О неожиданной и порою парадоксальной связи декабристов, чей 200-летний юбилей мы отмечали совсем недавно, и северного, сибирского буддизма, я попытался рассказать в эссе «Декабристский Будда». Бурный и не всегда чистый поток неудавшейся военной революции, потерпевшей поражение в Петербурге и на Украине, нашёл себе успокоение в суровом и неизведанном мире Сибири, где одновременно верили в Будду Гаутаму и великого «Белого царя Запада». Что же представлял собою этот так называемый «северный буддизм», первыми бытописателями и исследователями которого стали сосланные участники декабрьского восстания?
Капища и кумирни
Первые дацаны (буддийские храмы) появились в Российской империи в XVIII столетии, когда буддийское вероучение стало проникать из Тибета и Монголии в отдалённые провинции «переоснованного» императором Петром I государства. На холодных сибирских пространствах, бывших некогда владениями многочисленных потомков Чингисхана, они вырастали словно диковинные заморские цветы, занесённые сюда прихотливым ветром прямиком из Древней Индии.
Само слово «дацан» далеко не сразу прижилось в русском языке — на языке тех столетий буддийские храмы именовались, в основном, «капищами» и «кумирнями». О том, что атмосфера этих «кумирен» была близка к древнеиндийской, свидетельствовали отважные путешественники, добиравшиеся сюда из Петербурга, из самого сердца молодой империи, и застывавшие в изумлении перед этим чудом сибирской архитектуры, где осанистость купеческого дома и православная ладность нередко сочетались с воздушным очерком по-китайски загнутых кверху крыш и общим буддийским колоритом. Здесь была та же наивная и в то же время огненная, сосредоточенная на глубоком духовном поиске вера, которая господствовала в Индии в начальные века после появления там Будды Шакьямуни. Те же молчаливые ламы, но с раскосыми степными глазами, хранили в своих «капищах» сокровища Дхармы и Сангхи. Судьбы российского буддизма ещё только начинали складываться, и разве что самый прозорливый и учёный лама мог предсказать, через какие испытания, взлёты, падения и нравственные подвиги предстоит пройти этой пышно расцветшей в России ветви тибетской школы Гелуг.
Российская империя, а следом за ней Советский Союз и Российская Федерация пытались вести какой-то учёт дацанов, действовавших в стране, но эта статистика всегда отдавала приблизительностью. Так, в 1741 году, когда имперские канцелярии породили на свет первый официальный указ о российском ламаизме (буддизме — на языке того времени), в Забайкалье насчитывалось «11 ламских капищ и 150 лам». Не исключено, что при этом учитывались только самые заметные «капища», тогда как большинство буддийских святилищ попросту размещались в юртах, были мобильными и кочевали с места на место вместе со своими хозяевами.
В 1753−58 годы предпринимается строительство первого деревянного буддийского храма — Цонгольского (или же Хилгантуйского и Чикойского) дацана, названного «Балдан Брайбунг линг» в честь тибетского монастыря Дрепунг. Впрочем, относительно даты его появления нет единого мнения: так, некоторые источники утверждают, что этот дацан, расположенный в 60 км от Кяхты, на правом берегу реки Чикой, существовал уже в 1741 году и первоначально размещался в войлочной юрте. Первым настоятелем Цонгольского дацана стал уроженец Тибета Агван Пунцок (в другой транскрипции — Агван Пунцук), чьим заместителем являлся будущий первый Пандито Хамбо-лама, глава буддистов Восточной Сибири Дамба Даржа Заяев.
Ещё один из ранних бурятских дацанов возник приблизительно в то же время на Гусином озере и получил, соответственно, наименование Гусиноозерского (или Тамчинского) дацана. Его настоятелями стали представители известной в Бурятии династии Ешижамсуевых, четверо из которых последовательно занимали пост Пандито Хамбо-Ламы начиная с конца XVIII века и вплоть до второй половины XIX-го. Почти на два столетия Тамчинскому дацану суждено было стать главным соборным храмом буддистов Восточной Сибири.
