Дугин Александр. Ежов против Сталина. — М. : Наше Завтра, 2024. — 384 с.
Тема жертв сталинских репрессий ("1937 года" или "большого террора") с хрущёвских времён, то есть вот уже почти 70 лет, является для всех ненавистников советского периода отечественной истории излюбленным коньком, на котором они пытаются "объехать по кривой" все безусловные достижения и победы нашей страны за 1927—1953 годы, представив лидера СССР и ВКП(б)/КПСС Иосифа Виссарионовича Сталина едва ли не воплощением абсолютного Зла, диктатором и тираном, несущим прямую и полную личную ответственность за гибель десятков или (согласно утверждениям особо либеральных источников) даже сотен миллионов людей.
Известный историк Александр Николаевич Дугин, выступающий как автор-составитель указанного издания, опираясь на рассекреченные в последнее время архивные документы и вовсе не идеализируя Сталина как гениального, всезнающего и всемогущего "отца народов", делает попытку раскрыть реальные механизмы сталинских репрессий на их пике, вошедшем в историю как "ежовщина" — по имени наркома внутренних дел СССР с сентября 1936 по ноябрь 1938 года Николая Ивановича Ежова. По авторской версии, Н.И. Ежов умышленно скрывал от Политбюро ЦК ВКП(б) и лично от И.В. Сталина реальные масштабы проводимых под его руководством репрессий — прежде всего в рамках так называемых "массовых операций по национальным контингентам", или "национальных операций", где приговоры, в том числе и смертные, выносились уже не известными "тройками", а так называемыми "двойками" из представителей НКВД и прокуратуры (главой которой в то время был Андрей Януарьевич Вышинский, избежавший каких-либо сталинских репрессий), без участия представителей соответствующих партийных органов, причём сводные итоговые данные по их исполнению Ежовым "наверх" вообще не передавались.
Массовые незаконные репрессии 1937-1938 годов, включая применение высшей меры наказания — вовсе не выдумка, однако реально они проводились в масштабах минимум на порядок меньших, чем это затверженно повторяется либеральными источниками: как отечественными, так и зарубежными, — и более чем вдвое эти реальные масштабы, вызванные острейшей внутри- и внешнеполитической борьбой того времени, были усилены "эксцессом исполнительной власти" в лице Н.И. Ежова. Автор-составитель напрямую не даёт ответа на вопрос, чем был вызван этот доказываемый им при помощи (верифицированных, что важно) документов эксцесс ценой в сотни тысяч человеческих жизней, но подсказкой читателю, приглашённому на роль судьи, может послужить само название книги.
Не меньшее значение имеет и раскрытие А.Н. Дугиным комплекса технологий фальсифицирования отечественной истории (включая вброшенные в архивы со времён Н.С. Хрущёва подложные "документы", в том числе известную "сталинскую шифротелеграмму от 10 января 1939 года, подтверждающую право следственных органов применять методы физического воздействия к арестованным") в рамках непрерывно ведущейся против нашей страны гибридной войны. И действительно, "документы, опубликованные в этой книге, позволяют поставить перед политическим руководством страны вопрос о введении в Концепцию национальной безопасности Российской Федерации отдельного понятийного термина — "историческая безопасность", направленного на активное противодействие антироссийскому информационному терроризму".
"Документы должны, прежде всего, ответить на вопрос, не поднимавшийся ранее в историографии сталинизма: почему общее количество приговорённых в 1937–1938 годах к высшей мере наказания (почти 682 тыс. человек) более чем в два раза превышало лимиты (228 тыс. человек), установленные Политбюро ЦК ВКП(б)?"
Всё, что написано о Сталине, Ежове и их времени, можно сравнить с позициями адвоката и прокурора в судебном заседании, рассматривающем деяния этих исторических фигур. Гневные, обличительные выступления прокурорской стороны создают образы неких вурдалаков, использовавших власть в корыстных целях и стремившихся уничтожить как можно больше своих мнимых или реальных политических противников.
Речи адвокатов в суде рисуют отлакированные, приторные до тошноты фигуры идеальных, никогда не ошибающихся политиков, вынужденных идти, как сейчас принято говорить, на непопулярные меры для достижения неких абстрактных общегосударственных интересов…
Судить о сталинском времени только по репрессиям — всё равно, что судить о деятельности больницы по моргу, т.е. сознательно игнорировать тот факт, что коллектив врачей успешно излечил тысячи больных и продлил им жизнь, и обвинять их только в небольшом проценте умерших из-за каких-то неизбежных ошибок диагнозов и во время операций.
