям. Незачем захламлять Европу люмпеном! Мало там своих?! Я бы слова не сказал, а наоборот, пожал руку тому, кто, несмотря на то, что родился при советском строе, нашел бы в себе мужество, которого не нашли его предки-дворяне, бежать из советской России. Но этот! Он же истинный пролетарий! А может, пустим в расход? Позабавимся! И не возражайте! - оборвал он попытку Вязигина вступиться за Уманцева.
Роман по лицу Алексея, подсевшего к обедающим, понял что разговор с Вольдемаром шел о нем и что тот задумал нечто весьма неприятное. Он постарался как бы невзначай поймать взгляд Вязигина. На его немой вопрос, тот ответил: «Все плохо!»
Роману расхотелось есть. Тоскливо заныло сердце. «Господи, ведь я уже почти у цели. Ну чего этот недобиток Вольдемар привязался ко мне?»
Тут он заметил, что Алексей смотрит на него. Он догадался, что тот решил действовать. Уманцев на секунду закрыл глаза, показывая, что понял. Вязигин неторопливо поднялся и пошел к реке. Роман, приняв рассеянный вид, последовал за ним. Вольдемар, который в отдалении от других разговаривал с двумя наемниками, заметил их продвижение.
Алексей крикнул Уманцеву:
- Поторопитесь!
Роман прибавил шаг. Вязигин стал толкать лодку к реке. Роман принялся ему помогать. Они уже забрались в лодку, как к ним присоединился Вольдемар и двое наемников.
- Куда это вы? – с едкой иронией в голосе спросил он у Алексея.
- Да вот решили, хватит прохлаждаться. Пора отплывать.
- И вы думали, что вам удастся отчалить прямо у нас на глазах?
- Нет. Я не столь наивен. Просто, если бы я предложил вам немедленно двигаться вперед, вы из внутреннего противоречия ответили бы, что стоит еще немного отдохнуть. Ведь командуете вы!
- Какое тонкое понимание чужой психологии! - воскликнул Вольдемар и посмотрел на берег.
Наемники, завидев, что их командир уже в лодке, тоже стали собираться.
- Нагоните нас! – крикнул им Вольдемар, махнув рукой.
Двое его людей села на весла. Река здесь была не очень широкая, и ветви деревьев иногда почти сплетались над головами плывущих.
Роман исподлобья поглядывал на Вольдемара. «Даже если бы Алексей решил напасть на них, то трое против одного… Ведь я – ноль. Ни черта не умею: ни стрелять, ни драться. Меня пихнут ногой – и я на дне лодки или в воде. А ему с троими не справиться. Так что, он сдаст меня?»
Уманцев с тревогой взглянул на Вязигина, который спокойно смотрел куда-то в сторону, думая о чем-то своем. После обеда все отяжелели. Гребцы лениво работали веслами, предоставляя быстрому течению самому нести лодку вперед.
Роман поминутно поглядывал на Алексея, пытаясь прочесть по его лицу, что делать? Но Вязигин по-прежнему не обращал на него никакого внимания.
«Сдал, гад!», - решил Уманцев и стал прикидывать, как бы ему удрать.
На носу лодки дремал безразличный ко всему Вязигин. На передней скамье подавленный тяжелыми предчувствиями сидел сам Роман, сразу за ним расположились двое гребцов и Вольдемар.
«Течение здесь быстрое, крокодилов нет, - размышлял Уманцев. – Может, броситься в реку? Ну так один выстрел и все… А может…»
И тут его глаза широко открылись от удивления. Вязигин чуть приподнялся и сделал несколько быстрых и странных движений рукой. Что-то взметнулось в воздух, длинное, извилистое, потом еще и еще.
Уманцев так и не сообразил, что это было, пока не услышал проклятий, посылаемых гребцами и Вольдемаром.
- Не двигаться! – крикнул им Алексей, направив на них пистолет.
- Роман! – обратился он к окаменевшему от удивления Уманцеву. – Быстро! - кинул он ему веревку. – Свяжите им руки!
Уманцев схватил веревку и с неприсущим ему проворством связал покорно заведенные под дулом пистолета за спину руки гребцов и Вольдемара.
- Вы что, с ума сошли?! – весь багровый от ярости завопил Вольдемар, стараясь перекричать изрыгавших угрозы наемников. – Неужели вы пойдете на подлость из-за этого шпиона?
- Успокойтесь! – прикрикнул на него Вязигин. – Это я вам не даю совершить подлый поступок.
- Я просто хотел вернуть человека на Родину, - примирительно отозвался Вольдемар.
Тут только до Уманцева дошло, что сделал Вязигин. Он с невероятной ловкостью набросил одно за другим три лассо на шеи наемников и теперь они были у него на поводках, словно собаки. Картина - презабавная.
- Он вас об этом не просил, - заметил Алексей.
- Предупредительность – положительная черта моего характера, - ответил ему Вольдемар.
Вязигин усмехнулся, поднялся на ноги, лодка как раз проплывала под склонившимися к воде деревьями, ухватился за толстую ветку, перекинул через нее концы трех веревок и затянул их, скомандовав своим подопечным:
- Быстро в воду!
Размышлять было некогда, иначе они рисковали быть задушенными. Почти одновременно трое наемников прыгнули в воду, не успев даже послать проклятий в адрес Вязигина.
Роман не удержался от смеха, глядя на торчавшие, точно поплавки из воды, головы наемников. Ногами они, видимо, касались дна и старались держаться чрезвычайно ровно, вытягивая, словно на плацу, шеи, чтобы слегка приспущенная петля не затянулась и не задушила их.
- Мы еще встретимся! – донесся до них голос Вольдемара.
- Не сомневаюсь! – крикнул в ответ Вязигин.
Роман хлопал себя ладонью по колену и хохотал.
- Ну ты!.. – он спохватился. – Вы даете! А я сразу не сообразил, что это вы рукой размахиваете. И главное, мгновенно. Вжик-вжик и все!
Но вдруг он посерьезнел.
- А если нас те нагонят? Тогда даже вам не сдобровать.
- Не нагонят! – берясь за весла и гребя к берегу, проговорил Вязигин.
- Выходите, - сказал он Роману и передал ему свой рюкзак и автомат.
Роман вышел на берег, а Вязигин вновь выплыл на середину реки. Сложил весла и прыгнул в воду.
- Ну вот, - убирая со лба мокрые волосы, сказал он, – пусть преследуют лодку.
- А жаль! – протянул Роман, глядя вслед удаляющейся посудине. – На ней было удобно путешествовать.
- Что поделаешь? Нам надо заметать следы, - ответил Алексей, перекидывая рюкзак и автомат через плечо.
Минут через пятнадцать после того, как они скрылись в зарослях, причем, чтобы не наследить, они пробрались в них по одиноко растущим на берегу пучкам травы, появились две лодки, в одной из которых сидел злой, красный и мокрый Вольдемар.
* * *
Алексею и Роману вновь пришлось идти через джунгли. Дышать было трудно, но немного легче, чем раньше, и вообще, на третий день Уманцев стал замечать, что джунгли постепенно редеют, это навело его на мысль, что они близки к концу пути. Его лихорадило от внутреннего волнения.
«Осталось несколько дней до свободы, несколько дней до новой жизни. Что мне пришлось перетерпеть за нее!.. – Взгляд Романа задержался на спине шедшего впереди Алексея, и какая-то не новая, но неприятная мысль заставила его скривиться. – Да, - вернулся он к своим размышлениям, - столько пришлось пережить, что никто не поверит. Ирка в первую очередь, зато дети… Стоп! Какая Ирка, какие дети? У меня никого нет. Я - новый человек. Никто не знает моего прошлого. Никто! Иначе шантаж неизбежен. – Уманцев замедлил шаг, полностью отрешившись от настоящего, в стремлении просчитать будущее. – Я не собираюсь возвращаться в Союз, а Вязигин будет ждать от меня посылку, - досадливо поморщился Роман. - Прождав месяца три, он приступит к поискам: пойдет по моим следам, начиная с того места, где мы расстанемся, и без особого труда вычислит, что я скрылся на Запад. С помощью своих друзей, белогвардейских потомков, разыщет меня и потребует алмаз. Ах, Вязигин!.. Он благороден, насколько может быть благороден наемник, но он не даст мне житья!.. – Роман с тоской посмотрел в спину Вязигина. – Достать пистолет и выстрелить. Не промахнусь!..» Рука, еще не получив команды, потянулась к поясу.
Алексей неожиданно повернулся.
- Может, отдохнем и перекусим?
Роман торопливо кивнул.
Алексей огляделся и бросил неподалеку от дерева рюкзак. Роман сел напротив и, достав флягу с водой, стал пить.
«Я должен от него избавиться!..» - пронзила его голову мысль.
Вязигин тем временем развязал рюкзак и вынул банку консервов.
- Последняя, – с улыбкой заметил он. – Но мы уже почти пришли. Так что можем ее прикончить, не думая о завтрашнем дне.
Они поели, причем Роман был весел и оживлен. Алексей, выпив виски, мечтательно полуприкрыв глаза, сказал:
- Вы увидите Россию!..
«Далась вам эта Россия! – мысленно фыркнул Уманцев. – Можно подумать, что это лучшее место на земле».
- Да, - ответил он и озарил свое лицо задумчивой улыбкой. Затем вздохнул. Пусть Вязигин думает, что он вспоминает о семье и ждет не дождется возвращения домой.
Дождь в этот день шел с большими перерывами. Едва он прекращался, как появлялось солнце и жгучими лучами пронизывало зеленую гущу джунглей. Вот и сейчас его лучи зайчиками отразились от мокрой толстой ветки, прямо над головой Вязигина.
Роман еще раз вздохнул, потянулся, расправил плечи и широко зевнул. Если бы Алексей не задумался о недостижимой для него России, он бы заметил, что зевок у Романа вышел кривой, а взгляд застыл от неожиданности.
Ветка, отражающая солнечные зайчики, вдруг на глазах Уманцева начала удлиняться и как-то странно изогнулась.
«Змея!» – похолодел Роман и уже хотел было предупредить Алексея, но в последнюю секунду удержался.
«Аспид!» – подумал он, леденея от ужаса. Почему он решил, что это аспид, он и сам бы не смог объяснить.
Алексей замер, он тоже увидел свесившуюся с ветки прямо перед ним змею. Он боялся отвести от нее глаза, боялся пошевельнуться и недоумевал, отчего не стреляет Уманцев. Собрав всю волю в кулак, Вязгин на миг оторвал взгляд от змеи и глянул на Романа.
«Помоги! Убей ее!» – кричали его голубые глаза. Но Роман не двигался.
«Да, хуже нет, чем сгинуть в таком гнусном месте. Ничего не останется, даже креста. Был и, будто бы, не был…» – подумал Уманцев, глядя на Вязигина непроницаемыми глазами.
Вязигин осторожно расстегнул на поясе кобуру и взялся за рукоятку пистолета… Змея скрутилась, как пружина, оторвалась от ветки и обвила шею Алексея. Еще миг он был жив…
Когда аспид стал сползать с груди Вязигина, Роман, брезгливо сморщившись, выстрелил в него, а затем отшвырнул ногой.