двойной клик - редактировать изображение
Сталин пообещал: «Подумаем. Дайте время»
Архитектурный стиль бурятских дацанов был чрезвычайно эклектичным: специалисты прослеживают в нем влияние как Китая, Монголии и Тибета, так и черты, свойственные русским православным церквям. Связано это было с тем, что поначалу буддийские храмы возводились русскими зодчими и строителями, привыкшими более к строительству православных соборов, нежели к созданию причудливых и необычных для них «ламайских кумирен». Отсюда — характерные для восточного христианства крестообразная планировка здания, стрельчатые проёмы окон, закруглённые формы фасадов, неожиданно переходящие в коньковую китайскую крышу. Иногда дацаны могли напоминать крепкую старообрядческую избу, срубленную из крупных темных брёвен, с большим количеством лесенок и переходов. Все это формировало ни на что не похожий архитектурный и бытовой почерк сибирского буддизма, дошедший до нас преимущественно через фотографии, рассказы современников и немногочисленные сохранившиеся образцы.
Согласно официальным данным, в 1846 году в Восточной Сибири насчитывалось 34 дацана и 144 сумэ (малых храмов). Спустя девять лет, в 1853 году, это число даже попытались закрепить документально, дабы предотвратить дальнейший рост «капищ» и состоявшего при них ламского сословия. Специальным циркуляром сибирским буддистам было предписано иметь только 34 дацана и 285 штатных лам. При этом строительство новых храмов приостанавливалось и фактически попадало под запрет. Этим и можно объяснить, что на всем протяжении второй половины XIX века число «кумирен» и «капищ» почти не росло, хотя бурятское духовенство, напротив, постоянно увеличивалось. В канун революции 1917 года в Бурятии и Забайкалье числилось более 11 тысяч буддийских священников и 40 дацанов, не считая малых храмов. Совокупная цифра дацанов и сумэ могла практически достигать двух сотен, считают исследователи.
В это же время, к 1915 году, в столице империи завершается возведение Санкт-Петербургского дацана, который становится форпостом влияния северного тибетского буддизма в Европе. Инициатором его создания становится легендарный Агван Доржиев, один из семи учёных лам при Далай-Ламе XIII. Разумеется, 1917-й год значительно корректирует планы Доржиева, уже успевшего получить влияние при дворе Николая II и рассчитывавшего добиться у «Белого царя» протектората Российской империи над Тибетом. После падения монархии основатель петербургского дацана пытается выстроить отношения и с новым большевистским правительством — собственно, с той же целью, а также для укрепления позиций буддизма в новой Советской России. Для этого он неоднократно встречается с видными большевиками, начиная от Владимира Ленина и заканчивая наркомом иностранных дел Георгием Чичериным, который в целом сочувственно относится к его идеям.
Об одной из таких аудиенций у Ленина впоследствии вспоминал Дид-Хамбо Лама Хайдап Галсанов. Эта историческая встреча случилась в 1922 году в присутствии будущего вождя народов Иосифа Сталина, бывшего тогда народным комиссаром по делам национальностей. По всей видимости, Доржиев и Галсанов пытались поставить перед Владимиром Ильичом вопрос о судьбе отечественных буддистов. «Вот он решит, к нему обращайтесь», — указал Ильич на своего соратника со жгучей грузинской внешностью. Сталин флегматично кивнул бурятским ходокам. «Подумаем, — пообещал Иосиф Виссарионович. — Дайте время».
