Давно уже ведутся разговоры о соединении различных направлений Русской мысли в некий эффективный синтез. Именно он смог бы покончить с давнишней политической враждой внутри Русского общества и предложить пути цивилизационного утверждения Русского мира.
Совсем недавно этим устремлениям был данный мощный импульс. Русские интеллектуалы заявили о необходимости создания Русского мировоззренческого канона. Указанному проекту уже были посвящены многие представительные конференции, состоявшиеся во многих научных центрах. Может быть, именно сейчас происходит огранка Русского Алмаза, призванная максимально выявить его естественный блеск. На свет появится Русский Бриллиант, который засверкает многими гранями Русской мысли.
Как представляется, одной из граней «канонического» Бриллианта могло бы стать народничество. Народничество оставило мощнейший след в Русской истории вообще и, в частности, в истории Русской общественной мысли. Между тем, в посткоммунистической России, несмотря на всю её, так сказать, «ренессансность» (в отношении дореволюционной периода) оно так и не нашло своего достойного места.
Действительно, другие идеологии сумели закрепиться. Очень мощные позиции занял либерализм, так или иначе наследующий кадетам, октябристам, прогрессистам и др. И здесь сразу необходимо сделать важную оговорку — речь вовсе не идёт о прозападных политиках и чиновниках, деструктивная роль которых особенно сильно проявилась в «лихие» 1990‑е годы. Либерализм был взят ими на вооружение в целях оправдания разрушения страны и разграбления её ресурсов. Можно сказать и так — указанные «либералы» собрали все минусы либерализма и отбросили все его плюсы. И в этом — их существенное отличие от дореволюционных российских либералов. Они, конечно, очень и очень часто играли деструктивную роль (особенно во время Февральской революции 1917 года), но при всём при том — были убеждёнными русскими патриотами. Очевидно, что Павла Милюкова, с его страстным желанием завоевать Босфор и Дарданеллы, нельзя и сравнивать с Андреем Козыревым. А Петра Струве, с его Patriotica, не поставишь и хоть как‑то рядом с Борисом Немцовым. Показательно, что Пётр Бернгардович, стоявший у истоков кадетской партии, выступал за сильную национальную государственность, предлагая синтез активнейшего «империализма» («Великая Россия»)[1] и духовных основ русской жизни («Святая Русь»). Он предложил свою концепцию нации, которую понимал, прежде всего, как духовную индивидуальность. Струве считал необходимым соединять религиозную философию и национализм.
А либералы позапрошлого века часто занимали вполне охранительную позицию. В этом плане выделяется позиция таких «мэтров» тогдашнего либерализма, как Константин Кавелин, Борис Чичерин и Сергей Соловьёв (историк, отец философа Владимира Соловьёва). Они выступали за медленное и осторожное проведение либеральных преобразований — при всяческой поддержке самодержавия. При этом данные либерал-консерваторы полемизировали с представителями «англоманской партии» (Павел Шувалов), которые были крайне недовольны освобождением крестьян и выступали за создание парламентской монархии по британскому образцу. У англоманов был свой печатный орган — газета «Весть», а созданное ими Общество взаимного поземельного кредита готовило создание партии «русских тори». В русле полемики с данным направлением Б. Чичерин подготовил обстоятельную записку «Об аристократии, в особенности русской».
В настоящий момент русский, российский либерализм существует как либеральный консерватизм, сочетающий государственничество, патриотизм и ценности партийно-парламентской демократии, которые «адаптированы» к отечественной почве. Именно либеральный консерватизм (или консервативный либерализм) многие годы мировоззренчески питал российскую власть.
Российская социал-демократия возродилась в КПРФ, которая, сохраняя верность идеалам коммунизма, всё же выдвигает вполне социал-демократическую программу — без леволиберальных положений, которые столь рьяно защищает социал-демократия на Западе. Кроме того, КПРФ твёрдо стоит на позициях русского патриотизма. (К социал-демократии можно отнести и патриотическую партию «Справедливая Россия — Патриоты — За правду».)
