На протяжении последних десяти лет мне не раз приходила в голову мысль: а что думает теперь о России почти что пятнадцать лет молчащий режиссер Йос Стеллинг?
О Стеллинге мне много рассказывал предприниматель и меценат Андрей Болдырев, лично с ним знакомый, неоднократно посещавший его в Утрехте и встречавшийся с ним в Москве на Международном кинофестивале. По его словам Стеллинг - очень тонко чувствующий человек, совсем по-русски открытый – что было для меня откровением, так как его личностные качества до этих рассказов виделись мне в совершенно противоположном ракурсе.
Стеллинг, если кто не знает – автор полтора десятка знаковых фильмов, из которых я особенно выделил бы «Иллюзиониста» и «Стрелочника», в довольно гротесковой форме зафиксировавших существенные противоречия современного западного общества как в сфере общественной, так и частной. Это началась ещё с самого первого его фильма «Марикэн из Неймегена», отмеченного исследованием сатанинских воздействий на то, что Карл Густав Юнг назвал бы коллективным бессознательным.
Более созидательное его творчество 2000-х годов ознаменовано явным дрейфом от форм и тем, привычных для европейской культуры в сторону культуры русской. Результатом стали два фильма, снятые при участии русских продюсеров и русских актеров.
Квинтэссенцией того, как представлялись Стеллингу на тот момент отношения Европы и России стала точно выбранная им и проходящая лейтмотивом через весь фильм «Душка» известная русская песня «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина». Рискуя вызвать насмешку читателей за некоторую примитивность толкования, выскажу всё же напрашивающуюся по поводу содержания этой песни вещь: из двух одушевленных, даже очеловеченных деревьев качающаяся рябина явно должна воплощать теперешнюю Европу, тогда как на роль крепко стоящего могучего дуба с той же очевидностью подходит Россия.
Для тех, кто фильм не смотрел, кратко перескажу сюжет. К нидерландскому сценаристу, одиноко и замкнуто живущему в Утрехте, внезапно приезжает некий чудаковатый, мягко выражаясь, русский гость (если быть точным – это житель Украины, но Стеллингом, скорее всего, на тот момент разница вряд ли осознавалась). Цель приезда его голландец не может установить из-за незнания гостем ни одного языка, кроме своего собственного. Впрочем, избытком говорливости оба героя отнюдь не страдают – черта, являющаяся вообще неотъемлемой частью поэтики Стеллинга, почти во всех в фильмах которого минимум речи, а в «Иллюзионисте» вообще нет ни единого слова. Непонимание уже само по себе раздражает довольно таки целенаправленного голландца. Есть и другие обстоятельства, этому содействующие – их я не буду пересказывать, так как все они определены более мелкими расхождениями на бытовой почве. Из кажущегося мне существенным упомяну ещё вот что: из пространной ретроспекции где-то к середине фильма мы узнаем, что случайное и мимолетное знакомство их произошло на одном из русских, точнее - украинских кинофестивалей, где сценарист на своё счастье или на беду высказал довольно формальное участие к нелепому русскому (буду, всё-таки, называть так явного хохла), и даже имел неосторожность поименовать его другом. Этого оказалось достаточно для неформальной и душевной привязанности, которую тот стал к нему испытывать – и, как оказалось, в очень глубокой форме. А голландец уже после нескольких часов общения с гостем начал испытывать отторжение, которое, тем не менее, он никак не решается высказать напрямую. Результат – прямо таки каторжные страдания, которые вначале приводят хозяина к не очень благовидным поступкам с целью выселения гостя, а далее и вовсе вынуждают к принятию крайне радикальных в его отношении мер, способности к которым раннее он не мог в себе даже и предположить. Не то гость, непринужденно устроившийся в чужой обстановке и даже, по извечному свойству русских людей, пытающийся внести в нее душевную и непринужденную атмосферу. Самое же главное зрителя ожидает в конце фильма, когда хозяину все-таки удается принудить гостя покинуть дом, ибо после его отъезда европейский интеллектуал неожиданно для самого себя начинает испытывать тоску по бомжеватому русскому простаку, более того – обнаруживает в себе незаметно перенятые у него привычки. В результате, не без влияния новых для него чувств, закончив раннее не очень-то ладившийся у него сценарий, он оставляет дом и уезжает в Россию с целью разыскания человека, ставшим ему близким. Там его обманывают местные аборигены и он остается без денег и документов в чужой стране. Последний кадр – блаженное лицо голландца на фоне южнорусского пейзажа и звучащая за кадром песня о качающейся рябине.
