Зеркало

В соавторстве с Сергеем Саханским

Зададимся вопросом — что самое ценное в обиходной утвари наших квартир? Можно ли обойтись, к примеру, без шифоньера, газовой плиты, холодильника, телевизора? Авторы родились в то время когда многого из того к чему мы привыкли сегодня еще не было. Даже в городских трехэтажных домах сталинской постройки еду готовили на керосинках либо на дровяных печах встроенных в кухню. Далеко не у всех были холодильники, что было легко заметить с поздней осени по весну по вывешенным за окна сеткам с продуктами. Телевизор тоже был не в каждой квартире, соседи приходили в гости, чтобы посмотреть футбольный матч или польский сериал «Ставка больше чем жизнь», хотя отсутствие телевизора было уже редкостью. Один из авторов жил некоторое время в деревне, куда по распределению попал его отец, работая врачом. На улице, где стоял его дом еще не был проведен свет и он знает что такое керосиновая лампа... Все конечно быстро менялось и к семидесятым годам ХХ-го века такого уже было не увидеть. Появляется центральное отопление, газ, однако находились люди жившие без многих благ цивилизации. И тогда некоторые выпивохи умудрялись пропивать кровати и спать на полу. Но вот без чего действительно никто не мог обойтись, так это без зеркала.

Речь в этой статье пойдёт о зеркале, которое изменило мировоззрение, культуру и поведение человека и далеко не в лучшую сторону. Мы даже не можем отдать себе отчёт, насколько этот предмет не бытовой, сколько в нём мистичности и тайн. Мы смотримся в него не выходя из дома, мы смотрим в него, когда бреемся, и не доверяем собственным ощущениям, не увидев воочию насколько чисто мы выбриты. Женщины каждое утро смотрятся в него, делая макияж или укладывая прическу.

Именно зеркало — предмет, без которого сегодняшний человек практически не обходится в бытовом плане, но как мы попытаемся показать не только. Все представления человека о мире «вытекают» из зеркала, именно в нём отражается человеческое эго, именно через представление о себе, о своей уникальности, несхожести с другими, о своей красоте или некрасивости человек начал видеть мир по другому, совсем не так как в эпоху когда зеркал не было. Именно с этим авторы хотят разобраться. Как изменилось представление человека о мире и что изменилось в нём, когда он впервые посмотрел в зеркало.

Вообще, отсутствие зеркала в истории человечества — это слишком громко сказано и сказано неверно. Существование зеркал мы знаем с эпохи Бронзового века. Медные, металлические, обсидиановые зеркала, они существовали очень давно. Но собственно образа полностью передающего облик человека они не отображали. Отобразить его полностью не получалось, постоянно чего то не хватало - то контрастности, то четкости, то цветности или всего вмести. Конечно, существовала еще водная гладь в которой можно увидеть свое отображение. Даже использовались специальные тазики с водой, чтобы женщина смогла взглянуть на себя. Но психологический эффект от этого был несколько другой, нежели от знакомого нам зеркала: водная рябь, глубина изображения, прозрачность его создавала не тот эффект, он представлялся больше мистическим чем натуральным. Некая эфемерность самого понятия «вода» (нечто неоформленное, не организуемое, неустойчивое), её изменчивость, непостоянство приводило больше к мистическому страху, чем к физическому пониманию собственного эго как образа.

Давайте теперь рассмотрим ситуацию, в которой нет зеркал и человек никуда не смотрится. Как такой человек оценивает мир и других людей видя их образы но не видя при этом себя? Вольно или невольно человек в этом случае оценивает себя через других, через те образы, которые создаются его сознанием не с него. Конечно, есть исключения, элита Рима могла бы обходиться и без зеркал, она в любом случае оценивала мир через себя: проснулся Император Август, неважно, что на его лице появились морщины и кожа покраснела с возрастом... Ведь рядом стоит его бюст и он знает, что это он и он такой как изображает его образ на бюсте. Над ним нет времени. Но его самооценка уже является некой внутренней ошибкой.