- Н-да, – пробормотал он. – Вот как в жизни бывает… - и склонился над Алексеем, пытаясь разглядеть, жив тот еще или нет.
Говорят, что ужаленный аспидом впадает в прострацию и постепенно, точно засыпая, умирает.
Уманцев снял с еще теплого пальца Вязигина перстень. Вынул из его планшета пачку долларов и карту. Заглянул в рюкзак, но ничего стоящего своего внимания не нашел. Так, чепуха! Несколько фотографий…
ГЛАВА 9
Роман с все возрастающим радостным изумлением замечал, как постепенно редеют джунгли. Он вынул карту и постарался сообразить, где же все-таки находится. Прикидывал и так и этак, но ничего не получалось.
- Только бы не сбиться с пути, - повторял он, озабоченно глядя по сторонам, хотя по правде говоря, как можно сбиться с пути, которого нет.
Наконец он услышал шум мотора.
- Машина! – радостно пробормотал Уманцев, прячась в кусты, чтобы рассмотреть, кто едет.
Из-за поворота показался старый джип, в котором ехали ангольцы. Роман успел заметить, что они не вооружены. Значит, мирное население. Он выскочил и закричал им вслед:
- Стоп! Стоп! Хелп!
Один из ехавших услышал его и оглянулся. Роман стоял на дороге, призывно размахивая руками:
- Стоп! Хелп! – повторял он.
Джип остановился. Люди настороженно смотрели на незнакомца. Уманцев поспешил к ним.
Кроме «Хелп!» он ничего не мог сказать. Ангольцы пожали плечами и жестом предложили сесть к ним. Их было четверо. Роман вскочил в кузов и взялся за поручень. Машина помчалась вперед.
Куда он ехал? На чьей территории находился, ему было неизвестно. Но на всякий случай у него были готовы две легенды. По одной, он – советский специалист, по другой – литовец, бежавший из СССР.
Джип въехал в небольшой поселок. Остановился перед домом с цивилизованной вывеской «Hotel». Один из спутников Уманцева пригласил его последовать за ними. Роман охотно повиновался. Внутри «отеля» имелись столы, стулья, барная стойка и даже диван.
Роман подошел к стойке и знаком попросил виски для себя и своих спутников. Все сели за стол и попытались поговорить, но так и не смогли понять друг друга. Тогда Уманцев вынул карту и предложил показать ему, где они находятся. Карта пошла по рукам, причем каждый указывал разные места.
«Ладно, - решил Роман. – Переночую здесь. Место вроде приличное, хотя… Впрочем, выбора у меня все равно нет. Устал. Придется рискнуть…»
Виски развеселил всех. «Отель» постепенно наполнился шумным чернокожим народом. Кто-то заиграл на гитаре. Роман блаженно улыбался, отчего-то решив, что все опасности позади.
Зазывно покачивая бедрами, к нему подошла мулатка. Симпатичная, с блестящими наглыми глазами. Он и не заметил, как она оказалась у него на коленях. А когда заметил, то отпустить ее уже не смог.
- Женщина! – восторженно повторял он, гладя ее по бедрам. – Женщина!..
Желание, горячее, страстное, ни разу с такой силой им ранее не испытанное, переполнило его. Казалось, если он сейчас не уединится с этой женщиной, то его разорвет на куски…
Она это поняла и, сказав что-то хозяину, повела его в соседнюю комнату. Роман стиснул женщину и повалился с ней на кровать. Она хотела поиграть с ним, но не успела. Роман зарычал, точно придя в ярость, и со сладостным бессилием обмяк на ней. Она полежала-полежала. Потом выругалась и выползла из-под него. Хотела подняться и уйти, но он успел ухватить ее за руку, прошептав:
- Подожди.
Она не поняла слова, произнесенного на незнакомом языке, но догадалась о его смысле и осталась.
Роман вновь стиснул ее. Теперь он уже немного контролировал себя и постарался продлить удовольствие, ощущая под собой нежное женское тело. Она тоже стала входить во вкус, но Уманцев опять зарычал, подобно льву, вонзившему когти в добычу, и выплеснул свою энергию. Она уже не делала попытки уйти, за доставленное удовольствие надо получить с клиента плату. Она удобнее сбила подушку, полагая, что после столь бурного окончания ее партнер проспит до утра. Но Роман опять навалился на нее. И заснул только под утро, будто провалился в бездну, но не холодную и зловещую, а убаюкивающую.
Отоспаться Уманцеву не удалось. За время пребывания в джунглях у него выработалась способность спать очень чутко, поэтому легкий шорох насторожил его. Первое, что мелькнуло в сознании: он в джунглях. Потом вспомнился отель, виски, женщина. Он слегка приоткрыл глаза и увидел, что нагая женщина вертит в руках его пояс. Вот она настороженно оглянулась. Уманцев понял: она нащупала алмаз. Женщина на цыпочках приблизилась к нему. Роман плотно закрыл глаза. Он почувствовал, как она наклонилась над ним, прислушиваясь к его ровному глубокому дыханию. Затем вновь отошла и принялась ощупывать пояс. Несколько раз она замирала, по-видимому, пытаясь сообразить, как же ей лучше поступить.
Придя к решению, быстро оделась. Вытянула из планшета пачку долларов, скрутила пояс, грациозно приподнялась на пальчики, тряхнула волосами цвета непроглядной ночи и сделала шаг к двери, уже протягивая руку, чтобы открыть ее.
И вдруг что-то большое и теплое навалилось на нее сзади и потянуло к кровати, зажав ей рот. Через мгновение она увидела глаза Романа. Ее губы под его ладонью пытались растянуться в виноватой улыбке. Взгляд исполнился мольбой о прощении ее глупой женской натуры. Так они смотрели друг на друга. Она лежа, а он, склонившись над ней, упираясь одним коленом в кровать. Она думала, что он сейчас отпустит ее, разразившись руганью. Ну да не беда, ей не привыкать. А потом вновь воспользуется ее телом, не заплатив ни цента. Но он не двигался, глядя на нее остекленевшим взглядом. Она попыталась пошевелиться и что-то промычала. Уманцев вздрогнул. Тревожно оглянулся.
«Если я ее отпущу, мне отсюда с алмазом не уйти. Она тотчас оповестит, что у меня в поясе зашит крупный камень…»
Он еще раз оглянулся на дверь, взглянул в окно. Светало.
«Надо удирать!» – решил Уманцев и убрал руку с ее рта. Она улыбнулась и хотела что-то сказать, но вместо этого глаза ее полезли из орбит. Она открыла рот, но издала лишь глухой хрип. Шея у нее оказалась тонкой, жилистой... Уманцев даже немного вспотел. Впрочем, может, от непривычки. Мыслей не было. Он не отдавал себе отчета, что душит женщину. Она была для него всего лишь досадной случайностью, которая может помешать ему скрыться. Просто, таким образом, он пытался изменить сложившиеся не в его пользу обстоятельства.
По телу женщины прошла крупная дрожь, и она стихла.
Роман расправил ее волосы на подушке, прикрыл веки.
Стараясь не шуметь, отошел от кровати, оделся. Спрятал доллары в планшет, застегнул пояс. Подошел к окну, выглянул. На улице не было ни души. Чтобы сбить с толку тех, кто войдет в эту комнату, оставил на комоде десять долларов, как плату за ночлег, и пятьдесят долларов вложил в руку женщины. «Пусть похоронят, как следует», - великодушно решил он и выпрыгнул в окно.
Крадучись, пробрался вдоль стены, пересек проулок между «отелем» и соседним, похожим на сарай зданием, потом миновал еще несколько подобных и очутился на краю большого поля.
«Куда идти? – возник вопрос. - Да хоть куда, лишь бы подальше отсюда».
* * *
И вдруг Роман завертел головой, с непонятной тревогой вглядываясь в небо. До него донеслось урчание самолета. Он присмотрелся и увидел, что небольшой самолет идет на посадку. Уманцев со всех ног помчался к нему.
Когда он подбежал, из самолета уже выгружали ящики. Он бросился к летчику и, протягивая деньги, принялся горячо просить, указывая рукой на небо:
- Гоу он! Гоу он!
Летчик взглянул на деньги и что-то сказал.
Уманцев беспомощно моргал ресницами, жалко кривил губы, бормоча:
- Не понимаю! Ай доунт андестенд!
Летчик усмехнулся и, ткнув его пальцем в грудь, спросил:
- Франсэ?
Роман отрицательно завертел головой и несколько раз произнес:
- Литва! Литва!
Летчик, пытаясь понять, повторил следом за ним:
- Литва. Литва.
А Роман уже махал руками, точно крыльями, повторяя:
- Флай! Флай! - и, вспомнив популярную песню, подпел: - Ап-ап тчу зе скай!
Летчик расхохотался и кивнул:
- O`key!
В это время работники аэродрома закончили дозаправку самолета, и летчик, указав сначала на себя, а потом на самолет произнес:
- Амбриш.
Уманцеву было все равно, лишь бы поскорей удрать отсюда. Нервно улыбаясь, краем глаза следя за дорогой ведущей к полю, он энергично закивал:
- О`кэй! О`кэй! - и полез в кабину.
Но летчик отрицательно помотал головой и жестами объяснил, что сначала он примет груз, перекусит, поболтает с приятелями, а уж потом…
- Ноу! Ноу! – чуть ли не угрожая, затвердил Роман. - Флай! Нау! Флай! – и добавил к предложенным деньгам еще три сотенные купюры. – Нау!
Парень постоял, подумал, что-то крикнул сидевшим неподалеку грузчикам и те принялись заносить какие-то тюки и ящики в самолет. Роман для верности поспешил занять место в кабине. Погрузка уже была окончена, а летчик все болтал с приятелем. И тут Роман увидел, что к полю, размахивая руками, бежит женщина. Он понял, она из «отеля».
Уманцев выпрыгнул из самолета, протянул летчику еще сотенную и крикнул:
- Нау!
Тот причмокнул губами и пожал руку приятелю.
Самолет разбежался и взмыл вверх. Роману было видно, как запыхавшаяся женщина изо всех сил стала размахивать руками, прося летчика немедленно вернуться.
Уманцев испугался, что летчику по рации могут сообщить о случившемся. Но тот вывел самолет на курс и включил музыку.
Спустя два часа самолет приземлился. Летчик повернулся к своему пассажиру и, улыбаясь, сообщил:
- Амбриш.
Роман пожал ему руку и спрыгнул за землю. Это был большой аэродром. Теперь надо было немедленно найти какой-нибудь самолет западной авиакомпании и попросить политическое убежище. Но несмотря на мысли, побуждавшие к действию Уманцев, совершенно растерявшись, стоял, озираясь по сторонам.
«Как это просить убежище? И на каком языке? О Господи! Как же быть?»
Он подошел к одному из самолетов. Попытался поговорить с помощью нескольких английских слов и жестов с летчиком. Но тот, усмехнувшись, отрицательно мотнул головой, а когда Роман принялся настаивать, оттолкнул его. Уманцев метался по полю, приставая то к одним, то к другим. Его заметили служащие аэродрома. Они остановили его, попытались выяснить кто он, но ничего не добившись, заставили пойти с ними.