Мощные позиции в современной России занимает национал-консерватизм, наследующий русской традиционалистской мысли. Здесь и СМИ, и клубы (прежде всего, Изборский клуб и «Завтра»). В партийном плане национал-консерватизм утверждает ЛДПР.
И только народничество осталось, так сказать, не у дел. В чём же дело? Для ответа на данный вопрос следует сделать краткий экскурс в историю русской мысли второй половины XIX — начала XX века.
В позапрошлом веке сформировались три идеологические платформы: консервативная, либеральная и социалистическая. Они, вполне логическим образом, опирались на три уклада русской жизни. Консерваторы — на государство, либералы — на личность, социалисты — на общество. (Вспомним, что само латинское слово socialis переводится как «общественный».) При этом тогдашний социализм (известный как народничество) ставил на первый план такие институты общества, как община и артель. То есть он был весьма традиционалистским.
И не удивительно, что к нему было очень близко славянофильство, которое также стремилось утвердить указанные институты. Причём, что самое любопытное, народничество довольно‑таки сильно дрейфовало «вправо». У нас о нём судят в основном, имея в виду революционное народничество (Пётр Ткачёв, Михаил Бакунин[2] , Пётр Лавров), однако было и народничество правое, консервативное (Василий Воронцов, Иосиф Каблиц, Александр Пругавин). В советской историографии его обозвали «либеральным», а не консервативным — очевидно, опасаясь того, что славное имя «народник» (то есть предшественник социал-демократа) будет поставлено рядом со зловещим словом «консерватор» (в то время — синоним слова «реакционер»). Между тем либерализма там было немного. Самое главное, «либеральные» народники отрицали необходимость проходить через этап капиталистического развития.
Консервативные народники считали, что самодержавное государство имеет надклассовый характер. В. Воронцов[3] утверждал: оно возникло самостоятельно, создав привилегированные классы как некие инструменты. И часто это обстоятельство позволяло двигаться вперёд: «Многие из правителей сами возбуждали прогрессивное движение в обществе, сами заботились о распространении идей, которые позже считались опасными. Они действительно были опасны, но не для власти, а для устарелых учреждений, которые впоследствии и были уничтожены соединёнными силами правительства и интеллигенции».
Правые народники (вполне как славянофилы) критиковали бюрократическое средостение между Властью и Народом. Они выступали за создание некоего «всероссийского земства», которое должно существовать вместе с самодержавием (в условиях гласности и общественного контроля). При этом большие опасения у них вызывало возможное «буржуазное перерождение» монархии — усилиями «плутократии».
Любопытно заметить, что общинно-традиционалистские настроения были характерны и для некоторых либералов. В качестве ярчайшего примера следует привести Михаила Ковалевского, одного из идеологов Партии демократических реформ и Партии прогрессистов. Он ратовал за надклассовую монархию, которая активнейшим образом вмешивается в социально-экономическую жизнь страны. Ковалевский горячо выступал за сохранение общинного землевладения, причём главной функцией общины видел воспитательную, способствующую укреплению «народной солидарности». Он был горячим сторонником сохранения общинного землевладения[4]. Кроме того, этот либеральный мыслитель настаивал на том, что «прогресс промышленности может совершаться лишь рядом с прогрессом земледелия». И это положение очень сильно сближало его с правыми консерваторами.
Ещё один либерал, один из основателей партии октябристов («Союз 17 октября») Дмитрий Шипов считал необходимым сохранение самодержавия[5] — при условии теснейшей нравственной связи между народом и властью. Как и славянофилы, историческим образцом такой связи Шипов считал Земские соборы Московской Руси, практику созыва которых он и хотел возродить — на новом уровне
Можно также привести пример Дмитрия Шаховского[6], бывшего одним из лидеров кадетов. Он выдвинул концепцию «русского соборного социализма», основанного на преобладании кооперативного хозяйства[7].