А что происходит с другими людьми, ни разу не смотревшими в зеркала? Они видят мир наводненный людьми, непохожими друг на друга, но имеющих образ, наполненный эмоциями и чувствами, так или иначе отражающимися на лице. Поэтому мир такой человек оценивал не включая в него свой образ. Его оценка была, скажем так, более объемной, более духовной. Неизбежно она (оценка) проходила через нравственные понятия человека, прежде всего через восприятие эмоций на чужом образе, без сопоставления со своим. Это было чистое восприятие мира заключенное в том, что этот мир не заканчивается образностью, он более глубок. Нет собственного образа. Он (образ) своими корнями уходит в мир невидимый, находящийся за пределами человеческих ощущений. Именно у такого человека религиозное мышление и религиозное сознание было гораздо глубже чем у человека сегодняшнего.

Следующее обстоятельство на которое необходимо обратить внимание в проблеме зеркала — это его внутреннее противостояние иконе. Икона — это изображение с обязательной обратной перспективой, позволяющей человеку «войти» в пространство иконы, что позволяло иметь сакральную связь с изображением на иконе, понимать полноту и глубину мира в том смысле, что он — мир не ограничивается восприятием только через образ и образность, для понимания мира не достаточно только органов чувств. Павел Флоренский писал, что икона — это телефон, связывающий нас с жителями неба, связывает нас с людьми, стоящими гораздо ближе чем мы к Богу.

Зеркало же наоборот усиливает чувство материального бытия. Собственным явленным изображением отсекает нас от восприятия собственной души и Духа. Зеркало становится предвестником появления человека потребления.

Необходимо сделать одно пояснение. Авторы этой статьи не игнорируют все остальные движущие силы исторического процесса, которые описаны вне «влияния» зеркала. Это всего лишь штрих в истории человечества, но немаловажный и требующий изучения. Авторы так же не призывают отказываться от зеркала, так как сами пользуются им каждый день. Однако, тайну зеркала, так как они ее понимают, хочется выразить на бумаге.

Из выше изложенных пояснений вытекает и позиция церкви, так долго противившейся распространению зеркал и налагавшая свои запреты на всматривание в свой образ еще в далекие времена Римской Империи. Запрет церкви не исходил из какой-то конкурентной борьбы с магией, колдовством и языческими культами, хотя и это имело место быть. Основная причина лежала в свете вышеизложенных рассуждений. Тёмные Века человеческой истории наверное потому и темные, потому что в них было запрещено зеркало и всё, что с ним связано. Однако, по нашему мнению, эта эпоха одна из самых светлых эпох человечества. Так как это были века внутреннего духовного мира в Христианстве. Конечно, все относительно, это время и Вселенских соборов, где шла борьба с ересями. Христианский мир начал разрушаться не по «вине» зеркала, но имено одним из продуктов разрушения Христианства было явление зеркала, так как оно его ускорило. Ускорило разрушение и христианского мировоззрении, заодно и Средневекового мира.

Происходило разрушение по причине того, что Христианство это крайне эгоистическая религия, но эгоистическая духовно. Для спасения личной души самым эгоистическим образом человек мог отказаться от друзей, знакомых, иных связей, даже от собственных удовольствий. В противном случае Христос дал бы нам заповедь - «Возлюби себя, как ближнего своего», но Он сказал наоборот. Через зеркало этому духовному эгоизму был противопоставлен антропологический эгоизм — эгоизм тела. Именно это дало толчок гуманистическому мировоззрению, где человек вытеснив из центра мироздания Христа, поставил на Его место себя, как высшую ценность. Шло это вытеснение вместе с развитием зеркального производства, в чем авторы усматривают связь. Поэтому важно рассмотреть развитие зеркального производства.