Роман испугался не на шутку.
«Сейчас арестуют, обыщут и все, что я пережил, окажется напрасным». Проходя мимо самолета с красным крестом, он замедлил шаг и завопил:
- Хелп! Хелп!
На трапе появилась женщина лет пятидесяти в форме защитного цвета. Она вопросительно взглянула на Уманцева. Он, вкладывая в голос мольбу, повторил:
- Хелп!
Женщина сошла с трапа и попросила служащих аэродрома остановиться. Те согласились, так как им самим хотелось выяснить, на каком языке говорит этот странный белый человек.
Женщина подошла к Роману и обратилась к нему на английском. Он отрицательно покачал головой. В ответ на вопросы, заданные на немецком, французском, он вновь замотал головой.
- А! – словно обрадовавшись, воскликнула женщина. – Русский?!
Роман растерялся. Как ответить? Ведь он не знал на чьей территории находится, УНИТА или МПЛА. Кашлянул и осторожно, пытаясь по реакции женщины сразу определить степень грозящей ему опасности, ответил:
- Литовец.
- Ли-то-вец? – старательно по слогам повторила та. – Но вы говорите по-русски?! – с заметным акцентом уточнила она.
- Да! О да! – закивал Роман. – Я говорю по-русски.
Женщина оглядела его.
- Вы не ранены?
- Думаю, что нет. Я очень устал. Я больше месяца пробирался сквозь джунгли. У меня нет сил. Я хочу вернуться в… - он замялся и выбрал обтекаемое понятие, - в Европу.
- Да, конечно, – ответила женщина с красным крестом на значке, который Роман рассмотрел у нее на груди.
В этот момент на трапе появились двое мужчин. Она заговорила с ними по-немецки. Роман чуть не вскрикнул от радости. Он почему-то сразу решил, что это немцы из ФРГ.
- Помогите мне, - произнес он, обращаясь к ним.
Женщина перевела его просьбу. После этого они вместе со служащими аэродрома пошли в здание администрации.
«Только бы они меня никуда не сдали. Только бы довезли до Германии!» - как заклинание твердил Уманцев.
- Вы, наверное, голодны? – спросила женщина и представилась: - Меня зовут Берта.
- Роман, - бросил Уманцев и, не переводя дыхание, произнес: - Да, очень! Я очень голоден.
- У вас есть документы?
- Нет, – сокрушенно опустив голову, ответил он. – Дело в том, что я подхватил лихорадку, и меня в бессознательном состоянии совершенно случайно нашли жители какой-то деревни и выходили. Но вот документы пропали. Вероятно, они взяли их как сувенир.
- Но кто вы? Мне же надо знать, за кого просить.
Роман хотел ответить, но от страха совершить ошибку у него сел голос.
- Я… - просипел он, - инженер Роман Уманцев. Работал… на «Катоке».
Берта остановилась и, сдвинув брови, посмотрела на него.
- Вот как! – тихо воскликнула она и еще решительнее зашагала вперед.
- А вы… вы из Германии? – рискнул узнать у нее Уманцев.
- Да, - ответила Берта, здороваясь за руку с каким-то, по-видимому, местным начальником.
- А из какого города?
- Из Виттенберга, - бросила она, уже разговаривая с приземистым чернокожим мужчиной.
Роман тоскливо оглянулся. Хотелось есть и пить. Но Берта успела отдать распоряжение. Несколько минут спустя появился молодой человек, который предложил жестом последовать за ним. Уманцев насторожено посмотрел на расхаживавших по холлу служащих аэродрома и военных. Встал, сделал пару шагов, ожидая, что сейчас его схватят. Но никто не обратил на него внимания. Молодой человек провел его в соседнюю небольшую комнату, усадил за стол, поставил перед ним несколько лотков, пакетов и бутылку воды. Улыбнулся, пожелал приятного аппетита и ушел. Роману удалось сдержать себя, чтобы не наброситься на еду. Он постарался сохранить лицо. А вдруг за ним наблюдают?! «Можно есть с жадностью, но не как изголодавшаяся свинья», - говорил он себе, в то же время желая побольше запихнуть в рот каких-то дивных бутербродов, пирожных, обильно запивая их, как он успел прочесть на бутылке кока-колой. О каким божественным показался ему этот напиток! Поев, он собрал упаковки в самый большой пакет, оставив себе целлофановую оболочку, прикрывавшую лоток с салатом.
В комнату заглянула Берта.
- Я сказала, - быстро начала она, - что у вас больное сердце, что вы нуждаетесь в немедленной госпитализации. Вы можете сыграть приступ?
Роман, не мигая, смотрел на нее.
- Могу, – от волнения шумно сглотнув слюну, ответил он.
- Тогда возвращайтесь на место. И немного погодя начинайте.
Уманцева прошиб пот. Он пожалел, что никогда не участвовал в художественной самодеятельности.
Вернувшись на прежнее место, он постарался припомнить, как ведут себя люди, у которых бываю сердечные приступы. Но, как назло, все его друзья, знакомые, сослуживцы имели здоровое сердце. Тогда ему вспомнился какой-то фильм и он, внутренним зрением следя за актером, всплывшим в его памяти, стал повторять его действия.
Тяжело привалился к спинке стула, приоткрыл рот и принялся жадно глотать воздух, мысленно внушая себе, что должен мертвенно побледнеть. Затем приложил руку к сердцу, сморщился, склонив голову к плечу. Берта, что-то доказывавшая местному начальнику, обернувшись и заметив корчившегося на стуле Уманцева, бросилась к нему.
- Вам плохо? - наклонившись, спросила она.
- Да, - выдавил из себя Уманцев. – Сердце. Опять.
Берта выпрямилась и стала наступать на начальника. Тот сдался, махнув рукой. Берта тут же послала молодого человека из своей команды за носилками. А сама протянула Уманцеву валидол. Уманцев продолжал морщиться и тихо постанывать.
Молодой человек вернулся с двумя санитарами, которые в мгновение ока уложили Романа на носилки и с комфортом доставили на борт самолета. Там уже находилось несколько, по всей вероятности, тяжело раненых.
Роману предложили лечь на аккуратно застеленный голубой простыней матрас. Он лег и приказал себе не смыкать глаз до тех пор, пока самолет не взлетит. Это оказалось невероятно трудно. После обильного и вкусного обеда, после исчезновения постоянно гложущего ощущения опасности до головокружения хотелось спать. Но страх за алмаз каждый раз встряхивал погружавшегося в сон Уманцева.
«Неужели я вот так запросто окажусь не где-нибудь, а в ФРГ? Надо же, повезло. А я собирался сначала на остров, потом в Португалию, а потом… даже не знаю куда. А тут ФРГ. Здорово! И еще повезло, что познакомился с Бертой. Она знает русский, она поможет сориентироваться. А вдруг она из ГДР? Точно ли этот, как его, Виттенберг, в ФРГ? А если нет? – Уманцев стал припоминать известные ему названия городов федеративной и демократической республик. – Кельн – это ФРГ, Мюнхен – тоже, и Дюссельдорф, - вспомнив футбольную команду, добавил он. – Дрезден, Берлин – это ГДР. Черт возьми, а Виттенберг? По-моему, все-таки, ФРГ», - успокоился он.
По поведению команды он понял, что самолет готов к взлету. Последней на борт поднялась Берта и какой-то мужчина, по-видимому, самый главный. Уманцеву хотелось узнать, действительно ли они летят в ФРГ, но внутренний голос посоветовал ему не торопиться.
После взлета Берта подсела к Роману и попросила подробно рассказать его историю. Уманцев прикинул, что если они летят в ГДР, то встреча с сотрудниками из комитета Госбезопасности ему обеспечена. Если же они летят в ФРГ, то... В любом случае он решил честно рассказать все, что с ним случилось, умолчав лишь о некоторых не столь важных, с его точки зрения, моментах.
- Какой ужас! – не выдержала Берта, услышав о живом факеле. – Я все не верила, когда прочла о случившемся в газетах. Признаюсь, думала, что это очередная уловка КГБ, - она задумалась. – Это просто чудо, что вам удалось спастись. Ну а дальше?
Уманцев продолжил, не забывая при этом корректировать свой правдивый рассказ.
- Ну что ж, - тяжело вздохнув, сказала Берта, когда он окончил повествование. – Отдыхайте. Мы еще побеседуем перед посадкой в Берлине.
Уманцев подскочил на своем матрасе.
- Где?
- В Берлине, - повторила Берта и удивилась, отчего он так встревожился.
Уманцев поторопился изобразить улыбку.
- А! Ну да!.. А я… я почему-то решил, что мы сразу в Москву.
Она похлопала его по плечу.
- Отдыхайте.
«Ничего себе, отдыхайте! – мысленно пробурчал Роман. – В Берлине меня сразу подхватят под мышки КГБисты. Разденут, обыщут, начнут допрашивать до синевы в глазах. А как же алмаз? Да и мелочи алмазной у меня много. Неужели придется?.. – он почувствовал, как от страха у него похолодело внутри. – Ведь это опасно. Ведь можно умереть», - но несмотря на грозившую ему опасность, он уже для себя решил, что сделает это. Нужно только было выбрать время, когда: сразу по прилету в Берлин или подождать до Москвы?
Решил, что по прилету в Берлин, так как был уверен - ребята в строгих костюмах его обязательно будут встречать. Едва Роман немного успокоился, придя к решению, как сон стал одолевать его, и сил сопротивляться уже не было. Последнее, о чем подумал Уманцев, это как бы не проспать, успеть сделать необходимое.
Роман проснулся и понял, что самолет идет на посадку. Он взволнованно приподнялся на локте, ища в салоне Берту, но ее не оказалось. Тогда он подошел к молодому человеку в форме.
- Берлин? – показывая рукой вниз, спросил он.
Тот сначала не понял, а потом отрицательно замотал головой.
- No, Cairo.
- А, - переведя дыхание, перехваченное спазмами страха, - протянул Роман и подумал: - «Наверное, на дозаправку. Тогда можно еще вздремнуть».
Когда самолет приземлился, Уманцеву вновь предложили поесть. Он не отказался. Особенно ему понравилась кока-кола. Она так ароматно щекотала в носу и цветом напоминала крепкий квас. А Роман почему-то думал, что она должна быть прозрачной, как минеральная вода.
Уловив момент, Уманцев попросил у молодого человека в форме иголку и нитку, показав, что ему надо зашить оторвавшийся нагрудный карман. Тот принес ему швейные принадлежности.
После дозаправки самолет взял курс на Берлин. «Эх, если бы на Бонн, - мысленно вздохнул Уманцев. – Ну да видно, не судьба!»
Узнав, что до посадки в Берлине остался час, Роман весь похолодел.
«Может, не стоит так рисковать? – вопрос несколько минут оставался без ответа. – Но тогда зачем все это было? Нет! Должен!»
Уманцев поднялся и пошел в туалет. Грустное было занятие комкать долларовые купюры и смывать в унитазе. «А вот если бы летел в Бонн… да, не повезло… там сразу почувствовал бы себя человеком свободным. Что при мне – то мое. А теперь!.. Доллары – в унитаз, алмазы - в собственный желудок, - человек прибывает в лагерь… социалистический. Там за него решают, что его, а что нет».