Однако сталинское время в сознании новых поколений наследников Великой Победы 1941–1945 годов неразрывно связано с именем Н.И. Ежова ("маленького Коленьки", как его называли некоторые приближённые), с ежовскими репрессиями.
Человек с "неполным низшим" образованием, как он сам себя называл, находился почти на самой вершине государственной пирамиды, во власти которой оказались судьбы и жизни сотен тысяч наших отцов и матерей, бабушек и дедушек.
Кем же на самом деле был генеральный комиссар государственной безопасности 1 ранга Николай Иванович Ежов, как он относился к своему ремеслу, не тяготился ли он своей "работой"? Верил ли он своему вождю — генеральному секретарю ЦК ВКП(б) Иосифу Виссарионовичу Сталину?
Как известно, руководителем НКВД СССР в 1936 году, после Г. Ягоды, назначается Н.И. Ежов, который и становится одной из центральных фигур организации и проведения уголовно-правовой политики СССР в 1937–1938 годы.
С какими же политическими установками пришёл Ежов в Народный комиссариат внутренних дел? Какие задачи он ставил перед своими новыми подчинёнными не только как их непосредственный начальник, но и как один из действующих секретарей Центрального комитета партии?
Если руководящий партийный орган Советского Союза — Политическое бюро Центрального комитета Всесоюзной коммунистической партии (большевиков), рассматривая предложения местных органов власти, утвердило показатели в 228 тыс. человек по исключительной мере наказания, то кто же мог осмелиться нарушить эти установки и увеличить количество казнённых на несколько сотен тысяч человек?
Первые подозрения в сознательном утаивании от Политбюро информации о масштабах репрессий появились после выявленной в ЦА ФСБ России и опубликованной в 2020 году "Сводки о количестве арестованных и осуждённых за 1936 — июль 1938 гг.".
Сводка объёмом 42 листа двойного формата А4 содержала основные подробные показатели итогов уголовно-правовой политики СССР за 1936 — июль 1938 года, включая и приговорённых к высшей мере наказания.
Но что прежде всего насторожило при детальном изучении этого ранее не публиковавшегося исторического источника?
Сначала была проведена, как говорят профессиональные историки, внутренняя критика данного источника. Выяснилось, что названная сводка была отпечатана в двух экземплярах. Первый экземпляр подписан начальником 1-го специального отдела ГУГБ НКВД СССР И.И. Шапиро и начальником 5-го отделения С.И. Кремнёвым, а утверждена сводка с пометкой "в дело" лично наркомом внутренних дел Н.И. Ежовым…
Археографическая характеристика "Сводки… за 1936 — июль 1938 гг." свидетельствует о том, что она составлялась по поручению Н.И. Ежова, но почему-то не была отправлена в Инстанцию (Политбюро ЦК ВКП(б)). То есть внутренняя критика этого исторического источника не вызвала никаких сомнений в его подлинности.
Хотя, казалось бы, Ежов должен докладывать такой наиважнейший, обобщающий, итоговый материал непосредственно Сталину, а не отправлять его "в дело", то есть в свой личный архив наркома внутренних дел, где он пролежал до наших дней.
Что это: досадная случайность или целенаправленная и хорошо продуманная стратегия Н.И. Ежова по сокрытию от Инстанции подлинных масштабов репрессий 1937–1938 годов? Поэтому и возник естественный вопрос: что именно и по какой причине скрывал Ежов в этой сводке?
Руководство и сотрудники ЦА ФСБ России в ответ на нашу просьбу предложили ещё несколько документов из своих фондов, которые помогли ответить на вопрос о странной "забывчивости" Ежова относительно необходимости своевременно информировать Политбюро о результатах своих "решительных" действий по руководству НКВД СССР.
"ОБЩИЕ ДАННЫЕ о привлечённых и осуждённых органами НКВД СССР за 1937 год
Всего привлечено за 1937 год — 984 022 человека.