Само собой, ориентация на общину была присуща (до 1905 года) и подавляющему большинству консервативно-монархических мыслителей. Так, своё весомое слово в защиту общины сказал могущественный обер-прокурор Святейшего синода Константин Победоносцев, которого называют «консервативным народником»[8].
Как очевидно, русская мысль находилась под мощнейшим влиянием народнического (которое вполне можно назвать и славянофильским), общинного традиционализма. И это создавало условия для осуществления самобытных преобразований — при симфонии разных идеологических направлений.
Однако идеологическая ситуация стремительно менялась — в связи с действительно бурным развитием капиталистического уклада. Оно влияло на общественную мысль, побуждая её всё больше и больше ориентироваться на Запад, где капитализм уже утвердился.
Трансформации — как справа, так и слева. Консервативно-монархический лагерь всё больше и больше отходил от славянофильства, обращаясь к западничеству либерального толка. За ликвидацию почвенной общины выступили такие влиятельные правые организации, как Постоянный совет Объединённого дворянства, Союз русского народа (крыло Николая Маркова), Русский народный союз Михаила Архангела (Владимир Пуришкевич) и др. Верность общинным идеалам сохранило меньшинство правых. В частности, очень много для её защиты сделал выдающийся русский экономист Сергей Шарапов[9]. Он обращал внимание на то, что община, после некоторого периода раздумья, стремительно (и в режиме всеобщего включения) внедряет все полезные нововведения.
Сдвиг в сторону либерализма произошёл и в левом лагере. К 1917 году крупнейшая неонародническая Партия социалистов-революционеров (ПСР, эсеры) перешла на позиции социал-демократов — меньшевиков, которые считали необходимым для России пройти полностью весь период капиталистического развития. Данную необходимость они обосновывали, ссылаясь на положения Карла Маркса. Однако сам Маркс признавал возможность использования русских общинных институтов в деле социалистической реорганизации России: «Если революция произойдёт в надлежащее время, если она сосредоточит все свои силы, чтобы обеспечить свободное развитие сельской общины, последняя вскоре станет элементом возрождения русского общества и элементом превосходства над странами, которые находятся под ярмом капиталистического строя»[10].
Февральская революция 1917 года стала триумфом правых и левых либералов. Однако триумф этот длился недолго. Крушение многовековой монархической государственности вызвало мощнейший кризис российской государственности как таковой. Речь пошла уже о самом существовании России — как государственно-политической целостности. В этих условиях срочно, в течение нескольких месяцев, появился и вырос спрос на этатизм, способный элементарно сохранить государство. Таковой этатизм предложили большевики, вдохновляемые идеей Маркса о необходимости строжайшей государственно-экономической централизации. К власти пришли большевики, которые в 1917–1930‑х годах осуществили мощнейшее огосударствление почти всех сфер жизни[11]. Показательно, что с началом сплошной коллективизации была упразднена и община. На смену ей пришли колхозы, которые, несмотря на формальный статус «сельскохозяйственной артели», были хозяйствами, подчинёнными именно государству.
Этатизм большевиков, вызванный крушением основ российской государственности (в 1917 году), собственно говоря, и стал причиной идеологического редукционизма, о котором говорит в своём установочном интервью по мировоззренческому изборскому проекту Виталий Аверьянов: «Сторонники той или иной партии или фракции часто бывают непримиримы друг к другу, скатываются к прямой неприязни и обвинениям. А если какое‑то направление получает политическую поддержку — то нередко его представители стремятся вытеснить конкурентов из интеллектуального поля, как бы «исключив» из национального самосознания. Я называю такое свойство огульным редукционизмом. Самый яркий пример этого — редукционизм победивших большевиков, поначалу вообще выкорчёвывавших инакомыслие, затем давших ему некоторое скромное место, но при этом отсекавших целые пласты плодотворных исканий прошлого».
Когда коммунистический этатизм себя изжил, то пришло время триумфа прозападного либерализма, который попытался стать господствующим направлением. Но справиться с очередным кризисом российской государственности он не смог (да и вряд ли хотел). Произошла трансформация государства и государственного мировоззрения в сторону державности и патриотизма.