Начать надо не с того места, где оно было непосредственно изобретено (это территория современных Бельгии и Германии и т.н. Больших Нидерландов), а со Священной Республики Венеция. Последняя оставила нам очень много загадок своей истории. Будучи составной частью Константинопольской (Римской) Империи она способствовала ограблению собственной столицы- это напоминает ограбление сыном собственного отца. В Константинополе хранилась подавляющая часть золота всего Христианского мира (это отдельная история), после разграбления Константинополя половина из награбленного досталась Венеции. Но вот куда это золото девалось дальше исторически не совсем понятно. Попытка объяснения тем, что все переехало в Англию тоже создает очень много вопросов, на которые нет ответа. Хотя бы по той причине, что основными банкирами Европы были банковские дома вне Венеции, хотя бесспорно, в банковском деле она всегда имела вес. И, похоже, имела вес не совсем равный с другими банкирскими домами Италии, позже Испании, Португалии и Германии. Именно эти банкирские дома переедут в XVII-м веке в Англию. Венеция имела что-то больше чем просто деньги. Фактически с XIV-го века Венеция отличается одним — она начинает изготавливать зеркала и чуть позже становится центром книгопечатания. Связь между этими двумя направлениями деятельности кажется невнятной, но при ближайшем рассмотрении мы видим ряд точек соприкосновения.

Начнём с зеркала. Венецианцы очень тщательно хранили тайну производства зеркал, это был важный источник их дохода. Стоимость зеркала могла равняться стоимости корабля, доходить до стоимости небольшого средневекового замка. И первыми кто мог купить зеркала — это были монархи и их приближенные. Что происходило с ними? А происходило изменение мышления. Они неизбежно начинали отличаться от тех людей, которые зеркалами не обладали. Психологически это было что-то по типу тайного общества. Но тайное общество требовало некоторых условий. Тайным, общество становится, когда есть нравственная граница между тайным обществом и, собственно говоря, остальным обществом. Если нет нравственного градиента, то и таиться не зачем. В тайные общества люди входили через совершение поступков, которые нравственно осуждались остальным обществом. Так, например, чтобы войти в закрытый круг тамплиеров, круг второго уровня, использовалось два греховных поступка — это содомия и осквернение Распятия. Все это позволяло человеку выйти за рамки морали того времени стать «надчеловеком». Но это же накладывало на члена ряд внутренних обязательств в ордене, которые так или иначе лишали орден возможности иметь на то время государственную власть. А с зеркалом этого ничего не требовалось. Да, конечно изменение сознания происходило куда как медленнее, чем в ордене, но происходило тоже в нравственном плане. Усиление эгоизма "со всеми вытекающими" последствиями. Казалось, что зеркало это обыкновенная забава, но она начала разделять людей внутри общества, без всяких тайных интриг и связей. Наверное, так бы все и осталось до тех пор когда монархи и их приближенные довели бы себя до неприемлемого для общества состояния эгоизма, что в конце концов и произойдет, но не так быстро, но очень разрушительно.

Разрушение происходило не быстро: так как венецианцы, а потом и французы, укравшие у них секрет, стали выпускать зеркала в ещё больших масштабах. Постепенно, в зависимости от зажиточности того или иного человека, заполняя слои общества зеркальным изображением телесного эго. В XVII-м веке зеркала в своих домах уже имели зажиточные крестьяне. И к ним ходили соседи, как в нашей стране в 50-х — 60-х годах прошлого века друзья и знакомые приходили смотреть телевизор, так и в те годы соседи, друзья и знакомые приходили посмотреться в зеркало. Очень характерным примером в этом смысле являться Российское царство и Российская Империя, где очень ярко отразилась «зеркальная проблема». Зеркала до Петра I были под запретом. И только с приходом Петра у нас в стране начинается зеркальный бум. Окончательно он проявится в правление Екатерины Великой в тот самый «Золотой век» дворянства.

А вот до «Золотого века» проявилось то самое культурологическое различие элит, которое было в немалой степени порождено более глубоким европейским «освоением» зеркала. Разрыв русской и немецкой (европейской) психологии был окончательным и бесповоротным. Этот разрыв начался еще при церковном расколе 1054 года, но оформился окончательно как цивилизационный, в середине XVIII-го века. Приглашенные в Россию немцы, такие как управляющий Бирон, или академики Миллер, Шлицер, абсолютно не понимали самосознания русской элиты, не говоря об горожанах и крестьянах. Общество было ещё открытым, как когда то в Европе, и ему не хватало той эгоистичности, которой уже был пронизан Запад. Зеркало в этом сыграло немаловажную, очень существенную роль. Русское дворянство, и в том числе благодаря зеркалу, отделялось от своей русскости и от своей «тягловости» (по Ключевскому), став к концу правления Екатерины обыкновенными рабовладельцами. Сознание русской элиты того времени не справилась с «зеркальным вызовом», отчаянно пытаясь быть похожей на западную элиту, основным инструментом определения схожести с ней выбрали имено зеркало. В этом желании схожести через зеркальный эгоизм, очень быстро приобрела черты крайнего пренебрежения к своему народу.

