«Расскажут лиственницы, ели,
Как, всей Европе образец,
Тут расцветал шедевр Растрелли…»
Александр Пушкин «Царское село»
В Серебряном веке был настоящий культ Царского Села и его окрестностей. «Поедем в Царское Село!» - призывал Осип Мандельштам. «О, пленительный город загадок, / Я печальна, тебя полюбив», - вздыхала Анна Ахматова. «Я Гумилёву отдавал визит, / Когда он жил с Ахматовою в Царском, / В большом прохладном тихом доме барском, / Хранившем свой патриархальный быт», - констатировал Игорь Северянин.
Александр Бенуа скрупулёзно изучал царскосельские достопримечательности, выпустив монографию «Царское Село в царствование императрицы Елизаветы Петровны». Богато украшенное издание с орнаментальными рамками и виньетками, произвело фурор среди эстетов. Евгений Лансере создал сочную, но слегка ироничную акварель - расфранченная Елизавета стоит на пороге своей резиденции, а вкруг неё – льстивые царедворцы.
Художники приезжали на пленэр – писать и зарисовывать природу и павильоны. Зинаида Серебрякова, Мстислав Добужинский, Анна Остроумова-Лебедева оставили после себя галерею царскосельских образов. Туда ходили гулять и грезить – прозрачен воздух и надо всем витает дух Пушкина. Царское Село воображалось мистическим, особенно в пору белых ночей. Анна Ахматова писала: «На землю саван тягостный возложен, / Торжественно гудят колокола, / И снова дух смятен и потревожен / Истомной скукой Царского Села». В этой истомной скуке виделось нечто потустороннее – аллеи Царского Села притягивали и – затягивали.
Биография этой резиденции – пестра и многогранна. Каждый монарх привносил нечто своё, обустраивая местность. Исключений всего два – Пётр II, скончавшийся в подростковом возрасте и не успевший понять, чем и зачем он владеет и – Анна Иоанновна, не выносившая Царское Село, принадлежавшее в тот момент цесаревне Елизавете Петровне. Поговаривали, что из Царского тянет смутой, хотя, весёлая Лизанька и не думала тогда о короне.
Зато, придя к власти, она затеяла грандиозное строительство, пригласив зодчего Бартомео Растрелли. Ширился парк, вырастали павильоны. Резиденция прирастала хозяйственными и общественными постройками, улицами, церквами – так сформировался городок. Екатерина, Александр, Николай – их пребывание в Царском отражало художественные вкусы и моды - то завитки-виньетки, то строгость дорического ордера.
И, разумеется, это – лицейское братство. «И, чуждый призраку блистательныя славы, / Вам, Царского Села прекрасные дубравы, / Отныне посвятил безвестной Музы друг / И песни мирные и сладостный досуг», - восклицал Александр Пушкин, вспоминая дни в Лицее. Уникальность самого замысла – воспитание элиты по новейшим программам, да ещё близ государя – это было смелым шагом. Как же после этого не начертать: «Всё те же мы: нам целый мир чужбина; / Отечество нам — Царское Село»?
Несмотря на то, что на дворе отнюдь не Серебряный век, интерес к Царскому Селу не ослабевает. В Государственном Историческом музее сейчас проходит выставка «Сокровища императорских резиденций. Царское Село». Экспозиция разнообразна – портреты и канделябры, военная форма и шкатулочки, чернильные приборы и дорогостоящее оружие, а ещё коляски и сани, в том числе парадные. Имеются и курьёзные штуки - презабавна курительная трубка с изображением головы Александра III, а фарфоровые фигурки животных вызывают радостное умиление.
Некоторые предметы впервые покинули царскосельские стены – тому пример перламутровый столик, по легенде подаренный турецким султаном Екатерине II. Есть и другая версия – она связана с Григорием Потёмкиным – он, якобы привёз эту фантастическую вещь из путешествия.
Всеобщее внимание привлекают ценнейшие предметы, связанные с Янтарной комнатой. Эту красоту, созданную в Германии, подарил Петру Великому король-фельдфебель Фридрих-Вильгельм I – он, во-первых, желал поднести царю шикарный презент, а во-вторых, Янтарная комната казалась простоватому тевтону чем-то, вроде баловства для расточителей. Его наследник Фридрих Великий чрезвычайно жалел об этой утрате. Но Bernsteinzimmer уже сделалась русским сокровищем! В ходе нацистской оккупации Янтарная комната была похищена и вывезена в «тысячелетний рейх» - эта история по сию пору окутана детективными тайнами, которые активно исследовал Юлиан Семёнов, литературный «отец» Исаева-Штирлица.
У гостей выставки есть возможность увидеть предметы, сотворённые из янтаря данцигским умельцем Готфридом Турау. Он-то и делал панели для Янтарной комнаты. Вот - ларец с фигурками Венеры и Амура на крышке. Изумляет мастерское чувствование всех оттенков янтаря – от бледно-жёлтого до красно-коричневого. Это – чудо позднего барокко, но, вместе с тем, Турау стремился к чистоте линий и минимизации визуального «шума».
XVIII – XIX века – эра эпистолярности. Излагать на бумаге соображения, мечты и мысли – этому учили с самого детства. Аристократа, не обладавшего даром изысканного письма, частенько вышучивали в свете. Шикарная чернильница – показатель благосостояния. В экспозиции – несколько чернильных приборов, которые имели, как практический, так и мощный эстетический смысл. Вот – сооружение в неоготическом стиле, принятом в 1820-1830-х годах. О том, что эта махина – для чернил, поначалу трудно догадаться. На малахитовом постаменте - бронзовый храм, и только пара небольших «сосудов» по бокам говорит нам о том, что это всего-навсего чернильница.