Да, ещё одна немаловажная, опущенная мною деталь: одну из обмолвок русского гостя можно было бы понять так, что за время короткого общения с голландцем в России он сумел прочувствовать его одиночество, так что приезд его в Голландию без определенной цели можно воспринять как попытку сочувствия и даже помощи страждущему иностранцу.
Картина, если смотреть её теперь, не лишена некоторых провидческих моментов – ясно каких, в особенности учитывая малороссийское происхождение героя и его стремление любой ценой укорениться на Западе.
Хотя, как ни странно, прототипом героя послужил ленинградский кинокритик Юрий Коненко, его же Стеллинг планировал снять в главной роли, потом решил, что с ней лучше справится Павел Мамонов, но затем в силу разных обстоятельств вынужден был отказаться и от этой затеи. Душку в конечном счете сыграл Сергей Маковецкий, русский актёр, но украинец по происхождению, что в определенной степени символично.
После просмотра фильма нескольким моим знакомым сыгранный им персонаж показался карикатурой. В опровержение я мог бы сказать, что такой же карикатурой представлен и персонаж-европеец. Учтем вдобавок, что оба воплощают скорее представления Стеллинга об антиномиях русского и европейского характеров, нежели характеры живых людей. Но детали, свидетельствующие о вполне достаточной глубине понимания этих по видимости поверхностных и общих представлений очень точны. Например, пощечина, которую дат сценарист осточертевшему Душке, а тот тут же делает попытку подставить другую щёку, но буквально мгновение спустя передумывает и спасается бегством, проявляя при этом изрядную увертливость и прыткость и попутно осуществляя еще и разгром квартиры хозяина.
Снятый вслед за «Душкой» с промежутком в пять лет фильм «Девушка и смерть», опять-таки с участием русских актеров, кажется менее удачным, поскольку в этот раз Стеллинг предпринял попытку исследовании пресловутой «русской души». И, похоже, пошёл на поводу у сложившихся на Западе о ней представлений.
Действие отнесено к эпохе начала ХХ века, отмеченного декадансом во всех видах искусства и искажениями естественных человеческих чувств, где даже любовь не созидание, а разрушение. Весь декадентский набор, приправленный Достоевским, присутствует в фильме, увяданием и усталостью определена вся его эстетика. Естественна на этом фоне история, разыгравшаяся между голландской девушкой, содержанкой богатого графа и русского студента, всколыхнувшего стагнирующую среду захудалого европейского отеля и внесшего в жизнь героини оживляющую струю. В результате в голландке, воспринявшей от своего возлюбленного русскую безоглядность чувств, неожиданно проступают черты русской самоотверженности, тогда как русский носитель этого свойства от него в какой-то момент отрекается.
Нельзя не заметить, что и сюжету, и изобразительному ряду свойственен антураж средневековой сказки вперемежку с реалиями «Идиота» Достоевского: тут и заколдованный замок с заколдованной принцессой, и содержащий её в плену зловещий старик-тролль, и соответствующее окружение в лице его слуг, и сказочный студент-принц, пробующий освободить ее из плена. Особо заявлена чуждость героя среде, в которую из-за очарованности плененной принцессой он вынужден несколько раз возвращаться. Его последнее возвращение сюда уже после разрыва с Элизой (так, не без оглядки на Бетховена, зовут принцессу-содержанку) происходит во время карнавала в один из дней Рождественских празднеств. Отличность героя от среды отражена в иррациональном для западного человека, от которого не отделяет себя и сам Стеллинг, в жесте студента, расшвыривающего кипы выигранных банкнот по гостиной, где происходила игра (проигравшие сразу же, вырывая деньги из рук друг друга, горячечно начинают их собирать), а дальше, что выглядит ещё более иррационально, в отказе от возлюбленной, право на которую после смерти старика никто теперь не собирается оспаривать. После чего он уже навсегда уезжает в Россию. После его отъезда начинается долгое, безнадежное ожидание агонизирующей и разъедаемой чахоточными язвами героини, чье одиночество в опустевшей гостинице разделяет только том стихов Пушкина, оставленный возлюбленным.