Чего стоят, например, слова Андрея Болконского Пьеру Безухову в романе Л.Н. Толстого «Война и мир»: «...ты хочешь вывести его, — сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, — из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье — есть счастье животное, а ты его-то хочешь лишить его». И несколько ниже «... Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде». (2 том, глава 11).

Мы не спроста заговорили о литературе. В какой-то момент зеркало и литература соединились между собой и окончательно изменили человека. Но прежде чем поговорить о точке в которой они пересеклись мы должны поговорить о том, как христиане переживали время в Раннем Средневековье, и что было вообще для христиан понятие времени. Это важно для поставленной задачи.

Время в некотором плане представляет собой разрыв Вечности, (по воле Бога) видимый нам как расстояние между двумя событиями. По христианским понятиям оно начало существовать после 12-ти часов Первого Дня Творения и должно закончится перед началом Восьмого Дня, перед Страшным Судом. Так же важно знать, как в Христианской традиции происходит течение времени. Время течёт в обратную сторону: от Страшного Суда до 12-го часа Первого Дня (кому интересно это обстоятельство, авторы отсылают к классическим лекциям профессора Ужанкова о времени). Ветер времени бьёт нам в лицо, а не в спину, он срывает с нас детские зубы и молочно-розовую младенческую кожу, потом уничтожает «одежды» юности и зрелости. И после оставляет нас стариками в ожидании этой самой Вечности Восьмого Дня. Поэтому в христианском сознании будущего как такового нет. Будущее начнется в Восьмом Дне, а всё остальное — предбудущее. У Христианского времени есть ещё одно направление течения — вертикальное снизу вверх, из Мира Дольнего в Мир Горний, позволяя нам врастать в Ангельские Сферы. Например, Святые или благочестивые монахи могли вообще отказываться от «горизонтального» потока времени.

Изменению течения потока времени на противоположное, в сознании человека, послужила встреча зеркала и средневекового романа. Как уже говорилось время в «горизонтальной» плоскости текло от Страшного Суда до Первого Дня Творения. Из этого вытекает, что причинно-следственные каузальные задачи не выбирались человеком, а ставились перед ним Божественным Провидением. А в «вертикальном» направлении время текло из Мира Дольнего в Мир Горний. То есть для средневекового человека время было объемным: это происходило, потому что сознание человека рассматривало себя как целостность его Духа, его Души и его Тела. Он мог выстроить себя в этой сетке координат, познавая себя через борьбу с собственными грехами. А это и есть настояний путь познания...