И тогда возникла необходимость в некоем синтезе всех идеологий, который вывел бы русскую мысль на новый, общенациональный уровень. И этому Бриллианту требуется новая и одновременно старая грань — народничество. Поэтому и необходимо начать новый виток его изучения, свободный от прежних идеологических стереотипов.
Реактуализация народничества будет способствовать укреплению именно общественного уклада российской жизни, который должен развиваться в равновесии с другими её укладами — государственным и частным. Так, следует стремиться к возрождению общинноартельных начал на новом уровне. Данный уклад уже существует — тут стоит вспомнить о Народных предприятиях (НП), показавших свою высочайшую экономическую и социальную эффективность. И сейчас надо думать об укреплении НП и вообще коллективного сектора[12].
Необходимо способствовать и усилению роли общественных организаций (профсоюзы, творческие ассоциации и др.). Можно даже подумать над обсуждением возможности их участия в электоральном процессе. Направлений тут очень и очень много. И возрождённому народничеству предстоит огромная работа на благо страны.
Примечания:
1. Великая Россия. Из размышлений о проблемах русского могущества. // Избранные сочинения. М., РОССПЭН, 1999.
2. У вроде бы эталонного бунтаря Бакунина можно найти и такие строки: «Спросят, может быть, с Пушкиным: «Иль русского царя уже бессильно слово?» Да, бессильно, когда оно требует от народа, что противно народу. Пусть он только мигнет и кликнет народу: вяжите и режьте помещиков, чиновников и купцов, заберите и разделите между собою их имущество — одного мгновенья будет достаточно, чтобы встал весь русский народ и чтобы на другой день даже и следа купцов, чиновников и помещиков не осталось на русской земле». («Государственность и анархия». — М., Эксмо, 2023.)
3. Основной труд автора — «Судьбы капитализма в России». — СПб, 1882.
4. Экономический строй России. СПб, 1900.
5. Воспоминания и думы о пережитом. М., 1918.
6. Кузьмина И.В., Лубков А.В. Князь Шаховской: путь русского либерала. — М.: Молодая гвардия, 2008.
7. В дореволюционной России кооперативному сектору оказывалась огромная поддержка. В 1914 году правительство вложило в кооперацию (ссуды) 100 миллионов рублей. Правительство финансово поддерживало технически совершенные мастерские и передавало готовые производства в распоряжение кустарям, организованным в артели. «Причём препятствовавшие проведению централизованной политики государства в области мелкопромышленного производства представители буржуазии - скупщики, плотно контролирующие промысловые хозяйства, подверглись мерам силового воздействия». (В.В. Аверьянов, В.Ю. Венедиктов, А.В. Козлов. Артель и артельный человек. М. — Институт русской цивилизации, 2014.)
8. Трушковский С.А., Зубрицкий А.Д. Политические идеи К.П. Победоносцева и их оценки в отечественной историографии. // Гуманитарный научный вестник. 2002. № 4.
9. По поводу закона 9 ноября 1909 года. М., 1909.
10. Наброски ответа на письмо В.И. Засулич. // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Издание 2-е. М., Государственное издательство политической литературы, 1961. — Т. 19.
11. Оно между тем было не полным. Так, при Иосифе Сталине существовал мощный артельный сектор – более 100 тысяч предприятий, — задействованный в таких разных сферах, как химическая промышленность и промышленность ювелирная. Им производилось около трети трикотажа, 40% мебели, 70% металлической посуды. В распоряжении артельщиков находились 22 экспериментальные лаборатории и даже два НИИ. Была у них и негосударственная пенсионная система. Ликвидировали артельный сектор при «реформаторе» Никите Хрущёве. (Алексей Балиев «Как разрушали российскую глубинку»)
12. Вопрос о народных, коллективных предприятиях в контексте прошлого и будущего социализма подробно разобран в докладе группы экспертов Изборского клуба под редакцией Виталия Аверьянова и Александра Елисеева «Христианский социализм — приручение дракона». «Изборский клуб». 2016. № 2.