И ещё касательно отъезда и смерти. С одной стороны, отречение и отъезд русского лишает умирающую девушку каких бы то ни было надежд на выздоровление. С другой, ожидание его возращения с томом пушкинских стихов, которые, кстати, ввиду перевода их на французский (а именно на нём она их читает), рассуждая трезво, вряд ли бы смог произвести на нее столь сильное впечатления, ибо все переводы русского гения на все без исключения иноземные языки крайне неудачны и присущей подлиннику гениальности не передают ни в малейшей степени, - это безнадёжное ожидание возвышает её дух более чем когда бы то ни было в её жизни. Оно, вернее, рассказ о нём её русской подруги состарившемуся студенту в Москве, инспирирует его покаянное возвращение и соединению с возлюбленной, давно уже умершей и существующей в виде призрачной тени.
Парадоксально, но Пушкин призван режиссёром обнаружить некоторый изъян в виде душевной уравновешенности, присущих персонажам Достоевского, которых, как окажется по ходу действия, не лишен и главный его герой. Пушкинское стихотворение «Я помню чудное мгновенье», неоднократно звучащее в фильме, весьма удачно выявляет в довольно травиальном сюжете трудно уловимые дополнительные смыслы – почти такие же, что и в предыдущем фильме, вся последняя часть которого (после отъезда русского героя на родину) есть не что иное, как экранизация одного из куплетов этой песни о тонкой рябине:
Как бы мне рябине
К дубу перебраться,
Я бы перестала
Гнуться и качаться.
«Девушку и смерть» Стеллинг назвал поклоном русской литературы. Следующим шагом в этом направлении по логике развития от низшего к высшему должен был стать поклон самой русской жизни - если бы дотошного голландец обратился к глубинным русским корням. Это отчасти произошло в его последнем фильме «Танец Наташи», завершённом в прошлом году.
Название фильма отсылает к танцу толстовской Наташи Ростовой, посредством которого неожиданно для её родных сказалась ее русская суть. Новый герой Стеллинга, голландский юноша-аутист, лишившийся родителей в автомобильной катастрофе, по признанию режиссера более всех прежних героев наиболее ему близкий, привязывается к зрелой русской женщине, брошенной богатым мужем и после развода работающей официанткой. В свое время мать говорила ему, что где-то далеко живет балерина, которую он когда-то встретит. Официантка Наташа – бывшая балерина. Ближе к середине фильма происходит их встреча, вдвоем они предпринимают поездку к восточной границе России, в дальний алтайский Рубцовск, к истокам её рода, в дом умершей бабушки.
Для неё всё в прошлом, для него – всё в будущем. Вместе с ней он слушает русскую песню «Журавли», она читает ему стихотворение Симонова «Жди меня», он пытается учить русские слова, в чем вроде бы нет никакой надобности, ведь с возлюбленной он может говорить и на голландском. В его характере и раннее важна была основополагающая для русских людей черта - терпение: он смиренно переносил издевательства и побои ровесников, почти прекратил говорить, готов был молча прожить всю жизнь исключительно в своем внутреннем мире посреди чужих для него людей. Родным языком для него оказался русский. Поездка в Россию открыла для него себя самого, а заодно стала выходом из кризиса для его спутницы.
Загадка, как трудно давшийся и занявший семь лет работы фильм, который Стеллинг вынужден был снимать после почти десятилетнего перерыва вместо России в Германии, он смог всё-таки завершить вопреки русофобской среде, показать на двух фестивалях во враждебных России прибалтийских странах и даже запустить в прокат в Европе, крайне, правда, ограниченный – его показывают, насколько мне известно, всего лишь в нескольких голландских кинотеатрах, два из которых принадлежат самому Стеллингу, и то на вечерних сеансах? Наверное, благодаря упорству, последовательности и убежденности в своей правоте, несмотря ни на какие обстоятельства не изменяющейся любви к России и за счёт этой любви обретшему, будем надеяться, хотя бы на старости лет свою настоящую человеческую суть.
После выхода фильма Стеллинг заявил, что он навсегда прекращает свою кинематографическую карьеру. Он признался, что это самый личный его фильм, чьей задачей было выявление всегда ему присущего и скрываемого от других детского начала. То, что оно смогло быть выраженным через русскую тему – очень символично. Мысль о человеке, родившемся и выросшем в Европе, но в полноте могущем обрести себя только в России, выжить за счёт русского мировоззрения, думается, в самом ближайшем будущем может стать наиважнейшей для Европы. Стеллинг – один из немногих, кто во многом наивно, но весьма последовательно проводит её на протяжении последних двадцати лет, пытаясь понять, что есть истинная Россия и на основе этого понимания нащупать хоть какие-то возможности взаимодействия с ней Европы.