Роман ножницами вспорол нитки на поясе и вынул потемневший, точно от обилия впитанной им крови, алмаз. Затем расстегнул булавку, которой был пристегнут к трусам мешочек и высыпал на ладонь пригоршню мелких камней. Вздохнул глубоко и прерывисто и отчетливо услышал, как сжавшееся от нехорошего предчувствия сердце, сбиваясь с ритма, отсчитывает удары. Но обратного пути у Романа не было. Он аккуратно расправил на полочке заранее припрятанный им кусок целлофана и завернул в него свои сокровища. Вдел нитку в иголку и тщательно зашил его со всех сторон. Опустил голову, сосредоточился, затем глянул на себя в зеркало, по возможности бодро подмигнул своему отражению. Правда, с трудом верилось, что это именно он сам и есть. Потому что вместо привычной выбритой физиономии на него смотрел заросший, почерневший человек с ввалившимися глазами.
Подождав еще с полминуты, он взял пластмассовый стаканчик, налил из-под крана воды, поднес ко рту малоаппетитный на вкус целлофановый пакетик, положил его на язык, но увы… Он не мог его проглотить, сколько ни пил воды, сколько ни делал жадных глотательных движений.
«Господи! Что же делать? Отдать аккуратно упакованный сверточек прямо в руки ребят из органов? Да ни за что! – рассвирепел Роман. – Рот себе разорву, а проглочу!».
Лицо его окаменело от напряжения, глаза, замерев на одной точке, смотрели в зеркало, ничего не видя. Он вновь наполнил стакан, положил на язык пакетик… и проглотил. В тот же миг он увидел себя в зеркале: беспомощного, испуганного. «Ведь если станет плохо, придется признаться, что я проглотил алмазы. Операцию-то сделают, камни вынут, а меня посадят за сокрытие. А может, и не посадят. Может, некого будет сажать. И получит Ирка груз, как там он у них называется?.. За каким-то номером, что ли?.. А мой алмаз в любом случае прикарманят».
Он уже собрался открыть замок, но спохватился: «Нельзя заранее обрекать себя на поражение. Если я столько вынес и остался жив, значит, и все, что еще предстоит, выдержу».
Роман приосанился и вышел из туалета. Проходя мимо одного из раненых, положил рядом с ним ковбойский пояс Варичева и вернулся на свое место.
Как ни готовил он себя психологически к встречи с сотрудниками в неброских, но хорошо сшитых костюмах, они все равно появились неожиданно, заставив его внутренне содрогнуться.
Едва самолет приземлился, в салон вошли двое. Берта уже ждала их и без лишних слов подвела к Уманцеву.
- Товарищи приехали вас встретить, - сказала она и тотчас отошла.
- Здравствуйте, Роман Дмитриевич, - приветствовал Уманцева один из них. – Меня зовут Виктор Захарович, а это, - указал он на своего спутника, - Петр Васильевич. Нам поручено встретить вас и сопроводить в Москву.
Уманцев изобразил радостное изумление. Затем придал лицу немного виноватое выражение за доставленные им хлопоты.
- Пойдемте! – указал ему на выход Виктор Захарович.
Уманцев с готовностью последовал за ним.
- Разве у вас нет вещей? – поинтересовался Петр Васильевич.
- Нет, - не задумываясь, - «Главное не задумываться, отвечать тотчас и смотреть в глаза», - придерживаясь выбранной им тактики поведения, ответил Роман. – Вернее, был рюкзак, но я его оставил там, - махнул он рукой. – Ведь он больше не нужен.
- А что в нем было?
- Да так… - Роман подробно, предмет за предметом перечислил вещи, находившиеся в его рюкзаке.
«Только бы мне раньше времени не захотелось в туалет. Ну да если что, проглочу опять, - подбадривал себя Уманцев. – Не станут же они за мной в туалете подглядывать».
Они спустились по небольшому трапу и сразу же сели в черный автомобиль.
«Ну кино, - подумал Роман, – как КГБ, так черный автомобиль. Хоть бы пару-тройку серых или темно-зеленых прикупили».
Далее все и шло так, как показывали в кино. Доверительная беседа с Виктором Захаровичем, который выражал сочувствие, говорил о скорой встрече с семьей. Затем жесткий, с беспрестанно повторяющимися одними и теми же вопросами, разговор с Петром Васильевичем.
Потом они выходили, входили, а Уманцев сидел на стуле перед столом в одном из кабинетов, как он догадался, здания советского посольства. Он порядком устал и пересел на диван.
В который раз вошел Виктор Захарович и предложил пойти помыться и поменять одежду.
- Пришлось немного подождать, пока для вас приобрели необходимое, - пояснил он с доброжелательной улыбкой. – Но, думаю, вы не в претензии. Мы побеседовали.
- Что вы, наоборот, - произнес с такой искренностью Уманцев, что даже видавший виды Виктор Захарович несколько опешил, - мне было необходимо выговориться. Понимаете, рассказать не кому-то, а своему, ну, советскому человеку, о том ужасе, который произошел в городке, о всех моих мытарствах по этим трижды проклятым джунглям…
- Да-да, я вас понимаю, - согласился Виктор Захарович и, проведя Уманцева по коридорам, пригласил войти в комнату, обставленную, как номер в гостинице.
- Здесь все необходимое, - указал он на пакет. – Примите душ и отдыхайте.
- Виктор Захарович, - глядя на него во все глаза, произнес Роман, - а когда же домой? В Москву? Я ведь по детям, жене соскучился… Признаться, думал, что вообще никогда их не увижу, - опуская глаза, проговорил он.
Виктор Захарович вытянул губы в трубочку, провел рукой по своей аккуратной круглой лысине и сказал:
- Полагаю, скоро. Первым же спецрейсом и полетим.
Оставшись один, Уманцев наполнил ванну водой, вылил в нее полфлакона какого-то шампуня и вдруг стал прислушиваться к себе. То ему казалось, что он хочет в туалет, то казалось, что пакет разорвался и алмазы высыпались в желудок. Он настолько побледнел, что даже заметил это, взглянув на себя в зеркало.
Сердце его учащено забилось, зрачки расширились, губы побелели, руки и ступни ног похолодели. Какое-то мгновение Роман был просто уверен, что пакет лопнул. Он даже стал ощущать режущие боли в желудке.
«Что делать? Идти признаваться? – ощупывая желудок, в тревоге размышлял он. – Точно, вот!», - ему показалось, что он нащупал алмаз и вдруг услышал, что в комнату кто-то вошел.
Страх, что за ним следят, мгновенно привел его в чувства. Обернув бедра полотенцем, он выглянул из-за двери и крикнул:
- Кто там? Это вы, Виктор Захарович?
Ответ раздался с легким опозданием:
- Нет! Простите, я просто пришла забрать вашу грязную одежду, - и в коридорчик, отделявший комнату от ванной, вошла милая, да что там, совершенно очаровательная девушка в темном платье и маленьком белом переднике, отделанном кружевами. Ее золотисто-русые волосы были собраны в хвост, а пышная челка высоко взбита.
- Можно? – улыбаясь, спросила она и протянула руку.
Уманцева заколотило от желания. «И руку протянула, - хватай и в койку. Эх, ванну не успел принять! А если это засада?.. – охладила его пыл досадная мысль. – Да наверняка! Ведь я не рассказал им, что был с женщиной. По их подсчетам я не знался с ними со дня отъезда из Москвы. Значит, я никак не смогу устоять перед этой… Ну и отлично! Сейчас по-быстрому приму душ… - он уже хотел попросить, чтобы девушка задержалась на минутку, как подумал: - А вдруг пакет лопнет от напряга, когда я ее?.. А может, и не надо с ней? Ведь я советский человек, значит, уже как бы и не мужчина, потому что определение «советский» должно нас напрочь лишать всех сексуальных желаний. Я семьянин! Да, я семьянин! Но?.. Черт, чего же они от меня хотят? Как им доказать, что я свой?! А!.. Все-таки, я мужчина!»
- Послушайте, как вас зовут? – спросил Уманцев, стоя в дверях ванной.
- Настя!
- Настенька, я сейчас!.. Сейчас вынесу тебе одежду. Подожди в комнате минут пять, ладно?
- Ладно! – охотно согласилась она, словно того и ожидала.
Роман принял душ, вылив на себя оставшиеся полфлакона шампуня, вновь обернулся полотенцем и в таком виде предстал перед горничной.
- Настя, - садясь рядом с ней на кровать, начал он.
- А где же одежда? – сделала она попытку подняться, но Уманцев удержал ее за руку, - и Настя не оказала ни малейшего сопротивления.
После она объяснила ему, отчего сдалась сразу.
- Ты не подумай, я ведь так только с тобой. Просто, как увидела тебя, голова закружилась…
А потом пошли вопросы, на которые уже заплетающимся языком, но охотно отвечал Уманцев. Он ни разу не сбился. В точности повторил то же самое, что рассказывал Виктору Захаровичу и Петру Васильевичу, но Настя об этом не знала и потому была довольна, что так ловко разговорила своего подопечного. Правда, один вопрос заставил его запнуться, однако он с блеском перевел свое молчание в подавленный с трудом вздох, отметив про себя, что следовало бы раньше найти столь очевидный ответ на вопрос о перстне на мизинце левой руки.
- Какой необычный, - обратила внимание Настя, проведя пальцем по перстню. – А инициалы не твои. Отчего? – с любопытством заглядывая ему в глаза, спросила она.
Роман хотел было приступить к подсказанной ему Вязигиным версии о приобретенной по случаю печатке, как его озарило: «АВ»! Алексей Вязигин, но те же самые инициалы можно образовать от Андрей Варичев. Он подавил подступивший к горлу вздох и сказал:
- Этот перстень я снял с руки моего лучшего друга, убитого наемниками УНИТА. Его звали Андрей Варичев.
- А!.. – протянула Настя и впилась взглядом в перстень. Но, по-видимому, как она ни вглядывалась в него, обоснованного подозрения он у нее так и не вызвал, и она вновь вернулась к расспросам о странствии Уманцева по джунглям.
Роману порядком надоело твердить одно и то же, поэтому он отключился и захрапел. Настя попыталась его растормошить, но все оказалось напрасным. Уманцев провалился в сон.
ГЛАВА 10
Проснулся Роман оттого, что кто-то тряс его за плечо.
- Вставайте! Да вставайте же! – с досадою твердил чей-то голос.
Уманцев открыл глаза и в неярком свете настольной лампы увидел Виктора Захаровича.
- Вас не добудишься!
- Устал, - сонно пробормотал Роман, с трудом приходя в себя.
- Одевайтесь. Мы улетаем.
- Куда? – поймав брошенную ему одежду, встревожился Уманцев.
- Как куда? В Москву! Решено немедленно доставить вас домой. Ведь вы единственный, кто остался в живых из специалистов, посланных на «Катоку». Только вы можете ответить на все вопросы. Так что давайте, давайте! – нетерпеливо подгоняя его, говорил Виктор Захарович.
Уманцев лишь догадывался, который был час. «Около четырех, наверное», - подумал он, выйдя на крыльцо, у которого их уже ждала машина.