двойной клик - редактировать изображение
«Обнуление» российского буддизма и его возрождение
Время, между тем, было не столь благоприятно к сибирской Сангхе (общине – прим. автора) : если в первой половине 1920-х годов большевики ещё продолжали заигрывать с буддизмом (как с религией национального меньшинства, чьи права они обязались защищать, как только взяли власть), то после смерти Ленина и постепенно перехода от НЭПа к строительству «воинствующего социализма» ситуация кардинально поменялась. Тем не менее, буддийская статистика того периода еще продолжает оставаться позитивной: в 1924−25 годах в СССР насчитывалось 7628 буддийских священников и 44 дацана. В 1928 году — уже 48 дацанов (некоторые исследователи считают, что их число даже перевалило за 50). Однако в 1929 году, как некогда в 1853-м, строительство новых буддийских храмов в Сибири приостанавливается. С этого момента уже можно начинать вести отсчёт утратам.
Репрессии 1930-х годов прошли железным катком по всему российскому буддизму, не оставив в Бурятии ни одного действующего дацана. При известных трагических обстоятельствах подвергся закрытию и Санкт-Петербургский буддийский храм. Большинство петербургских и сибирских лам было арестовано, сослано в лагеря или расстреляно. Разграбленные и осквернённые дацаны лежали в руинах. История российской буддийской Сангхи вернулась к своему началу, как будто и не было двух веков, в течении которых индо-тибетский буддизм успешно осваивал не слишком благоволившие к нему пространства Российской империи.
Но тут началась Великая Отечественная война, неожиданно изменившая положение религии в СССР. Летом 1944 года бывшие буддийские священнослужители, лишённые своих дацанов и самой возможности свободно исповедовать веру, собрались в Улан-Удэ вместе с Хайдапом Галсановым (прошедшим к тому времени через сталинскую ссылку) и обратились к верующим-буддистам с патриотическим воззванием на бурятском языке об оказании материальной помощи Родине и её армии для скорейшей победы над фашизмом. Более 5 тысяч экземпляров этого воззвания было распространено среди бурятского населения в Бурят-Монгольской республике, в Иркутской и Читинской областях, а также в Красноярском крае. Кроме этого, от бурятских буддистов и духовенства в Фонд обороны поступило около полумиллиона рублей. Некоторые ламы лично вносили пожертвования: Тосарунов Чагдур — 70 тысяч рублей, Галсанов Хайдап — 60 тысяч рублей, Дармаев Лубсан-Нима — 34 тысячи рублей плюс 10 тысяч рублей в Фонд помощи детям, Жамьянов Ринчин — 5 тысяч рублей и т. д. Эта помощь вернулась к ним в виде благодарности, выраженной лично Верховным Главнокомандующим Иосифом Сталиным, а также разрешением после долгого перерыва открыть в Бурятии буддийский дацан.
Разрешение касалось дацана, впоследствии получившего имя Иволгинского, — нынешнего центрального храма Буддийской Традиционной Сангхи России (БТСР). Перед этим Хайдап Галсанов, как говорят, лично встретился со Сталиным и напомнил ему об обещании «подумать», тем более, что времени у вождя народов с 1922 года для этого было предостаточно. Ответом ему стало выпущенное в мае 1945 года, всего за неделю до Великой Победы, постановление № 186-ж Совета народных комиссаров Бурят-Монгольской АССР «Об открытии буддийского храма „Хамбинское Сумэ“ в улусе Средняя Иволга». Таким образом, фундамент северного буддизма, практически уничтоженный в предшествующие десятилетия, начал отстраиваться заново.
В настоящее время БТСР включает в себя около 50 действующих храмов, расположенных не только в Бурятии или в Санкт-Петербурге, но и на территории Иркутской и Читинской областей, в Новосибирске, на Ольхоне и пр. Часть будущих дацанов ещё находится в процессе строительства, другие возрождаются из руин.
Главным соборным храмом по праву считается Иволгинский дацан в Улан-Удэ — резиденция действующего XXIV Пандито Хамбо-ламы — Дамбы Аюшеева.
Загл. илл. Чойджан (оракул) в Агинском дацане. Забайкальская обл. Фото С.И. Руденко. 1923 г. Архив А.Т. № 182