1. Данные об осуждённых:
2. Всего осуждено — 860 165 человек, из них по I категории — 392 281 человек, по II категории — 467 774 человека…
Начальник 8-го отдела ГУГБ НКВД СССР Цесарский."
Данный документ свидетельствует о том, что лимиты по высшей мере наказания, утверждённые Политбюро в 1937–1938 годах, оказались значительно превышены ещё к концу 1937 года, когда к высшей мере наказания был приговорён 392 281 человек. Ещё раз напомним читателю: общий лимит по высшей мере наказания за 1937–1938 годы составлял 228 тыс. человек.
Следовательно, уже к концу 1937 года Ежов знал, что не только нарушает партийную дисциплину, но и сознательно совершает тягчайшее, умышленное, уголовно наказуемое преступление, присвоив себе и А.Я. Вышинскому право распоряжаться жизнями десятков, сотен тысяч людей…
Точно таким же способом скрывалась от руководства СССР и лично от Сталина ежемесячная статистическая отчётность НКВД СССР, которая в 1937–1938 годах носила исключительно внутриведомственный характер.
Правом вынесения приговоров о высшей мере наказания, кроме обычных судов, были наделены в 1937–1938 годах местные "тройки" УНКВД, Военная коллегия Верховного Суда СССР и некоторые другие органы, которые действовали на основании постановления ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года и частично положения ст. 102 Конституции СССР 1936 года…
Деятельность "троек", в состав которых входили секретарь партийной организации, руководитель УНКВД и местный прокурор, регламентировалась решениями Политбюро ЦК ВКП(б) и хорошо известным приказом НКВД СССР от 30 июня 1937 года № 00447. Функционирование "троек" находилось под постоянным контролем Политбюро ЦК ВКП(б): на протяжении всего периода массовых репрессий просьбы местных органов власти об увеличении лимитов по первой и второй категориям постоянно рассматривались и утверждались Политбюро.
А теперь перейдём к рассмотрению деятельности так называемых двоек в составе местных руководителей УНКВД и прокуратуры (без представителей партийных организаций) по проведению массовых операций по национальным контингентам, которые определялись приказами НКВД СССР от 25 июля 1937 года № 00439, от 11 августа 1937 года № 00485 и др.
И это третье по счёту, крупнейшее направление репрессивной политики в 1937–1938 годах — "национальные операции" — оказалось, как нам удалось выяснить, вне сферы постоянного внимания и контроля Политбюро ЦК ВКП(б). По крайней мере, местное руководство не обращалось в Инстанцию на постоянной основе и не требовало увеличения и так не существовавших изначально лимитов, как это происходило с реализацией приказа № 00447.
В рамках массовых операций по национальному признаку в регионах с 27 июля 1937 года, как уже отмечено, действовали "двойки" в составе начальника УНКВД и прокурора республик (краёв, областей), а в центре существовала "Большая двойка", именуемая Комиссией НКВД СССР и Прокуратуры СССР, в составе Н.И. Ежова и А.Я. Вышинского.
В так называемом альбомном порядке с 25 августа 1937 года по 5 сентября 1938 года, согласно данным О.Б. Мозохина, рассмотрены дела на 221 565 человек, из них расстреляно 174 703 человека…
17 сентября 1938 года приказ НКВД СССР № 0060633 отменил деятельность "двоек", а их функции передал "Особым тройкам" (куда, кроме представителей УНКВД и прокуратуры, вновь вошли представители региональных партийных организаций).
Естественно, кроме внутренней источниковедческой критики анализируемых источников следовало, как и положено правилами внешней критики архивных документов, проверить возможность наличия подобных статистических источников нашего фондообразователя (НКВД СССР), которые могли отложиться в других архивах: ГА РФ, РГАСПИ И РГАНИ. Разумеется, такие значительные по объёму исследования, в том числе и по закрытым пока фондам, не могли быть проведены только одним исследователем. И поэтому было решено обратиться за методической помощью в аппарат Федерального архивного агентства (Росархива).
С огромной благодарностью в адрес Росархива отметим, что обобщающие статистические результаты деятельности "троек", "двоек" и "специальных троек" по вынесению приговоров в 1937–1938 годах являлись, как нам было подтверждено Федеральным архивным агентством (сообщения из Росархива от 3 марта 2021 г. № 3/Д-219, от 30 ноября 2021 г. № З/Д-219 и от 3 февраля 2023 г.№ Р/Д-1), внутриведомственной информацией НКВД СССР и не поступали в Политбюро ЦК ВКП(б).