Ночной воздух чуть освежил затуманенную голову Романа, но в машине его укачало, и по трапу он поднимался с одной мыслью: «Поскорее сесть в кресло и заснуть».
Виктор Захарович был чем-то явно расстроен.
«Из-за меня! – подумал Уманцев. – Меня не поделили. Еще бы! Я как подарок свалился в руки Виктору Захаровичу. Через меня мог бы и звездочку новую получить, а товарищи из Москвы меня перехватили. Нажали на кого следует, объяснили ситуацию, вот меня и везут, как важную персону, в столицу…» - широко зевнул он и тут же заснул.
Зато Виктору Захаровичу было не до сна. Он растолкал Романа, предлагая перекусить. Уманцев хотел было отмахнуться, но, увидев на подносе бутерброды с черной икрой, шумно сглотнул и согласился позавтракать.
Виктор Захарович все приставал с вопросами, ловко выстроенными в форме дружеской беседы. И ни с того ни с сего спросил его о перстне. Уманцев ответил слово в слово то же, что говорил Насте. Виктор Захарович попросил его снять печатку и показать ему. Роман пожал плечами и снял перстень с мизинца.
Виктор Захарович вертел его и так и этак, доставал лупу, смотрел через нее, но ничего интересного для себя не обнаружил. Почесал кончик носа. И молча вернул печатку Уманцеву.
Перед посадкой Роман пошел в туалет, браня себя за то, что слишком много съел. Хотя, если бы он после стольких дней полуголодного существования не набросился на еду, это вызвало бы подозрение.
Поход в туалет принес новые треволнения, от которых проступил на лбу пот. Роману показалось, что алмаз перекрыл все пути, и его вскоре разорвет от переизбытка переработанных продуктов жизнедеятельности. Он уже ожидал потоков крови от разодранных алмазом кишок. Но на этот раз обошлось. Роман с жалостью посмотрел на себя в зеркало.
«Что надо претерпеть, чтобы стать человеком, не существом, которым руководят и направляют, а человеком. А вдруг так и не стану?..» – спросил он у своего отражения, жалко моргавшего и поминутно облизывавшего сухие губы.
А воображение преподнесло ему версию его скоропостижной смерти от прорвавших целлофан алмазов.
«Врачи дураками не будут, успеют разжиться…» - вздохнул он, мысленно видя, как склизкими от крови руками в перчатках хирург и его ассистенты безжалостно терзают его внутренности в поисках рассыпавшихся алмазов.
Когда стали заходить на посадку, Роман позабыл обо всем, думал только об Ирине и детях. Представлял, какая будет радость, когда он появится дома.
- А что… что жене сказали? – заикаясь от волнения, обратился он к Виктору Захаровичу. – Сказали, что я погиб?
- Нет. О происшествии на «Катоке» родным погибших еще не сообщали. Прежде следует разобраться.
- Значит, Ирина ничего не знает, - проговорил Роман, отчасти огорчившись. Ему хотелось, чтобы Ирина помучилась, чтобы дети почувствовали, как это - остаться без отца. «А может, она наоборот вздохнет с облегчением?.. Нет, вначале, конечно, расстроится, начнет плакать, а потом как подумает, что избавилась от меня, неудачника, как подумает, что у нее появился шанс изменить жизнь… Э, нет, - ехидно ухмыльнулся он, - а двое детей? Кому она с ними нужна?! Значит, без сомнения расстроилась бы, сообщи ей товарищи, что я погиб…»
После приземления самолета сели в поджидавшую машину и поехали. «Наверное, на Лубянку», - подумал Роман и не ошибся.
Вошли в кабинет. Из-за стола поднялся человек с утомленным лицом и за руку поздоровался с Виктором Захаровичем.
- Вот, доставил вам Романа Дмитриевича.
- Да-да. Признаюсь, мы все были удивлены, что вам удалось спастись, - обратился к Роману хозяин, как он думал кабинета, но, оказалось, приемной.
На улице было пасмурно, окна прикрыты наполовину спущенными шторами, настольная лампа пригнута к столу, и уставший от перелетов Уманцев не заметил высоких дверей, ведущих в соседнее помещение.
Роман и Виктор Захарович сели на стулья. Им принесли кофе и бутерброды. Хозяин приемной, которого звали Аркадием Леонидовичем, принялся задавать Уманцеву вопросы, на которые он уже отвечал Виктору Захаровичу.
Через час он взмолился:
- Я устал. Я хочу встретиться с женой и детьми.
- Да-да, конечно, - согласился Аркадий Леонидович. – Но вначале с вами побеседует Матвей Ильич.
Уманцев кивнул. Он ждал час. Потом его одолела злость: «Да что же это такое? Я вернулся на родину, а меня к семье не пускают!» – забывшись от усталости, выпалил он свои мысли вслух.
- Сожалею, но Матвей Ильич занят. Вам придется подождать.
Уманцева увели в какую-то комнату и предложили вздремнуть на диване. Роман повалился и мгновенно заснул. Его разбудили, как ему показалось, минут через пятнадцать и опять повели в кабинет.
Лица Матвея Ильича он не видел. Слышал только голос. Вопросы он задавал те же самые, но несколько неоднозначно построенные, отвечать на них приходилось, добавляя новые подробности. В минуту передышки Роман подумал, что его оставят здесь на несколько дней, а то и вообще арестуют.
«Гады! Так или иначе, а алмазом они завладеют».
- Матвей Ильич, я хочу хоть на полчаса встретиться с женой и детьми, - сказал он. – Ведь я никуда не денусь.
- А зачем вам куда-то деваться? – слегка шевельнулся в густой тени Матвей Ильич.
- Да и я говорю, незачем. Но только тогда странно, почему меня не отпускают? Я отвечаю уже в сотый раз на одни и те же вопросы. Сколько же можно?
- Подождите в приемной, - сказал Матвей Ильич.
Роман с трудом поднялся и вышел в приемную. Время будто зависло. Он не представлял, который сейчас час. Его опять стало клонить ко сну, но неожиданная боль в левом подреберье вмиг привела его в чувства. Он выпрямился и стал прислушиваться к себе. «Может, показалось?» Нет, боль разрасталась. Роман переменил позу, чем сразу привлек к себе внимание Аркадия Леонидовича.
- Вам плохо? – участливо спросил он.
- Да, - несколько резко ответил Уманцев, - я устал. Я хочу спать.
- Подождите, скоро вас отвезут домой.
Боль принялась потихоньку поедать внутренности Романа. Потом она принялась поглощать его сознание, он уже с трудом контролировал свои действия. Уже несколько раз ему хотелось встать и сказать, что ему необходима срочная медицинская помощь. Но боль на несколько секунд оставляла его, и он, точно утопающий, вынырнувший на поверхность воды, старался сконцентрироваться, чтобы разобраться, насколько плохи его дела. Тошнота ползла от желудка к горлу. Роман с трудом загонял ее обратно.
«Все, - подумал он, - жду пятнадцать минут, и если они меня не отпустят, скажу, что проглотил пакет с алмазами…»
Раздался телефонный звонок, Аркадий Леонидович поднял трубку.
- Понял, - произнес он.
- Ну вот, Роман Дмитриевич, сейчас вас отвезут домой, - сказал он, подходя к Уманцеву. – Но вам плохо? Может, нужен врач? – склонился он к Роману.
Уманцев решил, что здесь не то место, где легко сходит обман, поэтому сказал:
- Да, чувствую себя неважно, но все, что мне нужно, это стакан чая и сон.
Аркадий Леонидович вызвал дежурного.
Роман молил, чтобы тот появился как можно быстрее. На его счастье, дежурный не заставил себя ждать. Уманцев последовал за ним. Боль отпускала на миг, чтобы вспыхнуть с новой силой.
На улице было уже совсем темно. Роман сел на заднее сиденье автомобиля, не веря в то, что его повезут домой. В голове все вертелись инструкции, данные ему Аркадием Леонидовичем. Вернее не инструкции, а легенда: он заболел воспалением легких. Купался в водопаде. Его лечили местные врачи, но началось осложнение, и потому он был доставлен в Москву. Его определили в госпиталь, где он прошел курс реабилитации. После чего ему разрешили вернуться домой. О том, что произошло в городке, о страшной гибели его коллег говорить было запрещено.
Когда машина остановилась, Роман недоверчиво глянул в окно и увидел подъезд своего дома. Обознаться он не мог, дверь висела на одной верхней петле. Внутри не горела ни одна лампочка.
- У вас есть спички? – обратился он к сопровождавшему его дежурному.
Тот недоуменно посмотрел на него, а потом догадался.
- Пожалуйста, - протянул он коробку.
Роман поблагодарил и вышел из машины. Боль прошла. Он даже чуть подпрыгнул, когда автомобиль выехал со двора, чтобы убедиться, что внутри все в порядке. Подпрыгнул и не ощутил никакого дискомфорта.
«Нормально!» – подбодрил он себя и осторожно заглянул в подъезд. Не хватало, чтобы его стукнул по голове какой-нибудь бандюга, когда он был уже у цели.
* * *
В подъезде пахло сыростью. Роман зажег спичку и стал подниматься на третий этаж. Вплотную подойдя к своей двери, остановился и принялся чиркать спичку за спичкой, боясь нажать не на тот звонок. Они были так близко прикреплены один к другому, что всякий раз кто-то нажимал не на ту кнопку. Уманцев нацелился на свою и послал длинный протяжный звонок. Никто не поспешил ему открыть. Он нажал вновь. Потом приложил ухо к двери, но кроме биения собственного сердца ничего не расслышал. «А вдруг меня обманули? А вдруг это не мой дом? – внезапно пришла ему в голову безумная мысль. - От этих можно ожидать всего чего угодно. Привезли неизвестно куда и опять начнут допытываться, как мне удалось выжить. А вообще странно, что меня отпустили, если действительно отпустили. Видно, события в стране разворачиваются. Раньше я бы, как пить дать, отсидел несколько лет за то, что другие погибли, а я нет». Он вздрогнул, услышав шаркающие шаги.
- Кто? – раздался сонно-настороженный голос, который он узнал бы из тысячи.
Роман открыл рот, чтобы произнести самое простое: «Я!», и не смог. Будто ком застрял в горле.
- Да кто там? – раздражалась Ирина.
«Сейчас уйдет, - подумал Роман, - решит, что хулиганы», - и он поскребся в дверь, выдавив из себя хрипло-жалобным голосом:
- Ириша, я… это я.
Ирина, по всему видно, остолбенела. А потом спросила:
- Кто?
«Ну, опять пошли вопросы по кругу, будто ее подучили».
- Да я это, я! – рявкнул Роман, и дверь открылась.
- Рома! – повисла у него на шее Ирина. Голова ее была покрыта платком, из-под которого торчали бигуди.
- Рома!
- Не ори! - шепотом прикрикнул он на нее и вошел в насквозь провонявший коридор, но если принюхаться, то жить можно. Во всяком случае, никто на памяти Уманцева еще не умер. А воняло многослойно, с турбулентным эффектом, стойким запахом собранных в одной квартире двадцати жильцов, не отличающихся чистоплотностью.