В экспозиции представлено множество предметов в неоготическом стиле – подсвечники, кувшины, шкатулочки и - часы. В те времена часы, как таковые, считались товаром престижного потребления. Не у каждого питерского чиновника они имелись – будила кухарка тычком в бок. Большинство населения вставало «с петухами».
Часы оформлялись с невыразимой пышностью. Вот – каминные часы «Реймсский собор», сработанные во Франции. На Парижской промышленной выставке литейное предприятие «Братья и сёстры Бавозе» явило несколько моделей каминных часов – так называемую «соборную» серию. Корпуса из золочёной бронзы выполнили в виде уменьшенных повторений соборов Реймса, Руана и Ренна. Один из таких экземпляров был приобретён для Николая I и его супруги, большой поклонницы неоготики. Глядя на это произведение, даже не сразу видишь сами часы, ловко вписанные в громаду собора – хочется разглядывать башенки с острыми навершиями, а уже потом узнавать время.
А здесь – иные предпочтения. Ваза-курительница и чайная пара, созданные на Мейсенской мануфактуре в технике «бульденеж» - от французского boule de neige – снежный шар. Те шарики состояли из массы крохотных белых цветочков, каждый из которых лепился отдельно, покрывался глазурью и обжигался. Фарфоровые диковинки были выдуманы в XVIII веке художником и скульптором Иоганном Кендлером, трудившимся на мануфактуре. Бульденеж полностью отвечал вкусам рококо – затейливость, манерность, сложность. Отличительная деталь бульденежа – экзотические птички, дополняющие цветочную сказку. В экспозиции можно увидеть всевозможные изделия из фарфора – высокие ампирные вазы с символами триумфа и видами городов, щедро орнаментированные сервизы, супницы, блюда, статуэтки.
В огромной витрине представлена одежда наших государей. Точка сборки - мундирное платье Екатерины Великой, ею же изобретённое. Она не терпела французских мод – потешных и дорогостоящих, одеваясь с максимальным удобством, насколько это позволял силуэт галантного века. Мужская одежда всегда привлекала Екатерину – в мундире проще творить историю, ковать грядущее, что и было доказано в 1762 году, когда, переодевшись в военную форму, немка Фикхен заняла романовский престол. Мундирное платье – знак её личной силы. Это своеобразное «милитари» ввела императрица, как женский вариант мундиров воинских формирований, шефом которых она являлась. В форменном платье царица являлась на парады и полковые праздники.
На стенах – картины, часть которых малоизвестна. «Дафнис и Хлоя» Карла Брюллова экспонируется довольно редко, а сам художник не считал эту работу выдающейся. Популярный сюжет – любовь пастушки Хлои да пастушка Дафниса на фоне идиллической природы. К этой фабуле художники обращались с неизменным энтузиазмом – от Франсуа Буше до Марка Шагала.
Ещё одна вещь Карла Брюллова «Святая Александра, возносящаяся на небо» — это портрет-икона младшей дочери Николая I. Она росла тихой, скромной и болезненной. При этом Александра (для домашних – Адини) слыла обаятельной душечкой. Царевна увлекалась рисование и вокалом, проявляя незаурядные способности. Она по любви вышла замуж за принца Гессен-Кассельского, но недолго длилось то счастье – слабенькая Адини умерла при рождении ребенка, прожившего всего час. Это было страшным ударом для отца-императора. На полотне Брюллова ангел возносит молодую женщину в райский поток света – она более не принадлежит сему миру.
Ярка и празднична картина «Царскосельская карусель», написанная французом Орасом Верне по заказу Николая I. Карусель – это вовсе не аттракцион, а конная военная игра, затеявшаяся в эпоху Возрождения – карусель включала парадную выездку, показательные выступления всадников и даже конные балеты. Николай I, обожавший помпу и маскарады, устроил в Царском Селе феерическое действо. В группе всадников, облачённых в ренессансные костюмы, легко узнать членов большой императорской семьи, причём Николай I одет в подлинный доспех, составлявший гордость его коллекции.
На выставке – множество портретов. Здесь и Пётр Великий с маршальским жезлом, и его дочь – пышная Елизавета, вся в бриллиантах, и Екатерина II, прозванная Минервою Севера. Чудесны виды Царского Села, запечатлённые в XVIII веке. Рядом - шедевры старых мастеров, собранные по всей Европе – светлоликие мадонны, фламандские натюрморты, итальянские пейзажи. Есть и необычные изображения – допустим, портрет …собаки. Это – борзая, подаренная Григорием Орловым своей коронованной любовнице. Заказ был сделан Иоганну Грооту – виднейшему анималисту (не путать с Георгом Гроотом, писавшим «персоны» цариц и вельмож). Автор блестяще передал фактуру – позолоту резьбы дивана, шёлк обивки и – мягкую шерсть собаки. Во всём – ощущение гладкости.
Экспозиция – колоссальна, и, чтобы разглядеть все её нюансы, надо прийти сюда не один раз. Царское Село – средоточие великолепия и тайн, печалей и радостей, торжеств и траурных церемоний. «Все души милых на высоких звездах. / Как хорошо, что некого терять / И можно плакать. Царскосельский воздух / Был создан, чтобы песни повторять», - утверждала Анна Ахматова. Впрочем, сама выставка не настраивает на минорный лад – поэтическая меланхолия нынче не в фаворе.
двойной клик - редактировать галерею