Таким образом, представляется, что наша версия о сознательной, хорошо продуманной политике Ежова по сокрытию от Политбюро ЦК ВКП(б) и лично Сталина статистических показателей уголовно-правовой политики НКВД в 1936–1938 годах, подтверждённая внутренней и внешней критикой архивных источников, может считаться верифицированной…
Сводные справки в Политбюро и Сталину не направлялись: в Инстанцию докладывались только приговоры Военной коллегии Верховного Суда СССР и верховных судов союзных республик по крупным политическим и военным фигурантам того времени.
То есть вождь и представить себе не мог, что количество расстрелянных измеряется не десятками, а уже сотнями тысяч человек: с 1936-го по 1 июля 1938 года, по "Сводке…", спрятанной Ежовым в его личном архиве, к расстрелу было приговорено 556 259 человек.
Всего же до 15 ноября 1938 года, как уже отмечалось, расстреляно свыше 681 тыс. человек…
Ещё раз напомним о лимитах по высшей мере наказания, согласованных с Политбюро: 228 000 человек и 44 161 человек, приговорённых к ВМН Военной коллегией Верховного Суда СССР и другими судами.
В "Сводке… за 1936–1938 гг." наше внимание привлекли два раздела: "Сравнительные данные об арестованных" (раздел "Б" — "Арестованные в порядке приказов № 00485 и № 00593" и раздел "В" — "Количество осуждённых… в порядке приказа № 00447 и других приказов").
Согласно этим данным, по национальным операциям (раздел "Массовые операции") к уголовной ответственности за 1936 — июль 1938 года было привлечено 357 227 человек, из которых 154 340 расстреляны.
Таким образом, наши данные, опубликованные в 2020 году, фактически совпали с цифровыми показателями "альбомных списков" по национальным операциям, приведёнными ранее доктором исторических наук О.Б. Мозохиным…
В соответствии с ежовскими приказами местные органы (прокуратура и УНКВД) должны были регулярно, один раз в пять-семь дней, представлять в центральный аппарат НКВД так называемые альбомные справки на выявленных шпионов.
Справки назывались альбомными, судя по всему, из-за их своеобразного оформления: материалы на каждого обвиняемого в шпионаже печатались на листах обычного формата А4, но подшивались в сводную папку того или иного УНКВД не в вертикальном, а в горизонтальном положении. Так было удобнее: каждая из страниц складывалась вдвое, графически делилась на три столбца: первый — анкетные данные обвиняемого, второй — краткое изложение обвинений и третий — предлагаемая мера наказания. Для решения судьбы каждого подозреваемого в шпионаже хватало одной-двух страниц…
Подобные альбомные справки поступали в Москву с конца июля 1937 года в НКВД СССР (Н.И. Ежову) из всех республик, краёв и областей страны.
И что же было дальше? Казалось бы, в соответствии с решением Политбюро от 20 июля 1937 года Ежов был обязан ежедневно докладывать итоговую информацию о ходе национальных операций.
Однако ничего подобного не произошло: в 3-м отделе ГУГБ НКВД СССР была создана специальная рабочая группа сотрудников, которой было поручено обрабатывать эти справки и готовить по ним итоговые протоколы для "Большой двойки" — Комиссии НКВД СССР и Прокуратуры СССР в составе Н.И. Ежова и А.Я. Вышинского, а затем, после подписания, минуя Инстанцию, сразу же отправлять на места — для приведения приговоров в исполнение…
Так был запущен тщательно скрываемый от Инстанции механизм репрессий по национальному признаку.
В общей сложности Ежов и Вышинский подписали, по данным С.В. Кривенко и С.Б. Прудовского, более 3,5 тыс. протоколов о приговорах к высшей мере наказания или лишении свободы при массовых операциях по национальным контингентам. И ни об одном из этих протоколов не было доложено, как того требовал протокол заседания Политбюро от 20 июля 1937 года № 51, в Центральный комитет партии…
Можно считать доказанным, что по меньшей мере 247 137 человек были приговорены к высшей мере наказания в обход всех существовавших в то время норм уголовно-правовой политики и вопреки решению Политбюро от 20 июля 1937 года.