Но Уманцеву было не привыкать. Он схватил жену за руку, и они прошмыгнули в свою комнату.
- Рома, - не унималась Ирина.
Уманцев сел на диван. «Так, могли поставить прослушку, когда узнали, что я жив», - заработала система самосохранения. Он поднялся, оттолкнул от себя Ирину, которая от неожиданности даже слова не произнесла, и принялся обследовать комнату. Хорошо, что всего 16 кв.м.
«Куда обычно устанавливают прослушивающие устройства? - размышлял Роман, опять-таки вспоминая фильмы. – Люстра, приемник, телевизор, вазы, фотографии на стенах».
Обыскав квартиру, Роман в изнеможении опустился на диван.
- Рома, что случилось? Что с тобой? – боясь приблизиться к нему, причитала Ирина.
Он поманил ее рукой. Она подошла, с тревогой вглядываясь в его лицо.
- Не бойся, я с ума не сошел. Лучше скажи, никто за это время из незнакомых людей по ошибке не заходил к нам в комнату?
Ирина задумалась.
- Нет. Да и кому к нам заходить?
Уманцев откинулся на спинку дивана. Ирина засуетилась.
- Ромочка, я сейчас диван раздвину, а то одна…
- Не суетись, сядь, - притянул ее к себе Роман, и вдруг опять боль. Он не удержался от стона.
- Что? Тебе плохо?
Роман закусил губу.
- У нас есть слабительное?
- Что? – с идиотским выражением уставилась на него Ирина.
- Слабительное! – прорычал Роман, корчась от боли.
- Нет, откуда? Я не употребляю.
«А дьявол, если пошлю ее в аптеку, могут узнать. Ведь наверняка оставили наружку», - точно заправский шпион, подумал Роман.
- Ну придумай, чем можно заменить?
- Так я у Клавдии Лаврентьевны сейчас попрошу, - бросилась она к двери.
- Стой! – ухватил ее за край халата Умананцев, валясь на диван. – Только без соседей.
Ирина совершенно растерялась, будучи не в состоянии понять более чем странное поведение мужа.
- А! – тихо взвизгнула она. – Касторка! Для детей покупала.
- Тащи, - прохрипел Роман.
Ирина вынула из шкафчика бутылочку с омерзительным на вкус и запах содержимым и взяла столовую ложку.
Роман, держась за живот, приподнялся, оттолкнул протянутую ложку, схватил бутылочку и, скривившись, выпил. Невероятным усилием подавил рвотный рефлекс.
- Дай чем-нибудь закусить, - прошептал.
Ирина вынула из банки соленый огурец и протянула Роману.
- Объясни! - приступила она к нему.
Уманцев поднялся на ноги и сказал:
- Раздвигай диван.
Она послушно выполнила его команду.
Едва диван был разложен, как Роман повалился на него. Боль немного отпустила. За шкафом заворочался кто-то из детей.
- Мам, - раздался голос дочери.
Роман сделал знак Ирине, чтобы она не говорила о нем.
- Что тебе? – кивком показав, что поняла, ответила Ирина.
- Ты не спишь?
- Сплю!
- А почему свет горит? Я сейчас встану.
- Я тебе встану! Спи! Костика разбудишь, - и она погасила лампу.
Немного посидела на краю, а потом осторожно легла. Наверное, ждала, что Роман первый заговорит с ней, но он молчал, позабыв, что рядом жена. Он думал только о боли и о том, что может с ним произойти.
- Рома, - придвинувшись к нему, шепотом позвала Ирина. - Что случилось? Почему ты приехал так поздно и без вещей? Отчего такая таинственность?
Он не ответил, а уткнулся ей в плечо.
- Потом, потом все расскажу. Устал. Безумно устал…
- Ну, спи, - вздохнула Ирина, а сама уставилась в потолок, мысленно перебирая всевозможные варианты завтрашнего разговора с мужем.
Под утро она успокоилась и задремала. «Главное, что Рома вернулся цел и невредим. Даже если квартиру не дадут, обойдемся, что-нибудь придумаем…»
Ее разбудил испуганный шепот Романа:
- Ирка, мне плохо.
- Что?! – переспросила она.
- Плохо!
- А, так, наверное, касторка подействовала.
- Наверное, - перелезая через нее, пробормотал Роман.
- Так иди в туалет, чего стоишь? – удивленно глядя на державшегося за живот мужа, спросила она.
- Да какой туалет?! - огрызнулся Роман. – Туда только войдешь, как Сергей Николаевич уже за дверью переминается, а потом барабанить начинает со своими идиотскими прибаутками. Такое чувство, будто он специально следит за жильцами, и только те в туалет,- он тут как тут. А если он проворонит, так эта, дворянка в двадцатом поколении, Мария Евграфовна, перед дверью прохаживается, или Нинка с детским горшком околачивается. Да и… - не договорил он, - нельзя мне туда.
Ирина, встав с дивана, развела руками.
- Рома, так что же делать? Может, тебе дать горшок Костика? Только уж забыла, где он, – съязвила она.
- Дура! – огрызнулся в ответ Роман. – Дура и все. Ведро неси! Да тихо, - прохрипел он, - детей не разбуди.
Ирина решила было выяснить, что, в конце концов, происходит.
- Слушай, хватит ваньку валять! – упершись одной рукой в бок, начала она. – Объясни… - она осеклась, увидев исказившееся от боли лицо мужа.
- Сейчас, сейчас, Ромочка, - подбежала к двери и через секунду вернулась с ведром.
- Отвернись, - прикрикнул он, усаживаясь на ведро.
За шкафом послышалась возня. Ирина метнулась к детям.
С Уманцева градом катил пот. Живот точно пронзали кинжалы, он боялся заглянуть в ведро, будучи уверен, что оно полно крови.
Ирина осторожно выглянула:
- Ну что?
- Иди сюда, - слабо позвал Роман, решив, что уже поздно для «скорой помощи».
Ирина присела перед ним на корточки.
- Да что с тобой? - провела она рукой по его мокрому лицу.
- Ира, - жарко дыша, проговорил Роман, - я там, на «Катоке», нашел алмаз. Редкий, дорогущий… Я столько вынес, чтобы провезти его сюда, чтобы мы смогли начать новую жизнь, чтобы наконец-то вырвались из нужды… Короче, ты же понимаешь, если бы его нашли у меня, то отобрали бы, а меня посадили. Поэтому, - он перевел дыхание, - я его проглотил…
Ирина глухо вскрикнула, зажав рот ладонью.
- Сумасшедший, что ж теперь будет? – в ее глазах заблистали слезы.
- Наверное, самое плохое, - ответил Роман.
- Я сейчас вызову «скорую», - поднялась Ирина.
- Не надо, - он взял ее руку и приложил к своей щеке. – Лучше постарайся найти патологоанатома…такого… - Новый приступ боли прервал его. Роман обреченно скрючился на ведре, но нашел в себе силы договорить: – Расскажи ему все. Но сначала возьми расписку, что он согласен на половину суммы от продажи алмаза, чтобы все не захапал… Ой! Опасно это. Как же ты без меня?! – не удержавшись, всхлипнул Роман и громко застонал: - Ой! Ой!
- Что? Что? Ромочка! - тряся его за плечи, причитала Ирина.
- Кажется того… - боясь ошибиться, прошептал он.
- Чего того? – брови Ирины встали почти вертикально. – Умираешь?
- Нет, того… пакет, кажется, вышел.
- О боже! – не мигая, проговорила Ирина. – Так давай посмотрим!
Уманцеву было страшновато, но ведь все равно надо было решиться. Он с трудом оторвался от ведра. Стукнувшись головами, они принялись разглядывать содержимое.
- Ни черта не видно. Дай лампу, и еще… ложку, что ли? Лучше половник! Нет, шумовку!
Ирина металась, выполняя приказания мужа.
- Есть! – сдавленно вскричал Уманцев, подцепив шумовкой пакет. – Есть! – вскочил и принялся выплясывать в чем мать родила.
Из-за шкафа выглянули любопытные головы детей.
- Папа! – удивленно протянул Костик.
Уманцев прыгнул на диван.
- А ну спать! – замахала на них руками Ирина. – Спать!
- Папа! К папе! – принялись канючить дети, но она быстро разобралась с ними и, сгорая от любопытства, вернулась к Роману, без сил лежавшему на диване.
- Вылей из ведра, но так, чтобы ни одна сволочь соседская не увидела, - устало проговорил он, - и принеси мокрое полотенце.
Ирина выглянула в коридор. Убедившись, что там никого нет, схватила ведро и помчалась в туалет. Вернулась с мокрым полотенцем, вытерла пакет и положила на стол.
- Ножницы, - дергая носом от неприятного запаха, только теперь он его почувствовал, сказал Уманцев.
Ирина подала ножницы, он встал с дивана, разрезал целлофан и, взяв его двумя пальцами, протянул Ирине.
- Выброси!
Но она не двинулась с места. Она смотрела на камень. Темный, невзрачный.
- Фу… - разочаровано произнесла она. – Я-то думала!.. Да это вовсе и не алмаз.
- Много понимаешь! - не отрывая взгляда от своего сокровища, бросил Уманцев и поставил включенную лампу на стол.
Алмаз будто проснулся, свет, заключенный в нем, пришел в волнение и заиграл.
Ирина привалилась к столу.
- Красиво как, - протянула она.
- То-то же.
- Да, но бриллианты обычно прозрачные. Недаром говорят, чистой воды бриллиант, то есть, если положить его в воду, он как бы растворяется в ней и становится невидимым.
- Откуда такие познания?
- Я все-таки горнорудный институт окончила.
- Тогда должна знать, что существуют
так называемые цветные алмазы. И из них наиболее редкие, а значит, наиболее ценные – ярко-красные. А наш вообще потрясающий. Смотри, какая удивительная восьмигранная форма, а какая равномерная окраска! Да за этот камень мы пол-Москвы можем купить!
Зачарованные алмазом, они не заметили, как дети встали и тоже молча любовались сверкающим в свете лампы красным камнем. Заметили, лишь когда дочь потянулась за одним из бесцветных алмазов, рассыпанных по столу.
- А вы что здесь делаете?! – прикрикнула на них Ирина, стукнув дочь по руке.
- Ну мам, - захныкала Лена. – Я только посмотреть. Подумаешь, стекляшку взяла.
- Я вот тебе дам стекляшку! – крикнул в свою очередь Роман и прикусил язык.
«Глупо, что мы не смогли утаить алмазы от детей», - посмотрел он на жену.
«А как это было сделать? Ты сидишь на ведре и причитаешь, что сейчас умрешь. Я понятия не имею, что с тобой происходит!» – ответила она ему взглядом.
- Ладно, - примирительно сказал Роман и обратился к дочери: - Лена, пойдем поговорим.
Они ушли за шкаф и сели на раскладушку, которая под тяжестью Уманцева провисла до пола.
- Пап, а когда ты приехал? Сегодня ночью?