Все изменилось когда зеркало столкнулось с романом. Но до этого сам роман претерпел некоторые изменения. Христианским «романом» по жанру и форме, но не по сути, можно считать Жития Святых. Именно эти романы вызывали в человеке стремление к подражанию Святым. Что давало путь к сохранению себя во времени как христианина. Всё поменялось в Великий церковный раскол. В первую очередь начало меняться сознание и мировоззрение европейца. Это отчетливо видно по первым романам и романистам, например, таким как Кретьен де Труа. Его романы тоже взывали к подражанию, но к подражанию не духовному, а телесному, к телесному подвигу. Духовное в рыцарском романе отделяется от сакрального. Сакральное у Кретьена де Труа и других авторов, это Чаша Грааля, которая теряется в неведомых далях и скрыта от грешных людей. Хотя не разглядеть «Чашу Грааля», стоящую на престоле каждого Православного храма — свидетельство серьезного повреждения сознания европейцев. В романе наступает время героев, где все их духовные позывы так или иначе заканчиваются телесными подвигами, они всем своим острием направлены на победу там, где духовность выражается как телесное, видимое и осязаемое. Рыцарский роман переходит в куртуазный роман, они сливаются. Но что-то им мешает стать символом эпохи. Хотя история романа эволюционирует от века к веку. А мешает отсутствие зеркала. Потому что без зеркала возможно только подражание герою, с зеркалом становится возможным отождествление себя с героем. Ведь в романе зрительного образа героя нет, есть только буквы. Да, меняются приоритеты: в 14 лет можно отождествлять себя с Диком Шелтоном из «Черной стрелы», в 16 - с нигилистом Базаровым или с Андреем Болконским. Через роман мир неизбежно приходит к романтизму. Ибо романтизм — это не подражание герою, а отождествление себя с героем. А для этого необходимо увидеть себя в зеркале, глубоко романтически примерить жизнь героя на себя, что неизбежно ведет к изменению христианского мировоззрения. Эгоизм личности во внутреннем диалоге и мечтательности начинает превалировать над реальными оценками мира. Как пример — Пушкин: смерть героя «Онегина» романтика Ленского порождает неизбежную трагическую смерть поэта на дуэли. Потому что Пушкин — романтик Ленский погибает от выстрела Пушкина — реалиста Онегина, как Каин (Каин - Наследие с древнееврейского) убивает своего родного брата Авеля (Авель — с древнееврейского Мечта). как объективная реальность уничтожает субъективный романтизм и это превращается в настоящую трагедию. Ибо романтизм не может адекватно оценить реальность, он порабощен собственной мечтательностью, порожденной союзом зеркала и романа. Рождается одномерный мир. В котором нет места Миру Горнему. Этот мир уже не переживается. И время в сознании человека начинает течь в другую сторону, становится каузальным. Ибо невозможно представить себе задачи приходящие из будущего через «Романное бытие».

Человек окончательно становится центральной фигурой и центральным смыслом бытия. Ибо время уже исходит из него, из его собственных понятий и смыслов. Он начинает пользоваться временем, как будущим, сам определяя свои задачи и поступки. Казалось бы, что человечество еще может придумать... Поставлена жирная точка в развитии человеческого мировоззрения, которая выражается фразой - «Бог умер! Мы его убили - вы и я!».

Но на историческую сцену выходит кинематограф. Тот вид искусства который окончательно меняет человека. Ленин знал что говорил, когда сказал, что важнейшим из искусств для нас является кино. Выразительность кинематографа, его относительная краткость в передаче чувств, эмоций и информации, рождающая в некотором смысле ленность ума, приводит человека к новому осмыслению и сознанию себя. Зеркало в присутсвии кинематографа меняет свою функцию в осмыслении человеком себя. Человек, живуший кинематографом, неожиданно утрачивает функции личности и превращается в копию. Он начинает отождествлять себя не с главным героем рассказанной истории, а с его образом, сыгранным актером. Он уже не мыслит себя в образе того или иного литературного героя. У него уже есть телесный образ этого героя. Образ — фантом, копия с копии, тень с тени, если говорить в рамках греческой философии. Сколько женщин удаляло себе по два ребра, чтобы их фигура была как у Греты Гарбо... Сколько людей сделало себе прически под Элвиса Пресли... Сколько мужчин пошло в атлетические залы, чтобы быть похожими на Арнольда Шварценеггера.

Внутри человека появляется идол, идол которому начинает поклоняться его эго. Собственное «я» вытесняется на периферию. Та же мода становится на поддержанием собственного эго, а становится смыслом схожести с созданным идолом. Зеркало становится объектом нового восприятия реальности — подгонки себя под созданного идола. Кино рождает некоторую беспечность: сознание в этой кинематографической культуре становится пластилином, заменяя идолов на идолов в сознании человека из него уже можно лепить заданные не человеком образы поведения и поступков. Человек становится управляемым и прогнозируемым.

Как будет развиваться история далее мы судить не берёмся, но она будет развиваться не в лучшую сторону для человечества. Но в истории зеркала здесь мы можем поставить точку. Хотя бы потому что из зеркала на нас смотрит наше изображение, а из монитора компьютера на нас смотрит цифра.

Илл. С. Б. Манюшко «Утро», 1988