Окончательный ответ на поставленный вопрос — сколько же арестованных в 1937–1938 годы были лишены жизни только персональными решениями Н.И. Ежова и А.Я. Вышинского, без согласования с Политбюро ЦК ВКП(б), — будет, вероятно, получен после рассекречивания 331 архивного дела (РГАНИ, фонд № 3, опись 58), документов, находящихся пока в Архиве Президента РФ, и новых материалов фондов ЦА ФСБ России.
Изучение сталинского периода советской истории уже давно вышло за пределы чисто научной проблематики и превратилось в мощное антисоветское и антироссийское террористическое оружие в реальной гибридной войне совершенно определённых государственных и коммерческих (как в России, так и за рубежом) организаций, а также целого отряда историков, которые решают, подчас достаточно успешно, совершенно очевидные политические задачи сегодняшнего дня.
Что объединяет эти силы?
Приведём в качестве характерного примера эпиграф из высказываний Александра Эткинда, которым начинает своё многостраничное, но малосодержательное сочинение Энн Эпплбаум (Эпплбаум Э. ГУЛАГ. — М. : АСТ, 2015): "Эта книга рассказывает обо всём ужасе советского прошлого, о котором надо помнить, как бы ни было ужасно постсоветское настоящее".
То есть, по их мнению, сегодняшний российский день плох по определению, но успокаивает только одно: вчерашний, советский, был ещё хуже. Вот такая простенькая, незатейливая мысль и объединяет эти хорошо оплачиваемые ряды "учёных с мировыми именами". Вот такой политический тренд. Вот такой вектор получения гарантированно грантированной финансовой антироссийской поддержки.
Думается, что от такого направляющего, звонкого и кричащего девиза не смогут отказаться, даже если бы им этого и очень захотелось, ни Б.С. Илизаров, ни Р.А. Медведев, ни Н.В. Петров, ни Э.С. Радзинский, ни О.В. Хлевнюк, ни многие другие (в алфавитном порядке) отечественные и зарубежные авторы. Книги, как известно, не горят…
А каковы же способы достижения конечной цели этой многочисленной колонны "россиеведов"? Они так же просты и незамысловаты, как и их цели.
Главный из них: забыть один из важнейших принципов исторической науки — объективность и никогда о нём не вспоминать.
Второй способ — умолчание. Умолчание о неудобных фактах, не укладывающихся в их концепцию "Сталин — кровавый маньяк и убийца", "Сталин — единственный виновник трагических событий 1937–1938 годов" и т. д.
Назовём и ещё один, третий, способ их действий: крайне агрессивное неприятие мнений и доводов оппонентов, среди которых немало профессионалов высочайшего уровня с действительно мировыми именами: назовём прежде всего докторов исторических наук Ю.Н. Жукова, О.Б. Мозохина, А.В. Сахарова, Н.Ф. Бугая, И.Я. Фроянова, писателя И.И. Чигирина, политика и публициста В.Н. Шведа.
Идёт война священная, священная война…
Идёт война священная за наши с вами умы, за реанимацию нашей исковерканной памяти, за память наших потомков. Узнают ли эти потомки правду о нашей жизни, жизни наших отцов, матерей?..
Как могло случиться, что даже в День нашей Великой Победы в центре Москвы стеснительно драпируют Мавзолей Ленина — историческое здание, рядом с которым проходил военный парад 7 ноября 1941 года, где советское руководство, спустя почти четыре года после начала величайшей войны, принимало Парад Победителей в 1945 году?
И как же понимать в таком случае призывы некоторых представителей нашей современной политической элиты считать современную Россию преемницей истории имперской России и Советского Союза?
Может быть, настало время объединяться во имя возвращения поруганной коллективным Западом подлинной правды о нашем почти потерянном и извращённом навязанным беспамятством прошлом, во имя нашего общего будущего?
Может быть, Национальный центр исторической памяти по главе с Е.П. Малышевой, об открытии которого недавно объявил В.В. Путин, заинтересует правда обо всей нашей истории, а не только героические годы Великой Отечественной войны?
Может быть, не случайно В.В. Путин в начале 2024 года пообещал назвать очередной атомный ледокол именем Сталина?
Борьба за наше прошлое ради нашего будущего должна продолжиться!
двойной клик - редактировать изображение