Чудесно проплывёт, словно покачиваясь над миром, «Бригантина» мечты и конкретики, юношеского романтизма и вполне зрелого поэтического мастерства:
Надоело говорить и спорить,
И любить усталые глаза...
В флибустьерском дальнем море
Бригантина подымает паруса...
Капитан, обветренный, как скалы,
Вышел в море, не дождавшись нас...
На прощанье подымай бокалы
Золотого терпкого вина.
Жизнь, оборванная войной: в 1942 году Павел Коган, возглавляя разведгруппу, попал в перестрелку, в которой был убит…
Бригантина его осталась качаться на волнах вечности: как, впрочем, и другие созвучия, просвеченные романтизмом и… трепетом: чувств, жизни: строчки - словно флажки на онтологическом ветру:
Быть может, мы с тобой грубы.
Быть может, это детский пыл...
Я понимал — нельзя забыть,
И, видишь, все–таки забыл.
Но слов презрительных чуть–чуть,
Но зло закушенной губы,
Как ни твердил себе — «забудь!»,
Как видишь, я не смог забыть.
Он стремился вложить, как можно больше в каждую строку: словно предчувствовал собственную гибель, и, понимая, что с пулей не договоришься, стремился – на пределе возможностей – договориться в вечностью:
В этих строках все: и что мечталось
И что плакалось и снилось мне,
Голубая майская усталость,
Ласковые песни о весне,
Дым, тоска, мечта и голубая
Даль, зовущая в далекий путь,
Девочка (до боли дорогая,
До того, что хочется вздохнуть).
Молодость логично плещет в его стихах: иначе быть не могло…
Молодость рассыпается порой искрами необычного напряжения: точно: пережил куда больше, чем тот возраст, когда писалось…
Его наследие ярко: и самородных камней-откровений, разбросанных по строчках, достаточно: чтобы удивить…