- Да, сегодня ночью… Лена, ты уже совсем большая и должна понимать, что есть вещи, о которых нельзя говорить никому из посторонних. Если ты хочешь, чтобы у тебя была своя комната, чтобы у тебя были самые лучшие наряды, ты должна забыть о камнях, что видела на столе. Забыть! Если ты хоть одному человеку, хоть самой своей задушевной подружке, от которой у тебя нет секретов, скажешь о красном камне, меня посадят в тюрьму, а вы никогда не вылезете из нищеты. Понятно?
- Понятно, - в раздумье проговорила Лена. – А что это за камень такой?
- Как-нибудь я расскажу. А сейчас тебе надо запастись терпением. Скоро, очень скоро наша жизнь изменится настолько, что ты будешь с гордостью приглашать своих друзей к нам в дом.
- Я, папа, поняла, не волнуйся, - глядя ему в глаза, ответила дочь. – А вот как быть с Костиком? Он наверняка проболтается.
- Иди позови его и запомни, если скажешь хоть одному человеку, меня посадят в тюрьму, а вы навсегда останетесь в коммуналке.
- Не скажу! – суровым голосом проговорила девочка. – Ни за что не скажу! – и вдруг опять подсев на раскладушку, прошептала, прижавшись щекой к его щеке: - Только бы, папочка, поскорее уехать отсюда.
Роман погладил ее по волосам.
- Обещаю!
За шкаф влетел Костик и бросился ему на шею.
- Пап, вот здорово, что ты приехал. Я ребятам обещал рассказать об Африке. А ты открытки привез?
Роман долго и серьезно беседовал с сыном. Костик обещал молчать, но чувствовалось, что, увлекшись рассказом об Африке, он вполне может сболтнуть и о камне.
Роман вышел из-за шкафа и развел руками. Ирина призадумалась. А потом, когда дети пошли умываться, сказала:
- Пойду-ка я куплю каких-нибудь декоративных камней, стекляшек. Если Костик проболтается и слух дойдет до учреждения, ты скажешь, что, так как ничего не смог привезти из командировки, то жена пошла и накупила всякой всячины, чтобы хоть что-то подарить детям. Они же знают, чем ты занимаешься, вот ты и привез им образцы африканской породы.
Роман немного подумал и согласился с предложением Ирины.
- А куда мы спрячем камень? – спросил он. – В квартире его оставлять опасно. У нас вполне мог произвести обыск.
- Даже не представляю, - потерянным голосом отозвалась Ирина, и они уставились на камень, который преспокойно лежал на столе.
- Куда бы мы его ни спрятали, спецы из учреждения вычислят с первого взгляда, - заметил Роман.
- Ладно, что-нибудь придумаем! – Ирина достала из тумбочки небольшой целлофановый пакетик и ссыпала в нее алмазную мелочь, а красный алмаз долго вертела в руках. – Как сверкает, словно крови напился!
Роман отвел взгляд в сторону. Это сравнение заставило его мысленно содрогнуться. Оно не понравилось ему своею точностью.
ГЛАВА 11
О том, чтобы Роману идти на работу, не могло быть и речи. Бледный, усталый он лежал на диване. Перед уходом детей в школу он еще раз напомнил им, как важно держать язык за зубами.
- Можете сказать, что папа вернулся из командировки. Но он очень устал, и поэтому отдыхает.
Когда дети ушли, Ирина отправилась по магазинам купить каких-нибудь декоративных камней и разноцветных стекляшек.
Пакетик с алмазами они закатали в банку с прошлогодним вареньем. Глупо, но ничего другого не придумали. К тому же нельзя было суетиться. Нужно было выждать время.
Роман остался один. В коридоре слышалось шарканье соседей, их голоса, часто переходившие на крик, но он был почти счастлив. Беспокоил только алмаз. Как он там в банке?..
Наконец, Уманцев успокоился и заснул. Сначала суматоха в мыслях не давала ему отключиться. Только задремлет, как тут же просыпается. Подскакивает на диване, хлопает глазами: «Где я? Неужели дома?» Ляжет и опять: джунгли, лица, вопросы, ответы… и еще другие лица, страшные, безмолвные… Их он больше всего не хотел видеть.
Роман заворочался, резко открыл глаза, а над ним - лицо. Он дернулся всем телом, лицо поспешно отодвинулось, расплылось в улыбке:
- С приездом, Роман Дмитриевич.
Роман все равно не мог сообразить, кто перед ним. Он провел рукой по глазам, тряхнул головой и только тогда узнал:
- А, это вы, Василий Игнатьевич, - тяжело дыша, проговорил он.
- Да, я. Забеспокоился, что ты на работу не вышел. Мне-то сообщили, что ты приехал, - он замялся, давая понять, что ему известно все или почти все, и продолжил: - Сразу, как только тебя в больницу на лечение определили. Видно, - повышая голос, чтобы слышали соседи, которые как бы невзначай замедляли шаги перед дверью Уманцевых, - придется тебе еще в санатории отдохнуть. Может, в Ялту путевочку или в Ессентуки, как а?
- Нет, я уж лучше дома.
- Ну, смотри, смотри.
Василий Игнатьевич подкрался к двери и неожиданно ее открыл. Кто-то шарахнулся в сторону.
- Вот же… - в сердцах плюнул Мальцев.
- Роман Дмитриевич, - он вновь сел на стул рядом с диваном. - Роман… ну как же все это? – перешел на шепот Василий Игнатьевич.
- Да вот точно так, как вам сообщили, - вздохнул Уманцев.
Мальцев понял, что Роман прошел хороший инструктаж и больше не пытался его расспрашивать. В принципе, главное, чтобы сам Уманцев не принялся болтать языком. Рано или поздно родным погибших придется рассказать правду, но сначала необходимо было решить, в какой форме. Нужно было выждать подходящий политический момент. Именно выждать, потому что в стране творилось неладное.
- А тебе повезло, - заметил Мальцев. – Если бы у нас не начался этот бардак с перестройкой, тебя бы так просто не отпустили. Не поверили бы, что удалось спастись только тебе одному. А может, наоборот, героем бы сделали.
- Ну что было бы, не нам решать. Вы мне лучше скажите, что насчет квартиры?
- Представь себе, уже выделили, хоть завтра въезжай, - сказал Мальцев. – Иди, оформляй! Видишь, я слово сдержал.
«Ты бы сдержал, - подумал Роман. – Наверное, оттуда позвонили. Выходит, поверили они мне на все сто».
- Хорошо, завтра и пойду.
- Бледный ты какой-то, - заметил Мальцев. – Может, лучше полежишь денек-другой.
- Вот въеду в новую квартиру, там и полежу.
Когда вернулась Ирина, Роман с ходу сообщил ей сногсшибательную новость. Она даже не присела, а тут же бросилась собирать вещи. Возвратившиеся из школы дети не узнали своей комнаты.
- Завтра мы переезжаем! – сообщил им Роман и, посмотрев на них долгим пытливым взглядом, заметил: – Видите, я слово держу.
* * *
Старую мебель решили продать. Поэтому перебрались налегке, только носильные вещи и кое-что из кухонной утвари. Банку с вареньем Роман лично перевез на новую квартиру.
- Рома, а где ж нам деньги взять на обустройство? - не успев въехать, начала приставать Ирина. – Ведь гарнитур покупать надо, ковер…
- Подожди немного. С полгодика как-нибудь перебьемся.
- А кому ты думаешь алмаз продать?
Этот вопрос мучил самого Роман. Там, куда он собирался, сбыть алмаз не представляло большого труда, а вот в Союзе…
«Можно, конечно, поискать людей, договориться, но как бы эти люди тебя бы и не прибили. И вообще, что-то жаль мне расставаться с алмазом. Я его даже как следует и не рассмотрел. Сначала надо попробовать продать мелочь… Ах, ты! – спохватился Роман, - ведь мне еще надо получить драгоценности Вязигина. Эх, прямо бы сейчас махнуть в Горький! Да подозрительно будет. Увяжется за мной хвост».
- Ира, а нет ли у нас с тобой родственников в Горьком? – поинтересовался он, лежа с ней на матрасе, расстеленном прямо на полу.
Ковер они уже купили, и на нем в другой комнате спали дети. Но никто не роптал, все были счастливы спать хоть на голом полу, лишь бы в своей собственной квартире.
- В Горьком? – задумалась она. – Вроде бы нет. А что?
- Да дельце одно провернуть надо...
- Проворачивай, что угодно, только алмаз поскорее продай, - зашептала она. – Хочется гарнитур купить, шубу…
- Я же тебе сто раз говорил, - возмутился Роман, - на время забудь о камне. Сейчас мы не можем даже мелочь алмазную продать. Заметут.
Ирина тяжело и протяжно завздыхала.
- А вот, если бы мы съездили в Горький…
- Давай съездим.
- Для этого предлог нужен. И лучший предлог – это родственники.
Ирина не ответила. Роман решил, что она хочет спать и не стал ее тревожить. Но неожиданно она спросила:
- А почему нужно съездить в Горький?
Роман задумался.
- Получить кое-что, - ответил со сдавленным смешком.
- От кого?
- Да понимаешь, случилась там со мной история… Слушай, пойдем посидим на кухне! Коньячку выпьем, а?
- Давай, – тихо рассмеялась Ирина.
Осторожно, чтобы не разбудить детей, они вышли на кухню.
- Ира, а чего это мы? – громко спросил Роман.
Ирина по привычке замахала на него руками и прошипела:
- Да тише ты.
Потом оглянулась и фыркнула от смеха.
- Забыла, что у детей теперь своя комната. Ах, – развела она руки, - какая красота, какой простор!
- Ну, еще не красота. Вот гарнитур купим!
Ирина уселась на табурет напротив Романа.
- Ой, Ромочка, я такой видела! Но только на выставке. Чтобы купить, записываться надо.
Роман довольно ухмыльнулся:
- Нам не надо. Если поездка в Горький удастся, то мне, - он почесал подбородок, - то мне придется менять работу. Иначе мы не сможем объяснить, откуда у нас такие деньги.
- А какие? – широко раскрыв глаза и приоткрыв рот, спросила Ирина.
- Какие? Признаться, еще сам не знаю, но есть все основания предполагать, что немалые.
И он, о многом умолчав, рассказал наконец-то Ирине всю хронику своего пребывания в Анголе.
Уже стало светать, когда Ирина, бледная от переживаний, обняла Романа за голову и прижала к своей груди.
- Рома, ты у меня герой!..
* * *
Ирина деятельно принялась выискивать родственников в Горьком или хотя бы в его окрестностях. Но никого не нашла. Случайно заведя разговор с одной сотрудницей, с которой была в приятельских отношениях, узнала, что у той в ста пятидесяти километрах от Горького, в деревне Болотово, живет родная тетка.
- Ой, а мы так хотели поехать на Волгу! Муж устал после командировки, да и детям хорошо было бы. Роману, правда, предлагают путевку в Сочи, но ему так надоела жара… и он просто не может больше видеть пальмы. У него на них аллергия. Вот бы на Волгу махнуть!..
- Так поезжайте к моей тетке. Я ей напишу. Она только рада будет.
Роман потер руки, когда Ирина предложила ему поехать в деревню.
- Деревня даже лучше будет! – воскликнул он. - А там под предлогом показать детям старинный город, махнем в Горький.
Дождавшись, когда окончатся занятия в школе, они отправились в деревню Болотово. Прожив в ней с неделю, поехали в Горький.
Едва они вышли из автобуса, Роман насторожился. Взял Ирину под локоть и попросил как можно незаметнее посмотреть по сторонам.
Ирина понимающе похлопала его ладонью по руке, затем сделала замечание Костику, который шел впереди, и сказала, чтобы он немедленно надел головной убор. Тот сразу захныкал, закапризничал, пытался убежать от матери, чтобы та силой не надела ему на голову ненавистную фуражку.
Ирина гонялась за сыном, а сама зорко поглядывала по сторонам. Роман тоже включился в эту погоню и таким образом получил возможность обозреть местность. Ничего подозрительного он не заметил.
Нагулявшись по городу и пообедав в столовой, Роман сказал, что теперь надо разыскать переговорный пункт и оттуда позвонить.
Он мог бы позвонить и из телефонной будки, но решил, что с переговорного пункта будет лучше. Он закажет разговор с Москвой, а сам тем временем свяжется по местному телефону с Синягиным.
Переговорный пункт они нашли в центре города. Роман встал в очередь, заказал разговор со столицей, а затем, прохаживаясь мимо телефона, висящего при входе в зал, набрал заветный номер. Было воскресенье, и он надеялся застать Александра Михайловича дома.
Гудки томили своей неопределенностью. Приезжать во второй раз было бы нежелательно. Но трубку подняли.
- Добрый день, - по возможности спокойным голосом начал Роман, - я хотел бы поговорить с Александром Михайловичем Синягиным.
На том конце помолчали, а потом ответили:
- Я слушаю.
- Хорошо, что я застал вас. Вам привет от Алексея. Я виделся с ним.
После некоторого замешательства Александр Михайлович произнес:
- Очень рад.
«Значит, слежки за ним нет, в противном случае, он поинтересовался бы о его здоровье».
- Мы могли бы встретиться, - предложил, как бы между прочим, Уманцев.
- С удовольствием.
- Я приехал с семьей. Вот хочу детей повести в парк.
- Тогда я подойду к большой карусели, - Александр Михайлович замялся: - Как я…
- На мне рубашка в мелкую продольную полоску, извините, - бросил в трубку Роман и принялся отгонять от себя сына: - Костик, иди к Лене, не мешай, видишь, я разговариваю. Костик, я кому говорю! – нарочито громко произносил он.
- Простите, - вернулся к прерванному разговору, - так…
- Я все понял, - ответил Синягин. – В пять!
Через час Уманцева соединили с Москвой, но абонента не оказалось дома, на что и рассчитывал Роман. Он специально позвонил одному приятелю, который все выходные проводил на своих сотках.
- Теперь, если встреча пройдет на уровне, - нервно пошутил Уманцев, - то все будет в порядке.
Ирина только вздохнула, перед ее мысленным взором стоял кухонный гарнитур, и на большом обеденном столе лежала норковая шуба.
Дети были в восторге, узнав, что их поведут в парк. Уманцев купил билеты на все аттракционы. К пяти часам они добрались до большой карусели, вокруг которой было много народу.
Ровно в пять Роман посадил детей в кресла, подвешенные на цепях, и каждый раз, когда они пролетали мимо них с Ириной, громко кричал:
- Костик! Лена! – и махал рукой.
Дети уже пошли кататься по второму кругу, Роман кричал и махал руками, Ирина начала бубнить, что Костика укачает. Но что было делать?
- Иди, купи еще один билет. Пусть Ленка третий круг сделает.
Ирина, еле сдерживая себя, многозначительно посмотрела на мужа.
- Ну а как мы ему еще можем показать, что это мы? Вон у скольких мужчин рубашки в полоску.
Ирина поджала губы и пошла за билетом. Роман опять принялся махать детям.
- Здравствуйте, - раздался рядом чей-то голос.
Уманцев повернул голову и увидел мужчину лет шестидесяти.
- Александр Михайлович? – спросил Роман.
- Да.
Уманцев растерялся.
- Я Алексея видел, - начал он и чуть не стукнул себя по лбу. – Вот! - положил он левую руку на ограждение карусели.
Синягин внимательно посмотрел на перстень.
- Невероятно, - произнес он, - но как?
- Да очень просто. Я работал в Анголе как специалист по горнорудному делу.
- И все равно, каким образом?
- Александр Михайлович, мой рассказ займет не один час. Алексей просил передать через меня посылку.
- Да-да. И все-таки, как он, они… Вязигины?
- Что сказать? Алексей время от времени выполняет кое-какую работу, кстати, ему я обязан жизнью. Муж сестры Алексея погиб в автомобильной катастрофе два года спустя после рождения сына. Сейчас мальчику десять лет и он смотрит на Алексея как на отца. Алексей во что бы ни стало хочет дать ему хорошее образование. Да и сам подумывает жениться. Вот, так сказать, вкратце.
- Да, - со вздохом проговорил Александр Михайлович, - когда-то семейства Вязигиных и Синягиных крепко дружили.
- Вы когда уезжаете? – оборвал он себя.
- Сегодня вечером.
- Поездом?
- Автобусом. С пригородного вокзала. В девять пятнадцать.
- Встретимся ровно в девять напротив справочного бюро, - проговорил Синягин и ушел.
Ирина сняла Костика с карусели, а Лене сказала, что она может сделать еще круг. Костик как всегда принялся ныть и получил подзатыльник. Лена не преминула показать ему кончик языка.
«Ну что?» - устало посмотрела Ирина на мужа.
- Порядок, - силясь сдержать улыбку, ответил он.
- Что, согласился?
- А куда он денется?! – заносчиво бросил Уманцев, мысленно с презрительным снисхождением добавив: - «Белая кость».
- Пошли мороженое есть? – обратился он к сыну. Тот запрыгал от радости. Он не понимал, что происходило с его обычно усталым и равнодушным отцом.
Вечером Уманцевы отправились на автовокзал. Роман заметно нервничал. Ирина успокаивала его, но сама тоже была взвинчена до предела.
Кое-как устроив ее и детей на переполненной скамье на привокзальной площади, Роман вошел в здание вокзала. Справочное увидел сразу и встал точно напротив, прислонившись к стене. Мимо него пробегали суетливые пассажиры, перегруженные вещами, таща за собой детей, которые ныли, канючили, кричали.
«И куда они все едут? Отчего не сидят на месте?»
Духота была невыносимая. Дети пили воду, теплый, начинавший бродить компот, проливая его себе на животы. Матери потные, злые грозились убить их, обзывали такими словами, что на месте детей следовало бы просто уйти от таких родительниц. «Но время все расставит по местам и каждый заплатит по счету, - думал Роман. - Через пару десятков лет эти дети будут точно так же ругать своих матерей, хорошо, если за глаза, а то и прямо в лицо».
Эти мысли отвлекли Уманцева, и дрожь нетерпения прошла. Он успокоился и вовремя. К нему направлялся Синягин.
- Идите за мной, - бросил он мимоходом.
Роман, пропустив пару человек, последовал за ним.
Площадь перед вокзалом была плохо освещена, и затеряться среди сновавших людей оказалось несложно.
- Вот, - протянул ему увесистый сверток Синягин.
Роман взял его и положил в сумку, висевшую через плечо.
- Как я понимаю, Алексея вы не увидите.
- К сожалению, нет. Но он мне объяснил, как следует действовать дальше.
- Тогда всего доброго, - пожал Синягин руку Роману. – Всего доброго и помогай вам бог.
Уманцев, не веря, что произошло то, что казалось ему сказкой, когда Вязигин в душных влажных джунглях рассказывал о своих фамильных драгоценностях, стоял, крепко прижав к себе сумку. Потом очнулся, посмотрел на часы и бросился разыскивать Ирину с детьми.
- Что? – шепнула ему Ирина и замерла.
- Порядок!
Они подхватили сонных детей и поспешили в автобус. Дорога казалась нескончаемой. До головокружения хотелось заглянуть в увесистый сверток, хотя бы одним глазом.
Когда приехали, то Ирина вопреки заведенному порядку не отправила детей умываться и чистить зубы, даже не заставила снять одежду, а просто сказала: «Спите!» и закрыла дверь.
- Ну что? Как будем?.. – бросилась она к мужу.
- Ставни надо закрыть и свечку бы где найти. Только не разбуди хозяйку.
- Да чего ее будить? Она в летней кухне, спит уже давно.
- Ну, давай за свечкой!
Ирина принялась шарить по полкам, нашла какой-то огарок.
- Вот, - прерывисто дыша, чиркнула она спичкой и воткнула огарок в стакан. – Давай! – склонилась над столом.
Роман еще раз оглянулся и сказал:
- А свет? Ты чего, совсем уже? Свет погаси!
Ирина кинулась к выключателю, зацепилась второпях за табуретку и, больно ударившись коленом, повалила ее. Роман, раздув ноздри, шумно выдохнул от невиданного возмущения, но не произнес ни слова, а только прислушался.
Потирая колено, Ирина подошла к нему.
- Давай!
Роман выдохнул, достал из сумки сверток, перерезал ножом веревку и развернул его.
Они не издали ни звука. Такое они видели разве что в кино.
- Неужели настоящее? – осторожно коснулась Ирина жемчужного ожерелья. – А это? – осмелев, взяла она бриллиантовое колье.
Она молча рассматривала его, поднеся к пламени свечи.
- Нет, не может быть! – сдавленным голосом проговорила она, схватив уже другое украшение. – Да ты сам посмотри, разве бывают такие крупные и такие голубые сапфиры?.. А рубины?.. – надела она на руку браслет.
- Бывают и не такие, - сглотнул слюну Роман и взял рубиновые серьги. Наклонился, впился в них взглядом и произнес: - Сто процентов – настоящие рубины.
- Рома, тогда сколько же это стоит? – опустившись на табурет, прошептала Ирина.
Он глубоко задумался и ответил:
- Много.
- Рома, так мы тогда… - она развела руки, потом сложила их на груди. По лицу ее было видно, что она очень хочет что-то сказать, но не может. Лоб морщился, губы подрагивали, а глаза оставались неподвижными.
- Да, - вытерев пот со лба, согласился Роман, - мы тогда… - и вдруг он с невероятной четкостью осознал, что это не сон, что все это наяву и что он, Роман Уманцев – миллионер. Самый настоящий миллионер.
- А как же мы?.. – озабочено начала Ирина.
- Пока не знаю, - ответил Роман и стал собирать сокровища. – Ну, давай, - потянул он с руки Ирины браслет.
Она позволила снять, проводя его долгим взглядом. Роман усмехнулся:
- Дома налюбуешься.
- Рома, а жалко продавать такую красоту. Да и кому ее продашь?
Уманцев молча согласился, подумав, что если бы не судьба-злодейка, то был бы он сейчас, правда, без драгоценностей Вязигина, уже в ФРГ и не ломал голову, кому продать алмаз.
- Ладно, без паники. Разберемся. Для начала попробуем продать самое дешевое, а потом посмотрим. Главное, не засветиться. А то либо КГБ накроет, либо какой-нибудь преступный авторитет. Сама знаешь.
Ирина кивнула, хотя страсти про КГБ и преступных авторитетов видела только в кино.
Продолжение следует
